Осенний Лис - Дмитрий Скирюк

— Немыслимо! — Граф рухнул в кресло и потряс кулаками. Нацедил из кувшина вина, жадно выпил и сдавил в руке оловянный кубок. Тонкие стенки смялись с легким хрустом. Граф некоторое время молча смотрел на него, затем повернулся к Кришану.

— Расскажи, как это случилось, — потребовал он.

— Никто не знает, мой граф, — холодно ответил тот. — Вчерашним вечером стражники у ворот видели, как сторож подвалов Клошка вышел куда-то из замка, и клянутся, что обратно больше не пришел. А сегодня поутру я сам спустился вниз проверить, и нашел его там связанным и запертым в пустой темнице. А этого рыжего нет. Вот и все.

— Дорого бы я дал, чтоб узнать, как он это проделал! — Граф Цепеш задумался. — Колдовство, не иначе… Что Клошка?

— Приложили его крепко, как только он в темницу вошел. Очнулся после.

— А этот… кто в темнице вместе с ним был; что он сказал?

Кришан пожал плечами:

— Молчит. Говорит, проснулся — ан, а травника-то и нету.

— Врет, собака!

— Может, и врет, — согласился Кришан. — А может, и нет. Цепи там целые так и лежат, даже браслеты нерасклепанные.

— Нет, но каков! — Граф стиснул кулаки, встал и подошел к окну. — Как есть колдун. Что ж… — Он помедлил. — Жаль. А мог бы пригодиться. Так. Клошке плетей и — вон из замка. Тем двум, что спали у ворот, тоже всыпать, чтобы впредь смотрели лучше. Что до травника… Упускать его нельзя. Я сам займусь поимкой.

Кришан молча покачал головой. Поднял взгляд.

— Это может быть опасным, мой граф, — сказал он и покрутил меж пальцами браслет. Камень мерно вспыхивал и гас — малиновое на черном. Некоторое время оба молча смотрели на него, затем Кришан продолжил:

— Кто знает, что за тварь нам попалась. К примеру сказать, что он делал в лесу? Не травы же собирал, в самом деле! Там нехорошее место, у камней, я спрашивал у Варги. Чего ради простому человеку там быть? Нынче в лесу столько снега, что не зная троп, провалишься по пояс. Доверьте это мне. Он не мог уйти далеко — я возьму людей — с десяток, и мы прочешем дороги, а если он подался в лес — пойдем по следам.

— Дело говоришь, — одобрил граф. — Пусть будет так. Бери людей.

Кришан подбросил браслет на ладони. Посмотрел на камень.

— Эту штуку я возьму с собой.

Граф кивнул:

— Поступай, как знаешь.

Покинуть замок оказалось проще, чем думалось травнику — в холодных сумерках у стражей не было охоты выходить к воротам. Горел один лишь факел, два других задуло ветром. Травник прохромал мимо, поднявши выше воротник, махнул рукой в ответ на окрик и двинулся дальше. Кафтан и шапку стражники признали, равно как и хромоту, да на том и успокоились — мыслимое ли дело, чтобы кто-то из пленников сбежать мог?

Ночь была тиха и холодна. Кружился, падал легкий снег. Ущербный месяц вскоре скрыли облака. Травник углубился в лес, оставив в стороне дороги, и шел всю ночь без остановок, лишь у высокой приметной сосны задержался отыскать свой посох, нашел и двинулся дальше лосиными тропками. Кафтан был длинноват и вдобавок безбожно жал под мышками, сапоги же, наоборот, оказались велики. К рассвету лес заметно поредел, а вскоре и вовсе сошел на нет. На горизонте замаячили далекие увалы старых гор. Путник взобрался на пригорок и остановился предохнуть. Он совершенно выбился из сил. Ноги болели, сбитые в кровь. Он долго смотрел на гаснущие огоньки ближних деревень, на лес, стеною вставший за спиной и уходящий вдаль на запад, на башни замка, все еще торчавшие над ним. Навряд ли граф оставит все, как есть, погоня будет — в этом не было сомнений. Тот снег, что шел всю ночь, наверняка собьет собак со следа, но кроме собак ведь есть еще и люди… Куда идти? Кому довериться и как?

Он вздохнул, и вдруг насторожился: показалось, или на самом деле в воздухе потянуло дымом? Он принюхался — нет, не показалось. То был не дым от холодного костра и не гарь лесного пожара, просто — уютный и теплый дымок. Где-то рядом готовили еду.

Беглец помедлил в нерешительности, но в этот миг поблизости совсем уж по-домашнему заблеяла коза, и он, отбросив сомнения, зашагал вниз по склону.

Восточный склон холма был круче остальных. Нога, обутая в чужой сапог, потеряла опору, и путник заскользил, не в силах удержаться, сперва медленно, затем все быстрее и быстрее. Тропы здесь не было. Другой на его месте давно уже свернул бы шею, грохнувшись в кромешной темноте, но рыжий странник двигался легко, как будто днем, с привычной ловкостью орудуя посохом. Слой снега здесь был тоньше, там и сям сквозь ранние проталины желтела жухлая осенняя трава. Нагроможденье серых валунов плавно перешло в неровный каменный уступ. Помедлив, странник замер на краю, вгляделся в ночь и спрыгнул вниз без шороха и шума.

Вход в пещеру он увидел сразу: неровная узкая расщелина — почти что лаз — уходила под темный монолит нависшего карниза. Здесь явно кто-то жил — в щели под пологом мерцала струйка света. Травник протянул руку, нащупал занавес из козьей шкуры и проскользнул вперед, едва его коснувшись.

Тепло — вот первое, что он почувствовал, войдя. Уставшее измученное тело заныло в сладкой истоме. Захотелось спать. За три недели, проведенные в графской темнице, ему не удалось ни разу толком выспаться. Он остановился на пороге, вдыхая теплые, уже давно забытые запахи еды, сушеных трав и кислого молока. Огляделся.

Пещера была невелика. Кровать у одной стены, грубо сколоченный стол и табурет у другой, и выложенный камнем круг костра посередине — вот все, что смогло здесь поместиться. На столе были книги и чернильница с пером. Вдоль стен, на тонкой бечевке рядком примостились пучки сухих трав и кореньев. Белела матовой гирляндой длинная и толстая увязка чеснока. Над очагом кипел и булькал закопченный котелок. Дым от огня неспешно поднимался вверх и там терялся без следа под сводами пещеры — как видно, где-то была отдушина, проточенная ветром и водой, а может, и руками человека. Возле дальней стены, где плоские камни отгораживали маленький загончик, сидел на корточках какой-то человек и доил козу. Странник вошел неслышно, но холодный воздух тронул пламя в очаге, дохнул над полом сквозняком, и хозяин пещеры обернулся.

Некоторое время они молча рассматривали друг друга, затем странник прислонил к стене свой посох и стянул с головы шапку.

— Добрая ночь, — сказал он.

Отшельник улыбнулся, вставая.

— Утро, друг мой. Доброе утро, — он вытер руки, подхватил горшок и шагнул к огню. — Хочешь молока?

Он был невысокого роста, одет в длиннополую грубую рясу, и явно разменивал пятый десяток. Копна волос, почти таких же густых и спутаных, как у странника, только темных с проседью, спадала на плечи. Борода же, напротив, расти как видно не хотела — реденькие заросли на подбородке и щеках, но и только. Руки жилистые, в мозолях, крепко держали глиняную чашку с молоком. Серые, слегка навыкате глаза смотрели прямо и внимательно из-под густых бровей.