Красное на красном - Вера Викторовна Камша

Это было как во сне – цветущие акации, гудение пчел, одинокое облачко, тающее в синем небе, и самая прекрасная женщина этого мира, задумчиво смотревшая на ажурные кроны. Молитвенник и четки лежали на скамье, а в руках у женщины была ветка акации. Дикон стоял в тени кустов, не смея нарушить уединение владычицы своих снов, он готов был смотреть на нее всю жизнь, но королева желала с ним говорить, и у них было мало времени. Ричард медленно пошел вперед, он ступал очень тихо, и ее величество не замечала гостя, пока к ее ногам не упала чужая тень. Катарина торопливо обернулась. Дикон помнил этот ее жест – грациозный и испуганный, как у застигнутой врасплох лани.

– Герцог Окделл!

– Ваше величество желали меня видеть?

– Да-да. – Она виновато улыбнулась. – Давайте присядем. Я слышала, вы были больны?

– Всего лишь небольшая простуда.

– Герцог Алва мне так и сказал, но я… Я не очень ему поверила. Он сказал, что запретил вам выходить из дома, это правда?

– Да, ваше величество.

Королева замолчала. Облачко совсем растаяло, и над монастырским садом сиял пронзительно-голубой купол. Солнечные лучи превращали пепельную косу, обернутую вокруг головы королевы, в золотую корону.

– Ричард Окделл, – в голоске Катарины зазвенел металл, – я знала вашего отца и всегда восхищалась им, я… Я требую, чтобы вы сказали мне правду, какой бы та ни была!

– Клянусь честью! – выпалил Ричард, не отрывая глаз от решительного личика ее величества.

– Герцог Окделл, какие отношения связывают вас и Первого маршала Талига?

Отношения? Он – оруженосец, Рокэ – его эр, но они так мало видятся и почти не разговаривают. Ричард потерянно молчал, глядя в светлые и строгие глаза.

– Отвечайте, – велела Катарина.

– Мы мало видимся, ваше величество, и почти не говорим. Однажды эр Рокэ помог мне… Но эр Август сказал, что…

– Я знаю историю с кольцом Окделлов. Герцог, вы не лжете?

– Клянусь честью. Но, ваше величество, я не понимаю…

– Я боюсь за вас, Ричард, очень боюсь. Я всегда восхищалась Окделлами, святой Алан был моим любимым героем, пока… Пока им не стал Эгмонт, а вы так на него похожи! Пусть ваш отец погиб, он все равно победил, и его убийцы это понимают. Я не знаю, что герцог Алва задумал в отношении вас, но сына Эгмонта он просто так не отпустит. – Королева явно колебалась, и все же она договорила: – Я боялась, что Алва вас развратил. Так же, как Джастина Придда…

– Брата Валентина? Того, что погиб на охоте?

– Он не погиб. Семья как могла скрыла позор, но Люди Чести никогда не умели лгать. Юный Джастин стал любовником маршала. Самое печальное, мальчик не просто впал в грех – он влюбился в этого негодяя! Рокэ с ним забавлялся довольно долго, а потом родные получили картину, изображающую Марка и Лакония[102]. Художник воспроизвел все подробности. Все! У Лакония были черные волосы и очень светлая кожа, но он был показан со спины, а вот Марк… Это не могло быть случайностью, – голос Катарины дрогнул, – у него были родинки и небольшой шрам… Рокэ Алва в очередной раз пошутил.

– Эрэа… – Ричарду стало жутко; он не верил, не мог верить, что человек, каким бы он ни был, мог сотворить подобное. Ворон был злым, насмешливым, жестоким, но есть же предел любой подлости. – Может быть, картину прислал кто-то другой? Кто-то, кто ненавидит обоих?

– Кто? – Она не удивилась вопросу, наверное, тоже искала… И не нашла. – Алву ненавидит вся Талигойя, но я не знаю никого, кто осмелился бы так над ним подшутить, и потом, он сам рассказал. Позже. Рокэ никогда не отрекается от того, что делает. Спросите его о своем отце, он расскажет правду. Со всеми подробностями. Я спрашивала, и лучше б я этого не делала! Отсутствие совести и сострадания порой так легко спутать со смелостью. Ворон рассказал про Эгмонта Окделла с той же проклятой улыбкой, что и про Джастина Придда. Правда, маршал не думал, что мальчика убьют его же родные.

Ветка с хрустом надломилась, и Катарина, словно очнувшись, посмотрела на то, что сотворили ее руки.

– Может быть, я недостойна дома Ариго, но я бы не смогла убить брата, что бы тот ни натворил. Мы все не без греха, а в шестнадцать лет так просто ошибиться… Это для вас, мужчин, честь – все, а для нас главное – любовь. В юности я так надеялась…

Ее величество бережно положила сломанную ветку на скамейку и замолчала, глядя куда-то вдаль. В юности она надеялась встретить любовь, а ей пришлось стать женой короля и любовницей маршала. Ради Талигойи. Кансилльер прав, Катарина – жемчужина, даже не жемчужина – звезда, взошедшая над руинами. Если б Ричард Окделл своей смертью мог облегчить ее участь, он умер бы без колебаний, и умер счастливым, но его смерть и его жизнь ничего не меняли в судьбе хрупкой женщины с пепельными косами.

– Дикон, – тихо произнесла королева, – можно я буду вас так называть? Штанцлер говорил, друзья называют вас именно так… Мы ведь можем стать друзьями?

– Ваше величество!

– А вы зовите меня Катари́; разумеется, когда мы одни. Я всю жизнь мечтала о младшем брате, старшие братья вечно заняты войнами, политикой и охотами, им не до покинувших детскую сестер… Ты не понимаешь, как страшно годами не говорить ни единого искреннего слова! Я почти рада этой нелепой сплетне, иначе я никогда бы не решилась на тайную встречу с молодым человеком…

– Эр Штанцлер предупредил меня, как вы рискуете.

– «Ты», Дикон, «ты»… А риск, что ж, ты рискуешь не меньше… Прости, я сегодня сама не своя, мне вредно вспоминать. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Значит, ты был болен, и тебя заперли в доме?

– Да, ваше величество.

– Катари…

– Да, Катари. Я простудился, и монсеньор запретил мне выходить.

– Болеть всегда так скучно.

– Ну, вообще-то я не скучал… Герцог велел мне разыскать книги о Гальтаре. Это было интересно.

– Гальтара? – удивилась Катарина. – Старая столица? Зачем?

– Кажется, монсеньора попросили… Я отдал ему то, что нашел, и он велел слуге куда-то все это отправить.

– А что там было, в Гальтаре? Знаешь, Дикон, я ведь люблю сказки, – виновато улыбнулась Катарина, – а то, что случилось так давно, стало сказкой.

– Гальтара была очень большой, – послушно начал Ричард, вспоминая переплетенный в пятнистую кожу фолиант, единственный, который он прочел, остальные оказались слишком непонятными. – Она была построена с помощью великих сил