У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания - В. Сахаров

КП майора Пчелкина

Командный пункт майора Пчелкина находился между первой нашей позицией, прорванной на этом участке врагом, и второй — недалеко от КП майора Кулиниченко. Теперь оба комбата оказались, по существу, на переднем крае, а Пчелкин — к тому же на фланге своих подразделений и даже несколько впереди них.

Но переносить КП в другое место он не стал. Это было в характере Якова Мартыновича, который вообще любил быть на передовой, мог запросто сам лечь за пулемет. По бригаде ходило много рассказов о его бесстрашном поведении в декабрьских боях. Личной храбростью был известен и комиссар второго батальона старший политрук Г. Я. Ершов, агроном по образованию, очень веселый и жизнерадостный человек. Сейчас он отправился в шестую роту, которой предстояло закрыть для врага прямой путь к кордону Мекензи.

Вместе с Пчелкиным и связистами на КП был уполномоченный особого отдела А. Т. Куролесов, молодой и задорный старший лейтенант. Рядом размещался комендантский взвод лейтенанта Савченко.

После полудня Пчелкин доложил комбригу, что рота немцев с семью танками наступает на высотку «Слива», а другая группа с восьмью танками идет цепями на позиции шестой роты.

— Уточните цели для артиллерии, — потребовал комбриг.

— Первая цель — это наш КП, только надо взять метров на сто вперед, — невозмутимо ответил Пчелкин. — Вторая — лощина южнее высоты 64.4…

Фашистские автоматчики быстро оказались совсем близко от батальонного КП. Старший лейтенант Куролесов и его ординарец Охрименко выскочили из блиндажа с ручным пулеметом и ударили во фланг наступающей цепи. По ней уже вели огонь и пулеметчики шестой роты — это было хорошо видно Пчелкину. Автоматчики залегли, многие — навсегда. Танки шли дальше. Но вот их накрыла наша артиллерия. Остановился и задымил один, потом второй, третий…

— Из восьми ушел обратно один танк. Семь осталось тут гореть, — доложил Пчелкин Потапову.

Тем временем другая рота автоматчиков по склону высоты приближалась к КП Пчелкина с фронта. По ним открыл огонь комендантский взвод. Заработал и счетверенный зенитный пулемет на «Сливе». Эту «счетверенку», хорошо замаскированную в специальном котлованчике, обслуживали два отважных молодых моряка — Поляков и Кудинов. Там, на «Сливе», они пересидели все обстрелы и бомбежки, предшествовавшие штурму. А сегодня утром уже сбили «юнкере» и теперь вот выручали комбата.

Огонь «счетверенки» окончательно прижал вражескую пехоту к земле. Но часть автоматчиков все‑таки успела обойти высотку и появилась позади батальонного КП. Куролесов так увлекся стрельбой по ним, что опомнился, лишь когда зашуршали над головой и начали рваться рядом снаряды: наша артиллерия ударила по подошедшим к КП и к «Сливе» танкам.

Два танка были уже подбиты гранатами. Другие, попав под артиллерийский огонь, стали прятаться за «Сливу». Один все‑таки переполз через траншею у КП. Кто-то из комендантского взвода метнул под него противотанковую гранату. Так отбили и эту атаку. Подняться на высотку «Слива» ни одному немецкому автоматчику не удалось.

Правый фланг беспокоил нас меньше. Там неприступной крепостью стояли высоты 90 и безымянная. Вражеские атаки на всем участке первого батальона отражались успешно. Командовал им старший лейтенант Николай Семенович Оришко. Он прибыл в бригаду, как и я, в феврале. Сперва был командиром роты, а уже в марте — начальником штаба батальона. Выглядел Оришко неказисто — худой, слегка сутулый, неизменно в ватной стеганке и шапке–ушанке. Но чувствовалась в этом скромном и тихом человеке внутренняя сила, вселявшая уверенность: в бою не подведет. Да и знали мы, что в боях он уже бывал, имел ранения, изведал, как говорится, почем фунт лиха.

В апреле Оришко назначили командиром первого батальона. Тогда же пришел к нему заместителем капитан–лейтенант Алексей Курбатов, статный белокурый моряк с синими глазами. В своем ладном кителе и флотских брюках, заправленных в легкие хромовые сапоги, он ходил по траншеям мягкой пружинистой походкой, казалось, постоянно готовый к прыжку. Нравились Курбатову всякие рискованные вылазки. Его тянуло к смелым и отчаяннум разведчикам. Впрочем, весьма уважал он и степенных, знающих себе цену бронебойщиков. В батальоне его быстро полюбили.

Вот какие командиры обеспечивали наш правый фланг. И стоял он крепко. Однако уязвимым местом первого батальона оказался стык с соседом — 287–м полком Чапаевской дивизии, где враг начал заходить нам в тыл.

— Противник атаковал позиции соседа справа. Идет бой в его траншеях, — тревожно доложил Оришко.

Потапов приказал ему помочь соседу своими силами. Комбат выделил для этого один стрелковый взвод и взвод автоматчиков. Возглавить их взялся Алексей Курбатов. Ради такого дела он снял защитную гимнастерку, в которой ходил последнее время, и облачился в морской китель.

Два взвода ударили по немцам с фланга. С лихим матросским кличем «Полундра!» — это словечко переняли от моряков и наши армейцы — отряд Курбатова ринулся в штыковой бой. И враг был сброшен с гребня высоты, на которую уже поднялся, положение восстановлено.

Но дорогой ценой заплатили мы за этот клочок севастопольской земли. На нем пали более 40 бойцов первого батальона. Остался там, сраженный пулеметной очередью, и любимец матросов и красноармейцев капитан-лейтенант Курбатов.

А под вечер Оришко опять докладывал:

— Фашисты вновь потеснили соседа. Наш правый фланг открыт.

Он доложил также о больших потерях в ротах: в одной— до 80 процентов, в двух — до 60. Однако Потапов опять приказал батальону контратаковать на фланге своими силами — иного выхода не было.

Оришко собрал отряд из взводов разных рот, включил в него отделение автоматчиков, отделение противотанковых ружей, и сам повел в контратаку. Моряки — их было в батальоне немало — сменили каски на заветные бескозырки, которые давно уже не носили, но все где-то хранили. И снова завязалась рукопашная схватка. Через полчаса немцы были еще раз сброшены с обрыва. Бой в первом батальоне стих. Оришко принялся укреплять свой фланг.

А слева, на стыке со 172–й дивизией, потаповцы вместе с соседом отбивали непрерывные атаки немецкой пехоты и танков, упорно пытавшихся пробиться в направлении кордона Мекензи. Враг оставил здесь на поле боя свыше 3 тысяч убитых солдат и до 20 разбитых танков. Ценою этих потерь он вклинился в нашу оборону на 1200 метров, овладел тремя высотами на нашей стороне Камышловского оврага.

Ночью я связался с майором Пчелкиным и спросил, собирается ли он, пока бой стих, перенести свой КП (место для него уже было подготовлено позади шестой роты).

— Вы же там сидите, как на полуострове, будьте осторожнее, — предупредил я.

— Скоро к вам зайдет Ершов, он все объяснит, — уклончиво ответил комбат.

Комиссар второго батальона Ершов появился на КП бригады уже перед рассветом и доложил, что они с комбатом решили перевести в новое место штаб, а Пчелкин с разведчиками, радистами и комендантским взводом останется пока на старом.

— Уж очень удобно оттуда наблюдать за боем, да и во фланг немцам стрелять хорошо, — говорил Ершов. — Ну и роты не отойдут, раз видят, что комбат там держится.

Потапов нехотя согласился,

Штурм продолжается

В центральной части участка первого батальона, на безымянной высоте, напоминавшей своими причудливыми очертаниями булаву с острыми шипами, оборонялся пулеметный взвод младшего лейтенанта Матвея Грицика, рослого моряка, человека недюжинной силы. В декабрьских боях он был дважды ранен и после выздоровления вернулся в 79–ю бригаду. В расположении взвода Грицика были сооружены три дота и дзот. Почти в сплошном камне пулеметчики пробили траншеи, ходы сообщения.

Внизу, в долине, ковром расстилался зеленый луг, пестрящий ярко–красными маками. Пулеметчикам из дотов было хорошо видно, как немецкие солдаты — с засученными рукавами, с ранцами за плечами — цепями двинулись по этому маковому ковру на позиции третьего батальона. Но, встретив там сильный огонь, фашисты стали сворачивать к высоте–булаве, ища под ней укрытия.

И тогда вступил в дело дот № 15, расчет которого возглавлял хладнокровный сержант Верещак. Кинжальным огнем своего «максима» он заставил немцев отвернуть и от этой высоты. В течение дня дот вновь и вновь открывал огонь, как только враг появлялся перед ним в долине.

Потом Матвей Иванович Грицик рассказывал мне, какую тревожную ночь провели пулеметчики, готовясь отражать с утра новые атаки и еще не зная, удержался ли на своих позициях их батальон. Связь с ним прервалась, связист, ушедший на линию, не вернулся и, очевидно, был убит.

— Я проберусь, разрешите! — попросил старшина 2–й статьи Заяц, когда неизвестность стала слишком тягостной. И командир его отпустил.