Театр. Том 1 - Пьер Корнель

И ненависть к тому, что славно кончил бой.

Сабина, будь же им достойною сестрой!

(Туллу.)

Пускай Валерия остынет пыл напрасный:

Не преступление — порыв слепой и страстный;

И если правый гнев его одушевлял,

Не кары этот пыл достоин, а похвал.

Врагов родной страны любить до исступленья,

Отечество хулить за их уничтоженье,

Кощунственно ему сулить лихой удел —

Вот грех, которого Гораций не стерпел.

Когда бы родину любил он с меньшей силой,

Его деяния ничто б не омрачило.

А если бы вина уж так была тяжка,

Его настигла бы отцовская рука.

Я совершил бы суд. Моя душа готова

Немедля власть отца здесь проявить сурово.

Я честью, государь, безмерно дорожу:

Коль сын мой виноват, его не пощажу.

Свидетелем беру Валерия: он видел,

Как страстно я дитя свое возненавидел,

Когда уверен был, что бой пришел к концу

И бегством сын нанес бесчестие отцу.

Но не чрезмерно ли Валерия вниманье

К моей семье? Зачем он просит воздаянья

За гибель дочери, когда такой конец

Заслуженным готов считать ее отец?

Он говорит — мой сын для всех угрозой станет.

Но нашей гордости чужой позор не ранит,

И, как бы низменно ни поступал другой,

Мы не должны краснеть: ведь он для нас — чужой.

(Валерию.)

Рыдай, Валерий, плачь: пусть жалобы греховны

В глазах Горация, но ты ему не кровный.

Не близких, не своих и вопль и гневный взгляд

Его бессмертного венца не оскорбят.

О лавры славные, сомнут ли вас бесчестно?

Вы голову его от молнии небесной

Сумели уберечь. Ужель склониться ей

Под оскверняющим железом палачей?

И это, римляне, ваш дар непобедимым?

Ведь Рим, не будь его, быть перестал бы Римом.

Как может римлянин хулить и гнать того,

Кто всех прославил нас и дал нам торжество?

Скажи, Валерий, ты, который жаждешь мести!

Казнить Горация в каком прикажешь месте?

В стенах ли города — там, где еще жива

Тысячеустая о подвиге молва?

Иль за воротами, на славной той равнине,

Где трех альбанцев кровь земля впитала ныне,

Где их могильные насыпаны холмы,

Где победил герой и ликовали мы?

В стенах, за стенами — где б ни вершить расправу,

Защитницей его мы встретим эту славу.

Твоя неправая осуждена любовь,

Что хочет в этот день пролить такую кровь.

Ведь это зрелище и Альбе нестерпимо,

И не смириться с ним взволнованному Риму.

Но рассуди же сам, о государь: страна

Того, что нужно ей, лишаться не должна.

То, что свершил мой сын, он снова сделать может

И новую опять угрозу уничтожит.

Не сжалиться прошу над слабым стариком:

Я четырех детей счастливым был отцом;

Во славу родины погибли нынче трое.

Но сохрани же ей четвертого — героя,

Чтоб стены римские и впредь он мог стеречь!

А я, воззвав к нему, свою закончу речь.

Не у толпы, мой сын, искать опоры надо;

Ее хвалебный гул — непрочная награда.

Мы часто слушаем весь этот шум и крик,

Но затихает он внезапно, как возник,

И слава громкая, которой столь горды мы,

Пройдет, как облако рассеянное дыма,

Лишь верный суд царя, вождя иль мудреца

И в мелочах ценить умеет храбреца.

От них мы подлинной украсимся хвалою,

И память вечную они дают герою.

Живи, как должен жить Гораций: никогда

Не отгремит она, блистательна, горда,

Хотя бы жалкого, ничтожного невежды

И были в некий миг обмануты надежды.

Не требуй смерти, сын, но, мужеством горя,

Живи для нас — отца, и Рима, и царя.

Прости, о государь, меня за многословье.

Но это Рим вещал отеческой любовью.

Валерий.

Дозволь мне, государь…

Тулл.

Не нужно лишних слов.

Все то, что ты сказал, одобрить я готов.

Речей твоих ничьи мольбы не заглушили,

И доводы твои остались в прежней силе:

Да, преступление, столь мерзостное нам,

Есть вызов и самой природе и богам.

Внезапный, искренний порыв негодованья

Для дела страшного — плохое оправданье.

Убийцу никакой не охранит закон,

И казни, по суду, заслуживает он.

Но если пристальней вглядеться, кто виновный,

Придется нам признать: чудовищный, греховный

Поступок той рукой безумно совершен,

Что сделала меня владыкой двух племен.

Двойной венец на мне: альбанцы — слуги Рима!

Все это за него встает необоримо.

Он утвердил меня в господстве, он один:

Я был бы подданным, где дважды властелин.

Есть много верных слуг, но в миги роковые

Дарят они царям лишь помыслы благие.

Не всем дано свершать высокие дела,

В которых бы страна опору обрела.

Искусство славное крепить основы трона

Немногим небеса даруют благосклонно.

Те, кто царей оплот в решительные дни, —

Закону общему подвластны ли они?

Сокроем, римляне, высокой ради цели

То, что впервые мы при Ромуле узрели.{70}

Тому, кто спас тебя, простишь ты, славный Рим,

Первостроителем свершенное твоим.

Живи, герой, живи! Ты заслужил прощенье.

В лучах твоих побед бледнеет преступленье.

Причины доблестной последствие, оно

Священной ревностью твоей порождено.

Живи, но другом будь Валерию. Вы оба

Должны забыть, что вас разъединяла злоба.

Любви он верен был иль долгу своему,

Но чувства горького ты не питай к нему.

Сабина! И в самой безмерности страданья

Пускай твой сильный дух не сломят испытанья:

Не лей напрасных слез, и подлинной сестрой

Ты будешь воинам, оплаканным тобой.

Мы жертвы принесем богам, чуть ночь промчится.

Жрецы же, чтобы гнев небес успел смягчиться,

Очистить от греха Горация должны,

Пока на алтарях огни не зажжены.

В священном деле им отец его поможет.

Он