Боттичелли - Станислав Зарницкий

Картина была в надежных руках, в безопасности: никто не уничтожит ее, что могло бы случиться, останься она в его мастерской, никто не скажет о ней худого слова, ибо Сеньи не будет показывать ее невежественным олухам. Жаль конечно, что ее увидят немногие, но кто же выставляет свои чувства на всеобщее обозрение? Их доверяют лишь самым надежным друзьям.

На вилле он собирался оставаться как можно дольше — осень обещала быть длительной и теплой. Однако получилось иначе. В начале сентября дорога, ведущая из Флоренции, ожила: пешеходы, всадники, повозки неожиданно выплеснулись на нее неиссякаемым потоком. Разговоры, как обычно, были разные, зачастую противоречащие друг другу, но главное в них сводилось к Савонароле и его недавней проповеди. Она потрясла многих, ибо пока еще была жива вера в пророческий дар фра Джироламо, а он предвещал в самом ближайшем будущем потоп, который зальет всю Италию. Поскольку в прошлом его пророчества сбывались, люди поверили и в это — причем в потоп не иносказательный, а самый настоящий, описанный в Библии. По рассказам очевидцев, фра Джироламо настолько образно живописал это предстоящее событие, что горожан охватил ужас. Некоторые бросились вон из Флоренции — повыше в горы, другие, махнув на все рукой, стали безропотно ожидать гибели. Многим даже не пришло в голову, что в словах доминиканца скрывается какая-то аллегория. Это поняли только те, кто знал, что к чему и в каком направлении развиваются события. Сандро, собрав пожитки, поторопился вернуться в город, ибо теперь только его стены могли уберечь от надвигающейся беды.

20 сентября потоп, который обещал Савонарола, обрушился на Италию: перевалив через Альпы, воинство Карла VIII наводнило северные долины. Король стремительно двигался к Милану. В крайней спешке итальянские государства спешили наверстать упущенное, кое-как подлатать ту систему союзов, которая была создана Лоренцо и рассыпалась после его смерти. Преемник Фердинанда Альфонсо Неаполитанский и папа Александр VI отреагировали первыми — ведь им угрожала наибольшая опасность от вторжения. Они вступили в союз, и войска Альфонсо двинулись на север, чтобы остановить продвижение французов. От Милана союзникам ожидать было нечего, Лодовико откровенно приветствовал вторжение Карла. Флоренцию тоже можно было сбросить со счетов — если там и не провозглашали громогласно здравиц в честь Франции, то и не скрывали симпатий к ней. К тому же у нее вдруг обострились собственные проблемы: в Пизе началось брожение с требованием возвращения независимости, неспокойно было и в Лукке.

Потоки беженцев накатывали один за другим; теперь уже не угроза потопа снимала людей с насиженных мест, а страх перед вторжением неприятеля. Если в самой Флоренции давно забыли, что такое присутствие иноземной солдатни, то в ее окрестностях хорошо представляли, что оно означает и к каким последствиям ведет. Сентябрь — самый благодатный месяц для заготовки припасов на зиму, но сейчас, как кажется, никто об этом не думал. Синьория ломала голову над тем, выполнит ли Карл обещания, которые давал раньше, если вступит во флорентийские владения, удовлетворится ли тем, что Флоренция выделит ему сто кавалеристов за десять тысяч дукатов в год. А Пьеро играл в мяч со своими приспешниками и, похоже, спокойно ждал развития событий. Поговаривали, что через своих агентов, и в частности через бывшего управляющего своего банка в Лионе, он выторговал у Карла обещание наградить его герцогским титулом в обмен на то, что он признает себя вассалом Франции. Уже достаточно познакомившись с Пьеро, флорентийцы были уверены в правдивости этих слухов.

Город распался на два лагеря: одни предлагали встретить французов как друзей, другие же требовали готовиться к обороне; по этой причине горожане то бросались ремонтировать обветшалые крепостные стены, то расходились по домам и начинали чистить ковры и гобелены для торжественного приема гостей. Но те и другие были едины в том, что правлению Пьеро надлежало положить конец, иначе он доведет Флоренцию до еще большей беды. Именно в эти дни, 29 сентября, умер Анджело Полициано, но на его кончину мало кто обратил внимание — а ведь она, по сути, подводила черту под золотым веком Флоренции.

Французы вошли в Милан, где встретили самый теплый прием. Войско Альфонсо было разбито у Рапалло, где оно попыталось воспрепятствовать продвижению части французской армии, которая выгрузила пушки с кораблей в Генуе и шла на соединение с главными силами. Карл VIII мог торжествовать. Балы следовали за балами, охота за охотой, а тем временем солдаты грабили, насиловали, сокрушали монументы, устраивали дебоши — словом, вели себя так, словно находились в завоеванной стране. Лодовико подсчитал плюсы и минусы пребывания таких союзников в своих владениях — минусов было несравненно больше. Перспектива, что французы останутся зимовать в его владениях, совершенно не устраивала его. Он осторожно стал намекать Карлу, что тому стоило бы направить свои стопы во Флоренцию: она ближе к Неаполю и богаче, у нее хватит продовольствия, чтобы прокормить солдат, которые, словно саранча, пожирали все.

Карл колебался, но в конце концов согласился с доводами Лодовико. Пожалуй, миланец прав: Флоренция вряд ли станет сопротивляться, ибо он получал достоверные сведения, что в городе неспокойно. Видимо, народ в самом ближайшем будущем поднимется против Пьеро. Король будет нужен и тем и другим, но пока еще не решил, на чью сторону ему выгоднее встать. Но кого бы он ни поддержал — все равно это будет прекрасным оправданием того, чтобы остаться на зиму во Флоренции. В октябре французы вторглись в Тоскану, осадили Сарцану и Пьетрасанту, Лукка, как и предполагалось, сама распахнула перед ними ворота и перешла на сторону Карла, за ней последовал еще ряд городов.

Вскоре французы подошли к Пизе. Пизанцы, которые почти целый век мечтали о возвращении независимости, отнятой у них флорентийцами, с восторгом приветствовали своего «освободителя». Но на всякий случай Карл оставался вне стен города — нужно было выждать, как отреагирует на все это Флоренция. Сарцана и Пьетрасанта еще сопротивлялись, но их капитуляция была предрешена — у защитников иссякало продовольствие. Главным для того, чтобы сделать республику более уступчивой, был, конечно, захват Пизы — тем самым блокировался выход Флоренции к морю. Теперь Карл мог спокойно выжидать — ясно, что флорентийцы не начнут военных действий, поскольку собственным войском не располагают, а кого-либо нанимать у них не было времени.

Король ждал не напрасно: вскоре к нему прибыла делегация флорентийской Синьории, которая не скупилась на заверения в дружбе и опять затянула песню о том, что флорентийцы сыты по горло правлением Медичи и Карлу не следует оказывать ему никакой помощи. Одновременно она советовала королю продвигаться дальше на юг, пока еще стоит хорошая погода, а его противники не успели собраться с силами. Карл выслушивал посланцев, кивая головой — не в знак согласия, просто у него была такая привычка, многих вводившая в заблуждение. То, что предлагала ему эта делегация, было ничтожно в сравнении с тем, что можно было, как он знал из переговоров с Лоренцо Спанелли, ожидать от правителя города. Он ждал Пьеро, и тот не замедлил явиться. Французы расщедрились на почести и приняли его как коронованную особу.