Я был драгдилером "Rolling Stones" - Тони Санчес

— Правда, что вы полностью заменили кровь, лечась в Швейцарии? — спросил он.

— Нет, — ответил Кит совершенно невозмутимо. — Когда я в Швейцарии, я обычно катаюсь на лыжах. Не знаю, откуда берутся все эти слухи.

Я собрал всю свою волю в кулак, чтобы не рассмеяться, представив нелепую картину того, как Кит пытается съехать с горы на лыжах.

Он добавил немного правды, чтобы его рассказ не был совершенной выдумкой:

— Да, я курил гашиш, ел кислоту и амфетамины, но никогда не притрагивался к героину.

Репортер кивнул, явно в восторге от того, что ему удалось взять такое откровенное интервью.

Дальше разговор пошел о новом альбоме «Роллинг Стоунз» — «It's Only Rock'n'Roll». Кит пригласил Питера на Чейн-Уолк послушать предварительную запись. Питер обрадовался как ребенок, которого Сайта-Клаус пригласил в свою волшебную пещеру. Кит привел его в гостиную на втором этаже, включил запись и гостеприимно пустил по кругу косяк. Он оставил репортера наедине с косяком и записью и на четверть часа исчез. Вдруг стало слышно, что пластинку заело. Я пошел поправить ее и на лестнице столкнулся с Китом, который нес в руке маленький пакетик кокаина.

— Не делай этого, чувак, — предупредил я его, — ты же весь вечер трепался, что не принимаешь тяжелых наркотиков.

— Не волнуйся, Тони, я просто дам ему чуть-чуть, пусть врубится.

— Угощайся, — сказал Кит молодому человеку, прямо как Оскар Уайльд, предлагающий мальчику бокал коньяку.

— Спасибо, — вежливо согласился Питер. По тому, как он заколебался, я понял, что он никогда раньше не нюхал кокаин. Кит показал ему, как это делается, и через пару секунд репортер уже ловил кайф, сияя от возбуждения. Киту показалось, что этого мало, и он дал Питеру еще несколько доз. Было видно, что репортер взволнован таким близким общением с живой легендой. Я уже наблюдал такую игру раньше и знал, чем она закончится. Вскоре сказался кумулятивный эффект кокаина, и Питер начал метаться по комнате, словно лев по клетке. Я знал, что лицо его онемело, а мозг работал так же быстро, как у человека под ЛСД.

Через пару часов Кит предложил ему понюхать героин. Пока Питер лежал в отрубе на полу на марокканских подушках, Кит включил вращающийся зеркальный шар, который вместо люстры висел в центре комнаты. Вся комната наполнилась беспорядочно мерцающими стремительными огоньками.

Я видел, как Питер то зеленеет, то желтеет, то снова зеленеет, отчаянно пытаясь не проблеваться на ковер великого человека. В конце концов он подошел ко мне и с трудом объяснил, что хочет, чтобы я вызвал ему такси. Кит зловеще ухмылялся, слушая, как Питер пытается выговорить свои извинения и благодарности. Я запихнул парня в такси, и как только он расслабленно откинулся на спинку сиденья, его судорожно вырвало.

Когда интервью вышло, о вечерних событиях в нем не было ни слова. Питер довольствовался воспроизведением всей той лапши, что навешал ему на уши Кит.

Через шесть месяцев я снова встретил Питера, и он попросил меня достать героина. Он сказал, что покупал героин на Пембридж-Крисент в Ноттинг-Хилле, но там ему продавали какую-то отраву. Он ушел с работы и был одержим странной идеей, что прежде, чем стать звездой, надо стать наркоманом.

Совращение невинных стало любимой забавой Аниты и Кита. Анита предлагала кокаин наивным горничным и нянькам, которые приходили и уходили непрерывным потоком. Кокаиновые наркоманы любят компанию, это очень социальный наркотик, как алкоголь и трава. Половина удовольствия от него состоит в интеллектуальных разговорах, которые начинаются после пары доз. Почти всегда девушки подсаживались на кокаин, и Анита тогда предъявляла им счет за употребленное.

— Не волнуйтесь, — говорила она, — я просто вычту это из вашей зарплаты в конце месяца.

Когда со временем девушки понимали, что работают всего-навсего за еду, проживание и наркотики, очарование работы на «Роллинг Стоунз» развеивалось, и они уходили. Слухи о происходящем как-то дошли до агентства в Челси, которое находило Аните работниц, и они наотрез отказались поставлять персонал ей в дальнейшем.

Иногда Анита пыталась проделать нечто подобное и со мной. Хотя я постоянно нюхал героин, но не кололся и поклялся этого никогда не делать. Если Анита видела, что мне позарез нужна доза, она могла, издеваясь, на моих глазах набрать полный шприц этой дряни и предложить мне:

— Извини, Тони, но это все, что у меня есть. Я могу тебе все это отдать, если хочешь. Серьезно.

У меня хватало сил сказать «нет». В таком случае я всегда выбирал ломку, а не инъекцию.

Киту нравилось записывать на пленку телефонные разговоры. Он подначивал людей, например, покритиковать Мика, а потом прокручивал разговор самому Мику, отчего всем становилось весело. Это стало такой популярной забавой, что даже я принялся записывать свои разговоры с Китом. Куча кассет, которые у меня остались с того времени, очень помогли мне при работе над этой книгой.

Моя растущая неприязнь к Киту и Аните стала особенно очевидной после одного пугающего инцидента. Кит и один звукорежиссер, назовем его Себастьян, были довольно близкими друзьями, и поскольку оба были торчками, то часто покупали наркотики вместе. Однажды они взяли напополам героина на 500 фунтов и приехали на Чейн-Уолк, однако решили пока приберечь его, а вместо этого просто понюхали кокаина. Где-то около полуночи Себастьян уехал к себе в отель в Кенсингтон, а Кит отправился спать. Вдруг зазвонил телефон, потом перестал, и я подумал, что Кит ответил на звонок. Через несколько минут телефон опять зазвонил, и снова мне показалось, что Кит взял трубку. Когда звонок раздался в третий раз, я поднял трубку и услышал искаженный голос Себастьяна. Он еле мог говорить:

— Я умираю. Кит бросает трубку, когда я звоню. Помоги.

Я понял, что он, скорее всего, случайно передознулся. Я схватил пакет кокаина и бутылку бренди, прыгнул в машину и помчался к нему в отель. По своему опыту я знал, что дорога каждая секунда.

Дверь в его номер была не заперта, я толкнул ее и увидел, что он лежит в кресле, со шприцем, торчащим из руки. Он был едва в сознании. Перед ним на столе валялась неразборчивая записка, сообщавшая, что он ширнулся плохим героином и у него парализовало левую сторону тела. Я вынул шприц из его вены, встряхнул его, заставил вдохнуть немного кокаина, массируя ему руку.

— Не звони врачам, — прошептал Себастьян наконец, — а то меня депортируют.

Я влил в него огромную порцию бренди, дал ему еще кокаина, потом еще — все это было необходимо, чтобы снова запустить работу сердца и преодолеть отравляющее, замедляющее сердцебиение действие героина. Я водил его по комнате туда-сюда, пока он в конце концов не пришел в норму. Теперь я вспомнил о Ките и встревожился. Он купил того же героина, что и Себастьян. Я подозревал, что он был разбодяжен стрихнином или какой-то подобной отравой. Действие стрихнина, который получают из крысиного яда, довольно похоже на действие героина, и недобросовестные дилеры пользуются этим.