Мезозой (СИ) - Дмитрий Медведев

Они сидят на толстом, давно высохшем бревне, чьи трещины заполнены песком, нанесенным ветром. На берегу ни души, воскресное утро встречают только они двое.

— Понимаешь, за нами все одно придут, — продолжает отец и таким привычным, родным и знакомым движением поправляет воротник бежевого плаща, как бы подтягивая его выше. — Вернее, за тобой. Не одни, так другие. Не другие, так третьи. Кто-нибудь придет.

Ветки сухо трещат, падающий снег, кажется, совсем не мешает им. Кирилл подносит прутик с кусочком зефира к огню, сладкий аромат плывет, укутывает их нежным приятным теплом.

— Почему мы нужны им?

— Власть, — отец вздыхает. Морщины под его глазами становятся глубже, напоминая пересохшие русла тонких рек. Он стареет. — Люди думают, что могут получить от меня или от тебя что-то еще. Им кажется, что мы можем стать их проводниками, что мы ключники, хранящие доступ к большему. Скажешь им правду — не поверят. Все равно не поверят.

Кириллу всего девять, но он все понимает. Внутри все заполняет едкая грусть. Он уже знает, что рано или поздно за ним явятся, рано или поздно его заберут, вырвут из привычной жизни. Ему не хочется этого. С мамой, с папой так хорошо, беспечно, спокойно. Они должны всегда быть вместе, все трое.

— Если они так долго ищут, почему до сих пор не нашли? — спрашивает Кирилл.

— Положи вещь, которую хочешь спрятать, на самое видное место, — улыбается отец. — Я ведь ни от кого не скрывался. Сначала я был обычным бездомным, потом — Георгием. Мне повезло, что я так похож на этого человека, и что выгляжу на его возраст. Все сложилось само собой. Видимо, судьба смилостивилась надо мной и позволила прожить остаток жизни спокойно.

Их больше не двое. Вдалеке появляется девушка с собакой. Она одета в черные лосины и яркую спортивную кофту, а на ногах у нее кроссовки, такие красивые, ярко-зеленые. Девушка размеренно бежит, хвост светлых волос ритмично раскачивается в такт шагам, а собака — игривый щенок лабрадора — несется рядом, от избытка энергии оббегая хозяйку то справа, то слева, и заливаясь счастливым лаем.

— Как же мне быть?

— Как-как, — чуть ворчливо отзывается отец и пожимает плечами. — Живи, как живется. Никто не сможет ничего выведать, даже узнав, кто ты. Все, что их интересует, у тебя в голове. Никакой гипнотизер, никакой врач не доберется до истины прежде, чем ты сам. А уж потом сам решай, что с нею делать, делиться или нет.

— А ты бы поделился?

— Нет, — отец решительно качает головой и сжимает губы. Немного молчит, а потом лицо его смягчается, расправляется, и он добавляет. — Но все меняется. Возможно, когда-нибудь в далеком будущем я бы все-таки рассказал то, что знаю. В любом случае, это твое дело.

Девушка пробегает мимо, собачонок проносится вместе с ней. Ему весело и хорошо, он чувствует себя так же безопасно, как и Кирилл, с одной лишь разницей — его никто никогда не будет искать.

— Знания, которые я дал тебе, помогут спастись. Они вернутся к тебе в нужный момент, когда в них возникнет настоящая необходимость. Твоя мама никогда ничего не знала и не узнает, ей это все ни к чему. И ты ей не скажешь.

— Нет, конечно.

— Вот и славно. Ты ее любишь, и она тебя любит. Не нужно доставлять ей лишнего беспокойства, — отец трет левую сторону груди прямо через плащ, сухо кашляет. — Когда настанет время, воспоминания начнут возвращаться к тебе. Вместе с ними придет и все то, чему я успел тебя научить. Никто не достанет это, не отнимет у тебя, так что, если решишь бороться — борись, все получится.

Кириллу становится совсем уж тоскливо. Чтобы поднять себе настроение, он ест зефир, запеченный на костре, и запивает горячим чаем из термостакана. Отец отказывается, говорит, что не голоден. Он в последнее время не завтракает и много кашляет. Простудился, должно быть.

Вот опять. Отец кашляет, хватается за грудь, успокаивается и сипло дышит. Потом подмигивает Кириллу, снова поправляет воротник и улыбается.

— Ну, пойдем домой? Мама заждалась уже.

— Пойдем, — вздыхает Кирилл — ему нравится здесь сидеть.

Отец присыпает костерок песком, и тот пускает прощальный дымок, мгновенно сносимый ветром прочь от капризного моря. Кирилл берет пакет с зефиром, бросает туда стакан и шагает за отцом.

— Когда они полезут тебе в мозги, ты им подсунь какой-нибудь чепухи, — весело говорит отец. — Пусть поломают головы.

— Обязательно, — Кирилл смеется — не от того, что отец сказал что-то смешное, но от его тона. — Так и сделаю.

Отец хочет сказать что-то еще, но его в очередной раз обрывает кашель.

Кирилл вдруг понял, что в следующую субботу случится непоправимое. Он поворачивает голову к отцу, чтобы предупредить, но все меркнет, блекнет, и Кирилл куда-то проваливается. Перед глазами бегут кадры, бегут с огромной скоростью, но он видит каждый, четко и ясно, и с каждым новым мгновением его пронзают все более потрясающие догадки.

83

— Ну, вот и всё!

Счастливо осклабившееся лицо Гудриджа, лысое и огромное, как яйцо лусотитана, заслоняло собой свет. Кирилл скривился и попытался отпрянуть, но затылок уперся в кресло. Смутившись, нейробиолог сам подался назад.

— Прости, что напугал! Ты — большой молодец. Хочешь, выбью тебе пару выходных?

— Нет, спасибо, — отказался Кирилл. — И что вы там такое нашли?

Юля и Вит стояли, склонившись, над огромным тридцатидюймовым монитором. Не говоря ни слова, Гудридж присоединился к ним и поманил за собой Кирилла. Тот сел, удивился, не обнаружив на себе ни единого провода, и тоже подошел к компьютеру.

На экране высвечивались кадры, напоминающие фотографии с древних сотовых телефонов. Четкость, резкость, контрастность и цветность, мягко говоря, оставляли желать лучшего, все смазано, но, справедливости ради, узнаваемо…

Размытые морды бариониксов выглядели не слишком похожими на оригиналы, однако такое ни с чем не перепутаешь. В любом случае, для Кирилла это были всего лишь изображения, как и для Юли, обменявшейся с ним настороженно-недоуменными взглядами.

Вит с Гудриджем сверяли картинки с распечаткой какого-то графика — должно быть, в нем отображалась мозговая активность во время обследования.

— Хм, — Гудридж озадаченно потер подборок, на лысине заблестели капельки пота. — А ведь и вправду, ничего необычного. Совершенно ничего. Говоришь, ты просто цыкнул на этих чудищ, и все?

— Типа того, — Кирилл старался придать голосу как можно более естественное звучание, и в кои-то веки ему это удалось. — Негромко, но убедительно. Это само собой случилось, я просто не знал, что делать.