Тайна святых - Петр Иванов

В рассказе “О великой святости брата Симона из Ассизи” (гл. 41) говорится об одном юноше в братстве, который столь пламенел любовью к Богу и к ближнему, что, когда однажды был пойман в городе некий злоумышленник и ему должны были выколоть оба глаза, — из сострадания пошел этот юноша бесстрашно к наместнику в заседание суда и с обильными слезами и в почтительной мольбе просил, чтобы один глаз был выколот у него, а другой у злоумышленника, чтобы не оказался совершенно лишенным зрения. Но наместник и суд, видя в этом брате великий пыл милосердия, освободили преступника.

Истинным хранителем милосердия св. Франциска был Иоанн Пармский — начальник ордена (1237-57). Тех, кто нападал на него, он побеждал, называя их своими господами. Если делал наставления братьям, то в легкой, как бы шутливой, чрезвычайно дружественной форме. И если был очень строг, то только к самому себе. Его любовные отношения к провинившимся братьям можно уподобить, но как бы в иной форме, Феодосию Печерскому, игумену Киево-Печерского монастыря, который, когда обличал кого, плакал и слезы неудержимо лились из его глаз.

* * *

Итак, св. Франциск не получил от Господа проповеднического дара богословской премудрости, какой был у апостола Иоанна Богослова, у трех великих учителей церкви и других отцов, и за сто лет до этого времени, у св. Бернарда из Клерво. Но что еще изумительнее: св. Франциск был малограмотен, почти не умел писать, отличался как бы прирожденной неспособностью к учению.

Ничто, никакое качество не бывает напрасно у великих святых, посылаемых Господом свидетельствовать истину. Как прославляемая святым нищета обличала порочное церковное богатение, так малограмотность св. Франциска возвещала еще об одной беде, постигшей церковь. Христианское учение было заслонено чрезмерными умствованиями схоластики. Схоластика — это рассуждения душевных о духовном, мертвые мысли о живом Христе. Школьная богословская ученость, как похоть, охватывала церковный мир, и, конечно, вместе с ученостью шло великое превозношение.

“Надутая гордыня схоластики” — так обозначил св. Франциск знаменитую ученость своего века. “Ныне столько таких, — говорил он, — которые ищут знания и учености, что блажен воистину тот, кто ради Господа Бога нашего стал бесплодным и невеждой”.

“Почему за тобой? почему за тобой? почему за тобой? — вопросил однажды брат Массео св. Франциска. А св. Франциск спросил: Что ты хочешь сказать? — Говорю, почему все идут за тобой во след? Ты ведь не красавец телом и не великом учености и не знатен родом? И ответил св. Франциск: ты хочешь. знать, почему за мной идут все во след? Потому что для свершения того дивного деяния, которое Бог замыслил совершить, Он не нашел на земле более безобразного создания и потому избрал меня для посрамления всех знатных, и великих, и сильных, и прекрасных, и мудрых мира; да знают люди, что всяческая добродетель и всяческое благо от Него, а не от твари!

Чтобы никто не сомневался, что безобразное создание избрано для дивного дела, которое замыслил Господь, св. Франциску было даровано то, что осталось у ограбленного и вновь как бы нагим распятого Главы церкви Христа — Его любовь. И в такой безмерности, что многие тогда в народе были уверены, что в лице св. Франциска Христос вновь сошел на землю. Мы ничего не знаем о том времени: действие любви Христовой нельзя не запечатлеть, ни представить, как нельзя понять, что такое был свет преображения Господа Иисуса на горе Фаворе, если снова не увидеть его и не быть в нем. Оттого многим теперь кажется, что чудеса того времени — фантазия народа.

Но нет ни одного слова неправды в чудесной и святой книге- “Цветки св. Франциска”. Чудесна эта книга потому, что в форме, всем доступной, под видом простеньких рассказов (сообразно обличию св. Франциска) таит в себе сокровеннейшие деяния и откровения Духа Святого в церкви. Как в Евангелии многое проходит сначала как бы незаметным, но при вторичном чтении начинает раскрываться все с большей и большей глубиной, так и здесь. Святая эта книга — “Цветки св. Франциска” потому, что писал ее через избранника Божия (как евангелиста) Дух Святой*. Об этом говорит прежде всего святость благоуханного изложения. и каждый рассказ заканчивается не случайно, а как бы музыкально, божественно вытекая из самой глубины его содержания — истины: “Во славу благословенного Христа. Аминь”. И каждый раз рука читателя, покорная сердцу, забившемуся божественной мудростью любви, сама тянется совершить крестное знамение.

Эта святая книга также свидетельствует о некоей великой тайне собора св. Франциска. О тайне этой можно сказать словами первого историка церкви Евсевия- муч. Памфила об ап. Павле: “Павел мог говорить о бесчисленных и таинственных предметах, но он не передал письму ничего, кроме весьма кратких посланий”. То же самое и св. Франциск с товарищами, с тою только разницей, что их посланий, т. е. их запечатленных на бумаге изречений гораздо меньше, чем у ап. Павла.

* Как повелось, что о книгах духовных пишут люди душевные, то и о “Цветках св. Франциска” существует много нелепых мнений, высказываемых тоном важной учености и многим поэтому импонирующих. Подобно тому, как недавно еще европейские ученые старались научно доказать, что Евангелие от Иоанна, его послания и апокалипсис написаны разными людьми, тем более развязно судят о “Цветках”. Утверждают, что “Цветки” — сборник разных авторов и разных по достоинству произведений; немного рассказов прелестных, большинство однообразны и утомительны, что все это народные сказания, и, как всегда у народа, к былям присоединено много небылиц, что автор “Цветков” только собиратель их, а по отношению большей части рассказов только переписчик; в “Цветках” есть подражательный элемент: напр. “явная стилизация рассказ о проповеди св. Антония рыбам в подражание проповеди св. Франциска птицам” (бессмысленное утверждение: достаточно сличить эти рассказы, чтобы увидеть, как они различны по теме, по индивидуальности духа, по мотивам содержания). Больно и тяжело, когда о великих духовных вещах распространяется неправда, соблазняющая многих духовно неискушенных. К счастью, о “Цветках св. Франциска” есть мнение такого же душевного человека, как писавшие вышеизложенное, человека даже не христианского мирочувствия, позитивиста, однако имеющего художественный вкус и критическое чутье стиля — известного критика Тэна. Он говорит, что “Цветки” одно из высочайших литературных произведений, созданное для духовного наслаждения и блага человечества. Высочайшее литературное произведение, конечно, может быть написано только одним автором (гениальным) и не может быть собранием рассказов разного достоинства и разных авторов. Мы же утверждаем, что автор “Цветков” не гений, как это разумеется в мире, а боговдохновенный человек, лично избранный Богом, чтобы поведать людям о святом соборе св. Франциска истину во Христе. Все в этой книге духовно (и потому многим многое не понятно и как бы пусто); но ничего здесь лишнего нет, все необходимо.

Известно, почему ап. Павел не говорил о таинственных предметах всем: “мудрость тайную, сокровенную мы проповедуем между совершенными. Как написано: не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. А нам Бог открыл сие Духом Своим; ибо Дух все проницает и глубины Божии” (I Кор. 2, 6-10). Интересно, что эти слова ап. Павла повторены, но чрезвычайно своеобразно в “Цветках”, подтверждая, что язык совершенных решительно недоступен тем, кого ап. Павел называет душевными в отличие от духовных. Брат Эгидий, отвечая братьям, почему он не принял, как подобает, и не сказал ни слова королю Людовику Святому, который Пришел повидаться с Эгидием, а только выбежав из обители навстречу королю и обнявшись с ним у ворот обители, долгое время простоял молча и затем расстался с ним, и король ушел, не зашедши в обитель. Эгидий, Отвечая на это, сказал: “Едва мы обнялись с королем, как свет Премудрости Божией раскрыл и явил сердце его мне, а мое ему, и глядя так, по Божьему соизволению, в сердца друг друга, мы гораздо лучше и с большим утешением узнали то, что хотели сказать друг другу, чем если бы говорили наши уста: а если бы мы хотели голосом выразить то, что чувствовали в сердцах, то, благодаря слабости человечески речи, которая не может ясно выразить сокровенных тайн Божиих, мы испытали бы скорее огорчение, а — теперь король ушел дивно утешенным”. Так беседуют сердцами Внутренним языком — святые, т. е. совершенные. Так и Бог беседует с духовными. И вот эти беседы Божии с братьями св. Франциска по свидетельству “Цветков” превосходят всякое разумение. Поэтому в первой главе даже сказано, что со времени апостолов доныне не было в мире столь чудных в святости Мужей. Велика, ужасна мука людей, которые ради ближних обречены на вечное распятие, в которых сила Божия является через безмерное поношение их ближними. И оттого в утешение им их внутренние озарения Духом Святым превосходят озарения других святых (здесь, главным образом, чудно, что озарение получает целый собор святых) и уподобляются первоапостольским.