Астрея. Имперский символизм в XVI веке - Фрэнсис Амелия Йейтс

с. 70, 72–73.

269

Обращаясь к Елизавете, Джувел называет её «единственной кормилицей и матерью Христовой церкви в прекрасных владениях Вашего величества», выражая надежду, что она сможет стать «матерью в Израиле» (намёк на пророчицу Девору из ветхозаветной Книги Судей (Суд. 5:7) – Прим. переводчика), Works, III, p. 118. Такое восприятие королевы как духовной кормилицы церкви, возможно, объясняет использование ею священного символа пеликана (см. илл. 6b).

270

Горностай является символом непорочности и Девы Марии. Его появление на портрете Елизаветы из Хэтфилд-хаус (см. далее на с. 219 и илл. 16a) рядом с мечом государства превращает эту картину в одну из вариаций темы справедливой девы.

271

Тема жемчуга как символа Елизаветы, по которой имеется множество литературного материала, требует более полной разработки. Всё это вполне может иметь связь с заметным преобладанием украшений из жемчуга на портретах.

272

An English Garner, IV, 1882, pp. 524–525; cf. Wilson, op. cit., p. 206 (на этой и предшествующих страницах Уилсон рассуждает о сходствах культа Елизаветы и почитания Девы Марии). Это стихотворение приписывается сэру Генри Ли, см.: E. K. Chambers, Sir Henry Lee, Oxford, pp. 142–143.

273

O'Donoghue, op. cit., p. 79.

274

Oxoniensis academiae, sig. T. i; cf. Wilson, op. cit., p. 381. Здесь и далее перевод с лат. М. Фиалко.

275

Oxoniensis academiae, sig. P. 2; cf. Wilson, op. cit., p. 382.

276

Такая аллюзия, как и намёк на Астрею, возможно, присутствует на гравюре с иллюстрации 9b. Изображения Девы Марии с короной из звёзд являются, конечно, общепринятыми.

277

Threno-t hriambeuticon. Academiae Cantabrigiensis ob damnum lucrosum, & infaelicitatem faelicissimam, luctuosus triumphus, Cambridge, 1603, sig. D. I; cf. Wilson, op. cit., p. 383.

278

Ср. полемику Джувела с католиком Хардингом. Джувел упрекает католиков в почитании Девы Марии как «госпожи ангелов», «царицы небесной» и «самой верной помощницы Господа». Это, говорит Джувел, означает создавать «фигуру, равную по положению Богу» (Works, III, p. 121).

279

См. выше на с. 19–20.

280

Об образе Правды, дочери Времени, использовавшемся в качестве символа триумфа одновременно протестантской и католической правды в Англии см.: F. Saxl, ‘Veritas Filia Temporis', Philosophy and History, essays edited by R. Klibansky and H. J. Paton, Oxford, 1936, pp. 197–222.

281

Nicholas Sanders, The Rocke of the Churche, Louvain, 1567, p. 517.

282

Апелляция к словам из Евангелий от Марка (13:14) и от Матфея (24:15). – Прим. переводчика.

283

Изображение собаки и дракона, поддерживающих королевский герб, присутствует на илл. 5b.

284

Nicholas Sanders, De visibili Monarchia Ecclesiae, Louvain, 1571, p. 824.

285

Nicholas Sanders, A Treatise of the Images of Christ and his saints …, Louvain, 1567, p. 109. Quoted by Veech, op. cit., p. 185.

286

Rocke of the Churche, p. 500.

287

Нэвилл Фиггис исследует сходства и различия между англиканским и галликанским роялизмом. В том, что касалось противостояния светским притязаниям папства, галликанская доктрина была столь же непримирима, как и англиканская, и опиралась на более сильную историческую традицию, поскольку французские короли в целом были успешнее английских в сохранении независимой позиции на протяжении Средних веков. Однако французские «политические» католики признавали духовные притязания пап, «что было совсем не просто при общем отрицании их претензий на политическое верховенство. У сторонников короля не было возможности принять имперскую линию и открыто заявить, что папа подсуден власти их государя» (Figgis, op. cit., pp. 110 ff).

Далее Фиггис выдвигает предположение, что галликанские оппоненты папских притязаний, ввиду двусмысленности их позиции, были не столь определённы как англичане или средневековые сторонники империи в заявлениях о необходимости единства верховной власти. Полагаю, что это действительно так. В окружавшем французского короля «имперском» мистицизме (см. далее на с. 232–240) я не нашла того акцента на Едином (One), который существовал в Англии.

288

A. Favyn, Thе́atre d'honour et de chevalerie, Paris, 1620, pp. 275 ff. Было бы любопытно сопоставить и сравнить обращение к теме Астреи в Англии и во Франции. Ронсар (см. с. 388), автор эпической поэмы «Франсиада», воспевавшей троянское происхождение французских королей (см. с. 248–251), был также автором сонетов, посвящённых Astrе́e.

289

Эта тема затрагивалась в моей указанной выше статье о Паоло Сарпи и более подробно разбиралась в моей книге «Французские академии XVI века» (F. A. Yates, The French Academies of the Sixteenth Century, Studies of the Warburg Institute, no. 15, London, 1947; Kraus Reprint, 1967).

290

Figgis, op. cit., pp. 120 ff.

291

В книге «Французские академии XVI в.» (French Academies, pp. 152 ff) я попыталась исследовать роялистско-галликанскую Контрреформацию Генриха III и её связи с Англией. Это движение, подвергшееся жестоким нападкам про-папской и про-испанской Католической лиги, воплощало такую версию роялистско-имперской традиции, которая с религиозной стороны была пропитана новыми веяниями католической Контрреформации и резко отличалась по характеру от протестантского империализма. Я уверена, что оно имело огромное влияние в конце XVI в. в Англии и должно было привлечь английских роялистов католического толка.

292

Favyn, op. cit., p. 678; cf. French Academies, p. 157. Эти «рыцари Святого духа», которые вполне могли избрать своим символом уникальную, существующую в единственном экземпляре арабскую птицу (феникса) вместо голубя, заставляют вспомнить атмосферу движения Кола ди Риенцо (см. выше на с. 77–79).

293

Цитаты из критических суждений Бруно об английской Реформации см. в моих статьях: ‘Giordano Bruno’s conflict with Oxford’, Journal of the Warburg Institute, II (1939), pp. 227 ff; ‘The religious policy of Giordano Bruno’, Journal of the Warburg Institute, 1939–1940, III, pp. 181 ff. В последней из них я