Ланцет и Мейстер. Дело № 1: Ведьмин кот - Дана Арнаутова

них появились деньги, люди что-то прознали. И потребовали плату за молчание. Талер в неделю на каждый деревенский дом. И никто, ни одна тварь не покаялась священнику, не отправила весточку в Орден, попросту не потребовала прекратить это, понимаете?! — Липкий тяжелый гнев прорвался наружу, Видо резко выдохнул, едва не сорвавшись на крик. — Они все успели получить по пять талеров! Пять недель ребенок умирал в подвале у них под ногами, а они молчали и ждали обещанного. И дождались, потому что деревня была маленькая, всего пара десятков домов, а девочка плакала очень много.

Он снова резко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться, глянул на Ясенецкого и поймал ответный взгляд ведьмака, полный ужаса и… сочувствия.

— Что с ними сделали? — тихо спросил московит. — С теми, кто знал и покрывал… такое?

— Взрослых били кнутом и отправили на каторгу. Детей — по монастырским приютам, куда еще их было девать? А на шею каждому повесили талер на глухо заклепанной цепочке — и детям, и взрослым, хватило на всех. Вот такая вот вышла сказка, герр Ясенецкий. И поверьте, они все такие, когда дело касается договоров с Той Стороной. Выиграть у Врага невозможно, он всегда возьмет свое с такими процентами, которых не ведает ни один смертный ростовщик. Даже при своих остаться не выйдет, если только ты согласился хоть что-нибудь у него взять. На это Добрая Тетушка и рассчитывала, понимаете? Одним маленьким и якобы добрым чудом она погубила десятки душ! Разве что девочка согрешила по незнанию и без умысла, потому хоть ее поступок и стал причиной бед, Господь наверняка будет к ней милостив, я всем сердцем верю в это, — мрачно закончил Видо.

— Но она же вообще не виновата! — возмущенно выдохнул Ясенецкий. — Ребенок не может отвечать по тем же законам, что и взрослый! Она в этой истории не преступник, а жертва! Разве девочка не должна была после этого стать… не знаю… мученицей? — Ведьмак смотрел на него с такой надеждой, словно спасение несчастной сироты зависело от самого Видо. — Зачем это ведьме?!

— Девочку действительно признали невинной жертвой, — согласился Видо. — А вот души жителей деревни, герр Ясенецкий, попали в полную власть Той Стороны. Алчность, жестокость, истязание ребенка, а в конце концов и убийство. И даже договора никакого не потребовалось, они сами все сделали!

— А разве им не могли просто… ну… отпустить грехи?‥ — пробормотал московит, и Видо вдруг понял, что он и в самом деле не понимает.

— Герр Ясенецкий, — сказал он так мягко, как только мог. — Господь наш любит всех своих детей. И, как любящий отец, он прощает. Но лишь при условии истинного раскаяния, настоящего очищения души! А формальное покаяние — это… это все равно, что прикрыть гнойную рану повязкой и оросить духами! Спрятать внешнее безобразие, но не исцелить! Не знаю, многие ли смогли раскаяться хотя бы после приговора и наказания, но точно знаю, что Та Сторона собрала богатую жатву. А Добрая Тетушка продолжила сеять зерна греха дальше. Это ее любимая маска — предлагать помощь, чудесную и бескорыстную…

— А бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке, — пробормотал ведьмак.

— Так и есть, — отозвался ему капитан. — Ни разу не слышал, чтобы встреча с этой тварью для кого-то кончилась добром. Не приведи Господь оказаться у нее на пути. Но если уж именно нам такое выпадет, не посрамим Всевышнего и Орден, господа! Всех, кто выживет, угощает шнапсом герр патермейстер, остальным нальет лично апостол Петр!

Рискованная шутка фон Гейзеля оказалась именно тем, что нужно. Кто-то позади хохотнул, кто-то предположил, что у апостола рука не опускается, так много лихого и доблестного рейтарского народу к нему прибывает. Но если старику нужна помощь, то он, Вилле, всегда готов подержать ковш или принести новый бочонок — за малую толику, понятное дело!

Когда общее тягостное впечатление забылось — рейтары вообще не умеют долго грустить, особенно если никто не умер! — Видо снова глянул на Ясенецкого. Ведьмак долго ехал молча, потом повеселел и принялся что-то мурлыкать себе под нос.

— Что это вы такое поете, герр Станислав? — заинтересовался и капитан.

— А? — вскинулся тот. — Да так… ставлю эксперимент по определению границ лингвистической компетенции… — Тут же сконфуженно улыбнулся их непониманию и поправился: — Попробовал одну песенку из наших перевести. Дорога, лошади, доблестные воители… хм… вот и навеяло. Сам не думал, что получится, да еще и в рифму. Все-таки что-то у меня с языками очень странное!

— Вы прекрасно говорите, — вежливо заверил его Видо, даже не покривив душой. — Произношение идеальное, я бы никогда не принял вас за иностранца.

— В том-то и дело, — пробормотал ведьмак, — в том-то и дело… А песенка? Да с удовольствием! Только она того…

Он покосился на Видо с явным смущением.

— Фривольная? Можете не смущаться. — Видо, обрадованный переменой темы, пожал плечами. — Если там нет ничего недозволенного о матери нашей Церкви, Господе и присных его, то я ничего против не имею. Мы не в храме, а в походе, пусть люди немного развлекутся.

— И уж моих-то вы вряд ли чем удивите, — хохотнул капитан. — Они бы давно какую-нибудь похабень запели, да вы с герром патермейстером такие разговоры вели — сами понимаете. Так что не стесняйтесь!

— Эх, гитары нет… — тоскливо протянул ведьмак. — Ну, так попробую… Барон Жермон поехал на войну! Барон Жермон поехал на войну![1]

Собрав поводья в одну руку, он умудрился второй отбивать подобие ритма, прищелкивая пальцами и постукивая ладонью по луке седла. Мотив оказался простым и прилипчивым, как репей, а голос… Ну, в опере герру Ясенецкому не петь, но Видо великодушно признал, что голос небольшой, но чистый и поставлен хорошо, как и подобает благородному человеку, получившему приличное образование. Какого дворянина не учат петь и танцевать? При особой необходимости даже Видо, хоть не уделял вокалу внимания, мог бы что-то исполнить, но предпочитал ограничиваться псалмами…

— Зато жена его как раз вела бои в полночный час!‥

Капитан начал посмеиваться первым и рейтары быстро к нему присоединились. Потом Свен уловил нехитрый припев и принялся подтягивать московиту. Третий куплет уже встречали дружным гоготом…

— …И ты, мон ше-е-ер!

А конец песни — совершенным восторгом.

Капитан одобрительно отсалютовал раскрытой ладонью, Ясенецкий под