Мифы классической древности - Г. Штоль

Гера с Афиной, обуздав губителя Арея, возвратились с поля битвы на Олимп, обиталище бессмертных.

(Гомер. Илиада. П. VI-V II, 312)

После отшествия богов с поля битвы дружины троянские и ахейские продолжали биться с прежним ожесточением, и вскоре ахейцы стали одолевать, троянцы готовы были бежать в город. Стал тогда мудрый птицегадатель Гелен убеждать брата своего Гектора, чтобы шел он поспешно в город и заставил мать их Гекубу с другими благородными троянками просить помощи у Паллады Афины – да помилует богиня жен и невинных младенцев и отразит от Трои бурного воителя Диомеда. Гектор послушался брата и, обойдя еще раз ряды троянцев и распалив дух их на брань, поспешно пошел в город.

Той порой на поле битвы сошлись друг с другом ликиец Главк, сын Гипполоха, внук Беллерофонта, и Тидид Диомед. Диомед встретил Главка такими словами: "Кто ты, доблестный воин? Никогда не встречал я тебя прежде в боях; сегодня ты всех превосходишь отвагой – осмеливаешься противостоять моему копью. Если ты бог, нисшедший с Олимпа, – я не дерзну вступать в бой с бессмертным; если же смертный ты муж, подойди поближе – скорее низойдешь в царство смерти". Главк отвечал: "Доблестный сын Тидея! Что расспрашиваешь ты меня о роде моем и происхождении? Сыны человеческие – что листья в дуброве: ветер сшибает одни и разносит по земле, а дуброва, расцветая весной, порождает другие. Коли хочешь знать о моем роде, слушай: жил некогда в Коринфе Сизиф, славный своей мудростью; у него был внук Беллерофонт, победивший химеру. Беллерофонт был моим дедом". Когда услыхал это Диомед, возрадовался, воткнул копье в землю и так приветствовал Главка: "Сын Гипполоха! Ты стародавний друг мне; дед мой Иней двадцать дней угощал доблестного Беллерофонта, и в то время обменялись они друг с другом дорогими дарами: Беллерофонт подарил моему деду золотой кубок; тот кубок я храню в моем доме доселе. Отныне мы друзья с тобою и никогда более не вступим в бой друг с другом: много найдется троянцев для меня, для тебя – много ахейцев. Давай обменяемся доспехами: пусть все знают, что мы гордимся дружбой со времен праотеческих". Тут соскочили они с колесниц, взялись за руки и поклялись в дружбе. Главк отдал Диомеду золотые свои доспехи, а от него взял медные.

Гектор между тем приблизился к Скейским воротам. Здесь толпою окружили его жены и девы троянские и стали расспрашивать о детях и братьях своих, супругах и друзьях. Он всем им велел молиться бессмертным и поспешил к роскошному дому отца своего Приама. У отцовского дома встретила героя престарелая мать его, взяла его за руку и сказала: "Зачем оставил ты, сын мой, бранное поле? Верно, сильно теснят вас ненавистные мужи ахейцы, и ты пришел сюда – с замка троянского воздеть руки к Зевсу? Погоди, я вынесу тебе чашу вина: сделай возлияние Зевсу и другим бессмертным, а потом выпей и сам; много силы придает вино истомленному трудом мужу". Гектор отвечал матери: "Не носи мне вина, чтимая мать: обессилю я от вина и потеряю мужество; Зевсу же не дерзну я творить возлияний неомытыми, покрытыми кровью руками. Собери, мать, благородных троянок и ступай с благовонным курением в храм Паллады Афины, положи ей на колена одежду, лучшую из всех, которые хранятся у нас в доме, и дай пред богиней обет -принеси ей в жертву двенадцать однолетних, непорочных телиц, если только помилует она город, жен наших и невинных младенцев, если отразит от Трои бурного губителя Диомеда. Я же пойду к Парису и вызову его из дома на битву, если послушает он моих слов. Будь он пожран землей! На погибель Трое, Приаму и всем нам, сынам Приама, создал его Зевс. Кажется, если б увидел его нисходящим в аид, забыл бы все бедствия".

Гекуба исполнила волю сына: отнесла в храм Паллады роскошную одежду – лучшую из всех, какие были у нее в доме, и положила обет о жертве; но богиня не вняла мольбам троянок. Гектор же пришел в дом Париса, стоявший неподалеку от домов Приама и самого Гектора. Войдя в дверь, Гектор увидел, что Парис, праздный, чистит и испытывает свои доспехи; возле него сидит за тканьем арговянка Елена, окруженная служительницами. Взглянув на него, Гектор стал его корить такими речами: "Не вовремя разгневался ты, несчастный, и ушел с поля битвы, сел дома: гибнет теперь народ в битве с врагами, битва идет под самыми стенами города; а из-за тебя ведь началась эта брань, из-за тебя пошли гибельные битвы. Сам бы ты стал упрекать всякого, кто оставил бы битву да засел спокойно дома. Ступай в бой, пока еще не зажгли ахейцы города!" Парис отвечал ему: "Справедливы, Гектор, твои укоры; только не оттого сижу я дома, что разгневался на троянцев, – меня печаль сокрушила. Сейчас вот ободряла меня супруга и посылала в бой – я согласен идти. Подожди немного, я надену доспехи; а не то иди, я догоню тебя". Ни слова не сказал ему в ответ Гектор; к нему же с лаской обратилась Елена и смиренно говорила ему: "Дорогой деверь! Лучше бы было мне, бесстыдной виновнице бедствий, погибнуть в тот день, когда породила меня мать; если бы бурный ветер умчал меня в тот день на пустынную гору или бросил бы в пучину морскую, не свершилось бы тогда таких бед! Или пусть дали бы мне боги в супруги лучшего мужа, способного чувствовать стыд перед людьми: этот и теперь легкомыслен, и всегда будет таким, и поплатится он за ленивую беспечность. Но войди ты к нам и присядь, успокойся: тебе больше всех других достается забот и трудов – все из-за меня, бесстыдной, и из-за вины Париса. Злую участь послал нам Кронион: и после смерти помянут нас потомки бесславными песнями". Ей отвечал на это Гектор: "Не упрашивай меня сесть; влечет меня сердце идти на подмогу троянцам: ждут они нетерпеливо моего возвращения на ратное поле; торопи мужа, пусть он догонит меня еще в городе – я ненадолго зайду домой, взгляну на домашних, на жену и сына: как знать, возвращусь ли к ним из битвы".

С этими словами Гектор удалился. Но дома он не нашел Андромахи: услыхав, что ахейцы одолевают троянцев, она, с сыном и кормилицей, поспешно пошла к Скейским воротам и с башни смотрела на ратное поле, стеная и проливая слезы. Когда Гектор, на возвратном пути из Трои, подошел к Скейским воротам (через них шла дорога из города в поле), Андромаха поспешила к нему навстречу; вслед за ней шла кормилица, держа на руках младенца – сына Гектора Астианакса. С безмолвной улыбкой взглянул Гектор на сына; Андромаха же в слезах подошла к мужу, взяла его за руку и стала говорить ему такие речи: "Жестокосердный, не жалеешь ты ни младенца сына, ни несчастной жены; скоро буду я вдовой: скоро убьют тебя ахейцы, нападут на тебя все вместе. Лучше мне тогда низойти в аид: если лишусь я тебя, не будет мне никакой отрады; горести только придется переносить мне. Нет у меня ни отца, ни матери: отца моего умертвил Ахилл в день, когда взял и разорил Фивы; от его же руки пали и братья – всех семерых братьев, до единого, умертвил Ахилл; вскоре затем смерть поразила и мать. Ты один у меня теперь, ты – все для меня: и отец, и мать, и брат мой, и супруг. Сжалься же надо мною, Гектор, останься здесь на башне; не сделай сына сирым, меня вдовою! Поставь войско там, на холме, под смоковницами: в этом месте врагам всего легче взобраться на стены". Ласково отвечал ей на это Гектор: "Тревожит все это и меня, дорогая супруга; только стыдно было бы мне взглянуть на каждого троянца, на каждую троянку, если бы я, как трус, удалился от боя и, праздный, стал смотреть на него издали. Не могу я этого сделать: привык я биться в передовых рядах троянцев, добывая славу отцу и себе самому. Пророчит мне сердце: настанет некогда день, и в прах обратится священный Илион, погибнет Приам и народ копьевержца Приама. Но не так сокрушает меня грядущее горе троянцев, участь дряхлой матери моей, отца и братьев, как твоя горькая судьба: плачущую возьмут тебя ахейцы в плен, будешь ты, невольницей, ткать чужеземке и носить воду; увидит кто-нибудь тебя, льющую слезы, и скажет: "Вот, смотрите, жена Гектора, превышавшего мужеством всех троянцев, бившихся у стен Илиона", – скажет и пробудит в тебе новую горесть: вспомнишь ты тогда о муже, который защитил бы тебя от рабства, избавил бы от горькой нужды. Нет, лучше пусть погибну я, пусть засыплют меня землей прежде, чем увижу тебя в плену, услышу твои стенания!"

Так говорил он и пожелал обнять младенца сына. Но младенец испугался и припал к кормилице: страшен был ему блеск медных доспехов и косматая грива на шлеме отца. Улыбнулись отец с матерью; снял Гектор шлем с головы и положил его на землю, потом, взяв на руки сына, стал целовать его и качать и взмолился Зевсу и прочим бессмертным: "Зевс и вы все, бессмертные боги! Да будет мой сын, подобно мне, знаменит в троянском народе, да будет он, как и я, крепок силою и да царствует мощно над Илионом! Когда будет он, на радость матери, возвращаться из битв, отягощенный богатой добычей, пусть скажут о нем: он превосходит и отца своего!" Сказав это, он передал сына на руки супруге; улыбаясь сквозь слезы, Андромаха прижала младенца к своей груди. Смущенный и умиленный, Гектор обнял жену и, лаская ее, говорил ей: "Не круши сердце скорбью: против судьбы человек не лишит меня жизни, от судьбы же не удалось уйти никому еще из земнородных. Ступай домой, займись тканьем и пряжей, оставь ратные дела мужам: о войне пусть заботятся мужи, и из троянцев я – более всех других". Сказав это, он поднял с земли шлем, а Андромаха, безмолвная, пошла к дому, часто оглядываясь назад и проливая горькие слезы. Когда пришла она к себе домой и служительницы увидали ее в слезах – печаль ее тронула всех их, и стали они оплакивать Гектора, как будто он был уже умерщвлен данайцами.