Последняя война - Василий Росляков

Давай, Виктор Михалыч, давай, инструктор, вали в мою душу все, что есть в тебе, что обжигает твою память, что мучит твое сердце и встает перед тобой по ночам.

- Вот, Слава, - говорит, откашливаясь, тихим своим голосом Виктор, вот ты в газете пишешь, а скажи, можешь ты там написать правду, как есть, как было, можешь или не можешь? Очень меня интересует. И раньше, еще до войны, интересовало. Мы тут вдвоем, в лесу, поэтому можем поговорить.

И опять откашлялся.

- Я пишу правду, - ответил Славка. - Я собираю материал и пишу все, как есть, ничего не привираю.

- Это чего пишешь. А чего не пишешь? Есть же такое, чего ты не пишешь?

- Ну вот про Навлю. Зачем людям знать, что подполье разгромлено? Потом, может быть, а сейчас... Я раньше думал: надо писать и говорить только правду, и учили нас, что самое лучшее воспитание человека и народа - это воспитание правдой. Ведь это же верно. А вот теперь Навля, нельзя, уверен, что нельзя. Если только под видом зверств? Но это же не то, это расправа над организацией, поражение наше, а зачем о поражении сейчас писать, это не поднимает дух. В то же время кажется, что вроде надо писать, пусть знают люди все. Не могу я до конца понять.

- Потом ведь, - перебил Виктор, - газетка может попасть к немцам, а все равно писать надо, и о поражении, я так думаю. Но вот есть такие моменты, когда и не разберешь, что правда, а что неправда, не знаешь, на какую сторону становиться. В основном, конечно, мы знаем, где правда, где неправда, но есть такая путаница, такая неразбериха, что я все время мучаюсь, а не могу понять. И выбросить из памяти, вообще отбросить это, как вроде бы этого не было, тоже нельзя. Это же было, это жизнь. Вот я в политотделе работаю, доклады делаю, а ну кто-нибудь копнул бы такое в виде вопроса, посадил бы меня, я не могу на это ответить. Ладно, сейчас можно погодить, а после войны, когда победим, как тогда все это будет описано в истории. Главное - понятно. А неглавное? А неглавное было, может быть, страшней главного.

- Ты, Виктор, хочешь рассказать что-то, давай, рассказывай. - Славка сбоку поглядел на Викторово невыразительное лицо, на его сморщенный в затруднении невысокий лоб.

- Когда был я в отряде, помнил все, а тут отдалился, поделиться хочется, но не с кем. Мы с Катей вспоминаем по ночам, а рассказать некому.

- Тогда не надо рассказывать, - сказал Славка.

- Конечно, не надо. Но мне не рассказывать охота, а понять, разобраться. Не люблю я путаницы в голове.

7

Приехали в отряд. Командира не было, он ушел с группой на операцию, в лагере командовал всем начальник штаба капитан Кочура.

Когда проехали первый пост и попали в расположение отряда, сразу же увидели эти бумажки, развешанные на сучках толстых деревьев. Одно такое дерево стояло прямо возле дороги, Виктор спрыгнул с повозки и сорвал бумагу - приказ начальника штаба капитана Кочуры. Славка остановил лошадь, стал ждать, пока Виктор не закончил чтение. Он читал и вертел головой, улыбался и даже что-то неслышно говорил при этом. Потом сказал Славке, чтобы он трогал, сам пошел рядом с повозкой, бумагу Славке передал.

ПРИКАЗ

по отряду такому-то, от числа такого-то

месяца ноября сего года

Гражданка Калмыкова Софья зачислена в п/отряд 14/1-42 года, где

приняла присягу и была направлена в разведгруппу бойцом-разведчиком,

а также была строго предупреждена о невступлении в связь с

бойцами-партизанами во избежание нежелательных в условиях

партизанской борьбы с немецко-фашистскими захватчиками последствий,

а именно беременности.

В вышеуказанном отношении был издан мною специальный приказ о

недопустимости беременности в отряде.

Разведчица Калмыкова, грубо нарушив мой приказ, а также грубо

игнорируя данное ей строгое указание, вступила в запрещенные

отношения с разведчиком Скибой и в настоящее время имеет результат

беременности, несовместимый с выполнением боевых заданий и с

пребыванием в партизанском отряде, который не является, как мной уже

указывалось раньше, родильным домом, а боевой единицей в смертельной

борьбе с врагом.

За нарушение боевого приказа, выразившееся в беременности,

разведчицу Калмыкову отчислить из отряда с оставлением лагеря в

течение 24 часов.

Начштаба отряда - капитан Кочура.

Что же это за Кочура такая? Славка почувствовал, что он мог бы убить этого человека.

- Вот возьми и напиши, - с улыбочкой, с подвохом сказал Виктор.

Нет, подумал Славка, нельзя... И что же она за жизнь, что писать о ней нельзя?! Не то чтобы запрещалось кем-то, а сам Славка не сделает этого, сам понимает, что нельзя.

А Кочура был вот какой. В шинели и в папахе, какие носили полковники, он выглядел видавшим всякие виды воякой, не потерявшим еще живости в движениях, в походке, спорой, убористой походке старого пехотинца. Он шел этой убористой походкой к штабной землянке, где ожидали его Виктор и Славка, поравнялся, вскинул медвежеватые глазки - ко мне? - и спустился первым по ступенькам. Спустившись, сбросил шинель, снял папаху и сел на скамью перед столом, как бы неофициально, желая предварительно узнать, с кем имеет дело и по какому вопросу. Виктор представился и сразу же сказал о цели приезда.

- Из отряда поступил сигнал, - сказал Виктор. - Но мы все же не очень поверили, что есть такой приказ; вот я снял с дерева, - оказывается, есть.

Капитан Кочура, лысый, большеносый, взбычился, неприютно поглядывая на Виктора, - Славка сидел в сторонке, не участвовал в разговоре, поглядывал Кочура, обдумывал свои слова, свое поведение. Потом пружинисто поднялся и занял свое привычное рабочее место.

- Приказ, - сказал он низким сильным голосом, - мой, и срывать его никто, кроме меня, не имеет права. Вы инструктор политотдела? Занимайтесь своими делами, не вмешивайтесь.

Виктор не знал, что сказать в ответ. Кочура помолчал и еще сказал:

- Есть у вас ко мне какие вопросы? Если нет, я занят сейчас.

- Вы, товарищ капитан, - сказал Виктор, - ведете себя неправильно. А теперь мы вот с корреспондентом хотели бы встретиться с Калмыковой.

- Ее нет в отряде, и вы меня, инструктор, не воспитывайте, если вы за этим сюда приехали, уваливайте обратно.

- Где Калмыкова?

- Она отчислена из отряда, на территории лагеря ее нет.

- Как у вас, старого человека, язык и рука поднимается на такое? Это уже Славка не сдержался, выпалил.

Кочура измерил Славку медвежьими глазками и, видно, немного одумался, промолчал.

- Где найти замполита? - спросил Виктор.

- С командиром на операции, - ответил Кочура.

- Тогда, Слава, может, мы сходим к разведчикам?

- Разведчики в разведке, - тем же голосом, без выражения, сказал Кочура.