Бриллиант - Сара Фокс

Передо мной стоял выбор: ребенок, которого я любила, или человек, который любил меня. Адам был моим ребенком, моим бесценным драгоценным камнем, ставшим выкупом и ценой моей свободы. Но если бы я предпочла сохранить его, то как я смогла бы жить с виной за сломанную жизнь Чарльза? Как я могла оставить его ни с чем, будучи стольким обязана ему?

Я сделала невозможный выбор. Я сказала Тилсбери, чтобы он уходил и забирал с собой ребенка. По крайней мере, я знала, что он будет любим и в безопасности. И, вертя на своем пальце кольца там, где дождь стекал серыми блестящими струями, я почувствовала, что они оба снялись. Блестящие изумруды с проклятыми опалами и старое золотое обручальное кольцо теперь лежали на моей ладони. Сохранив кольцо своего отца, я вышвырнула второе в реку, наблюдая, как оно вращается и летит под дождем над черными плещущимися водами, приземляясь у ног человека, который так подло воспользовался им, чтобы завладеть мной.

Но бросок был настолько силен и резок, что моя сумка также слетела с моего запястья, и хотя мгновение она плавала на поверхности, скоро ее засосала та самая жестокая жадная река, и последняя связь с моей семьей навсегда оборвалась.

Тилсбери с презрением взглянул на кольцо, теперь лежавшее у его ног и сверкавшее в грязи. Затем, не оглянувшись, он оставил нас, направившись вниз по тропинке, унося на руках ребенка и свою промокшую одежду. Он исчез из виду в темной кустарниковой чаще, как будто никогда не встречался с нами. Не осталось ничего, кроме звука дождя, ничего, кроме безжалостного ритуала очистки мертвого тела… приготовления Нэнси к похоронам.

Глава восьмая

Возвращение в Дорвуд не стало радостным событием, как надеялся Чарльз.

Дом, как он и описал, стоял посреди густых парковых насаждений, среди дубов и величественных кедров, под теплым солнечным светом его большие красные кирпичи сияли. Большая обитая дверь была широко распахнута на встречу, хотя слуги вместе с поклонившимся стариком во главе стояли на дорожке в ряд, наблюдая, как подъезжает фермерская телега со свежим гробом Нэнси.

Как мы могли сказать им, что она умерла и никогда не сможет приехать сюда?

В маленькой частной часовне состоялась короткая панихида, и лорд Фазэрингтон громко оплакивал потерю внучки, которую он так никогда и не увидел при жизни, и дочери, которую потерял так давно. Чарльз, словно окаменев, стоял с сухими глазами, его губы дрожали и были сжаты. Я неподвижно находилась рядом, оцепенев от чувства обиды, которое прочно обосновалось в моем сердце; обида за кражу моего сына была сильнее, чем скорбь об его изменнице-сестре.

Затем наша небольшая процессия последовала за гробом, который мимо маленьких железных ворот отнесли за высокие стены сада через широкий травянистый луг и дальше в лесную местность. Там в течение какого-то момента мы наблюдали за маленькой порхавшей бабочкой, ярким белым пятном на густой темно-зеленой листве.

Когда мы вышли на открытый участок леса, на уединенную надгробную плиту уселся поющий дрозд, соблазняя нас своей песней. Двери хранилища были открыты, как бы приглашая, широкие каменные ступени вели внутрь вниз в большую сырую палату. Наверху возвышался высокий серый мраморный крест, со временем погрубевший и покрывшийся мягким лишайником, местами увитый побегами плюща.

Мрак озаряла одна-единственная мерцающая свеча. Там гроб Нэнси был помещен в простую гранитную плиту. Чарльз положил венок на ее гроб — белые бутоны роз и сладкопахнущую лаванду — и в это же самое время, поскольку мы поколебали несвежий застойный воздух, давно положенные цветы, уже выцветшие и увядшие в темноте, полностью рассыпались. Не в силах больше сдерживать слезы, Чарльз взял дрожащую руку своего дедушки и поклялся, что однажды найдет место, где похоронена его мать, и вернет ее сюда, где она должна быть, положив ее рядом с дочерью.

Но я только вздрагивала при мысли о Нэнси, запертой в той могиле; боясь думать о том, как она в отчаянии пробудится в темноте и потянется сквозь серые липкие завеси паутины будет стучаться и царапаться в тяжелую запертую крышку, но никто не услышит ее потерянные крики, кроме червей и насекомых. Я надеялась, что ее душа сможет обрести покой в этом месте, и в моей голове вертелись поэтические строчки, а на губах замерла тихая просьба:

Видеть и не чувствовать — это моя последняя надежда,Поэтому говори тихо и не буди меня.

Мы не посвятили дедушку в подробности ее ужасной кончины, сказав, что это было результатом несчастного случая, после того как мы провели на реке счастливый день. Было незачем его тревожить, поскольку теперь ничто не могло изменить положение вещей.

То же самое касалось и нас. Поскольку у нас не осталось другого выбора, и мы могли только забыть о нем, имя Адама никогда не упоминалось. И когда старик увидел золотое кольцо на моем пальце и предположил, что мы с Чарльзом женаты, мы тихо согласились. Другая, возможно, потребовала бы доказательств, что я принадлежу ему, но мне казалось бессмысленным быть разделенными каждую ночь, после всего того, через что мы прошли. Таким образом, в моей новой жизни я обрела новое имя и теперь отзывалась на Алису Эллисон. Никто не задавал никаких вопросов, и ничья мораль не была оскорблена.

У нас осталось от Нэнси совсем немного вещей, которые мы могли передать ее дедушке. Прядь рыжих волос, которую Чарльз срезал, когда она лежала в грязи на берегу реки, и набросок, который я сделала впоследствии по памяти. Увидев эти печальные подарки, старик сказал, что она сильно напоминала его мертвую жену и дочь и что портрет должен быть оформлен и помещен на свое законное место в прихожей. В этот момент Чарльз поднялся со своего места, все его тело напряглось, на лбу вздулись вены. Я потянулась, пытаясь прикоснуться к нему, чтобы успокоить, но он грубо оттолкнул мою руку, в его голосе послышались жесткие нотки:

— Оставь меня одного… уйди с глаз.

Позже я нашла его в конце длинного неосвещенного коридора, он смотрел в потрескавшееся и почерневшее зеркало, его глаза были полны слез. Услышав, что я рядом, он внезапно повернулся и схватил меня с силой за плечи так, что мне стало больно. Его губы были близко и почти касались моих, он кипел от гнева, мое лицо обдало его жгучее дыхание:

— Смотри, разве эти глаза не такие, как у нее! Каждый день, когда я смотрю в зеркало, моя сестра глядит прямо на меня. Зачем мне нужен ее портрет? Разве память причиняет мне недостаточно боли?

Пока я сидела, ожидая Чарльза, в бессменной вахте на берегу у ее постепенно остывавшего тела, у меня было более чем достаточно времени, чтобы запомнить ее черты. Чарльз пошел за помощью, чтобы унести сестру, даже такое печальное дело устраивалось незаконно. Мы опасались властей, которые могли вернуть нас на Парк-стрит и передать в руки Тилсбери. Таким образом, он пробежал несколько миль назад к фермеру, который был счастлив заработать еще денег даже за выполнение такой мрачной миссии, как эта.