Pink Floyd. Закат дольше дня - Игорь Котин

class="p1">Эфирный пассаж саксофона Тома Скотта (вступает на отметке 01:30) и бас добавили в последнюю очередь, уже в Лос-Анджелесе (Калифорния, США). Там же, при плотном взаимодействии между Мэйсоном, Форманом и перкуссионистом Джимом Келтнером, записывались ударные: по словам впечатлённого Ника, в огромном помещении одной из студий был построен настоящий «город барабанов», где нужное звучание каждой из трёх установок обеспечивали двое мастеров экстра-класса, так называемые «барабанные доктора».

Не глядя на значительное внешнее влияние и отсутствие Райта в составе исполнителей, композиция оказалась не лишена признаков вожделенного «института группы». Таковой с лёгкостью читается в круговом движении звука, голосах из фильмов, стильном выкрике Гилмора в начале первого проигрыша и ударных Мэйсона, стартующих с характерного четверного брейка, оттолкнувшись от которого, Дэвид врезает по струнам. В отыгрыше, вполне возможно, использована старая добрая лэп-стил. (Неразрешённой загадкой остаётся точечное вкрапление шёпота в левом канале на отметке 04:38.)

В тексте Гилмор играет избитыми кинообразами, описывая жизненные коллизии с позиции медитативной отстранённости. Подлость и предательство, благородство и самопожертвование из сюжетов голливудской классики переплетаются с реальной жизнью и самокопанием автора. Вероятно, не обошлось без прямого влияния вестерна «Одноглазые Валеты» («One-Eyed Jacks», США, 1961 год) и драмы времён Второй мировой войны «Касабланка» («Casablanca», США, 1942 год), голоса из которых тонко вплетены в ткань композиции (на отметке 01:15 слышен и звук напитка, который герой Марлона Брандо плеснул в стакан своему собеседнику). Текст можно расценивать как центральный лирический пункт «A Momentary Lapse of Reason». Тем более, что здесь присутствует образ «пустой кровати», вдохновивший визуальное оформление альбома, и почти лейтмотивные для концепта слова «A pointless life has run its course» («Бесцельная жизнь пробежала по своему руслу»). Строчки «He's just the same as all the rest / He's not the worst; and he's not the best» («Он такой же, как и все / Он не худший, но и не лучший») Дэвид взял из сольного демо «Comfortably Numb», изменив местоимение и поменяв «but» («но») на «and» («и»). Под конец возникает расхожее выражение «seas of faces» («моря лиц»), не чуждое другим рок-авторам и, в частности, отсылающее к «What Shall We Do Now?». Апофеозом этого фильма нашей жизни становится тёмный всадник, мчащийся в сторону неизбежного заката.

«ROUND AND AROUND» – прямое продолжение первой части. Оба сегмента смыкаются фирменным стыковочным аккордом (как и в «Breathe (in the Air)/On the Run», «The Thin Ice/Another Brick in the Wall (Part 1)» или «The Dogs of War/One Slip»).

Начиная с этого задумчивого инструментала Дэвид окончательно избавляется от соавторов. По первичному замыслу трек должен был длиться более пяти минут, но по каким-то соображениям его урезали почти до минутной длительности (возможно, в связи со всё тем же LP-лимитом). Аранжировка, нанизанная на басовый рифф, уходит корнями в самую раннюю соавторскую школу группы, при этом атмосферно напоминая «Another Brick in the Wall (Part 1)».

Устав от нахлынувшей пустоты, Мэн взбирается на горную вершину. Он жаждет обратиться к любопытному Холоду напрямую, подобно пророку древности. Шквал терзающих вопросов, взгляд в ночное небо, звёздная россыпь…

Обе композиции всегда исполнялись как одно целое и только в составе группы, с сентября 87-го по июль 89-го.

После краткой паузы альбом выходит на финишную прямую, выстроенную из треков, очень разных как по рецептуре, так и по метражу.

Начинается это движение с интроспективной «A NEW MACHINE (PART 1)», в которой размноженный вокал Гилмора прогнан через вокодер, подкрашен эхо и подкреплён синтезатором Леонарда. В песне улавливается признак драматичной мелодии, но музыки в привычном смысле здесь нет. В течение более чем полутора минут автор выкрикивает и проговаривает верлибр, отражающий состояние усталости человека от… собственного тела. Дэвид предлагает метафору: плоть – аппарат (или скафандр) для души (ключевое слово текста «lifetime» одинаково может означать как срок работы какого-либо технического устройства, так и время жизни). И если тело – это машина, то глаза, соответственно, – приборы, через которые пилот машины визуально воспринимает окружающее. Догадка, что вне плоти ощущение реальности значительно расширяется, лишает героя покоя, наполняет его жаждой других миров. (Пленение души телесной оболочкой косвенно упоминалось и в альбоме «David Gilmour», в таких строчках «So Far Away», как «I get no choice, I just have to wait» («У меня нет выбора, я должен просто ждать») и «And I'm caught with my own life / Is this a dream, or is it real life?» («И я попал в ловушку собственной жизни / Это сон или явь?»)).

Под конец декламация развивается на фоне синтезаторной прохлады следующего трека, что наполняет её ещё большей силой. Уже на данном отрезке Гилмор предлагает успокоение простой данностью: расставание с плотью – неизбежно.

«TERMINAL FROST». Завораживающий арт-роковый этюд в виде искристой пасторали с великолепной стереопанорамой и обилием всевозможных инструментальных нюансов. Окраска звука роднит инструментал с «Yet Another Movie». Риффовость, помноженная на восточные нотки, отсылает к «Fearless».

Композиция планировалась как песня, но текст так и не был написан, что едва ли сильно снизило эффект. (Такой же «эконом-вариант» спустя много лет станет успешной основой для альбома «The Endless River».) Автор здесь играет как на электрической, так и на «испанской» гитаре, находясь в перекличке с холодными клавишными, драм-машиной и изящными саксофонными ходами от Джона Хеллиуэлла. В кульминации, когда движение временно ускоряется, звучит один из самых мелодичных проигрышей в активе Pink Floyd. На этом же отрезке вступают парящие где-то на третьем плане голоса вокалисток.

Под конец в отдалении появляются фразы, произносимые человеком, беседующим, вероятно, с Мэйсоном. Относительно чётко различим лишь ответ Ника (если это он), который, замедляясь, ползёт из динамика в динамик: «Something's happening… One thing, one thing which will bring me here… Never, never again, never again, never again…» («Что-то происходит… То, что, то, что приведёт меня сюда… Никогда, больше никогда, больше никогда, больше никогда…»)

Похоже, в жизни Мэна наступил период вдохновенного успокоения, отречения от проблем…

«A NEW MACHINE (PART 2)» представляет собой краткую, сорокасекундную репризу к 1-й части, звуча ёмко и шокирующе, как философская эпитафия. Трек фактически без паузы сменяет «Terminal Frost», а на исходе через краткий кроссфэйдинг вливается в следующую композицию. Первые две строчки своей надрывно-воющей подачей подобны позывному грибников, автоматически привнося лесное настроение (блуждание в дебрях Вечности?). Звучат лишь три фразы (последняя произносится троекратно, с нотками обречённости в голосе Дэвида), намекающие на парадокс времени: миг не так уж быстротечен, а тысяча лет – словно один день.

Обе части «A New Machine» исполнялись только как единое целое с «Terminal Frost», всегда перед «Sorrow», и почти на каждом шоу в поддержку «A Momentary Lapse of Reason». Исключение составляют лишь два концерта: в Базеле (Швейцария), 26 июля 88 года (чрезмерно светлый вечер обессмыслил использование световых эффектов, что драматургически подкашивало этот сегмент представления) и в Венеции (Италия), 15 июля 89-го (программу сократили специально для трансляции).

Эхо слова «lifetime» («срок жизни») тонет в традиционном для Pink Floyd гудящем синтезаторном наплыве. Через несколько секунд на этом предельно тревожном фоне вступает гитара (первый аккорд почти идентичен звучащему в «Another Brick in the Wall (Part 1)» на отметке 01:22). Так начинается венец «A Momentary Lapse of Reason» – классика прог-рока, почти девятиминутная антиутопия «SORROW».

«Ржавый», тягучий тембр вступительного соло кардинально отличается от того «блестящего» звона, каким гитара открывает альбом, что в очередной раз подчёркивает суровый курс концепта. Струны ревут и стонут как сама душевная боль, а грузные синтезаторные волны отражают моменты особой тяжести, приливающей к сердцу. Наверное, это один из самых убедительных в истории музыки аудиальных эквивалентов скорби. Интересно, что в поисках максимально эффектного звука демо гитарного интро решили проиграть и записать ещё раз внутри Спортивной Арены Лос-Анджелеса (той самой, где группа впервые выступила в апреле 75-го и где дебютировала с программой «The Wall»). Для этого пришлось нанимать мощный грузовик и транспортировать внутрь огромные колонки.

Лишь более чем через полторы минуты на смену мрачному альянсу двух инструментов приходит ритм-секция (её рисунок напоминает сольную «Until We Sleep») и разворачивается основное действие, залитое оттенками раскаяния и печали (по ходу которого очень желательно расслышать вдали пронзительную, полную трагизма синтезаторную панораму). Всплывающий на стыке гитарный стон звучит отголоском