Цветы цвета неба (СИ) - Рина Гиппиус

— Что ты ищешь? — спросила Теклария, заходя на кухню.

Я замялась. Признаться, или нет?

— Вино или что‑то в этом роде, — ответила я.

Теклария хмыкнула, прошла к двери в углу кухни, которая вела в кладовую. Там оказывается был вход в подвал. Я прошла за ней. Хм, а тут богатый выбор. Прихватив бутылочку янтарного коньяка, я поднялась.

— Ты же говорила про вино, — увидев мою добычу, произнесла Теклария.

— Ну я же добавила «или что‑то в этом роде», — усмехнувшись, ответила я.

— Будешь пить одна?

— Желаете присоединится? — удивилась я.

— А почему бы и нет. У меня тоже настроение отвратительное, — императрица — мать села за стол и расставила рюмки.

Сначала было не комфортно, но видя, как непринужденно опустошает свою рюмку Теклария, я плюнула на все и начала методично напиваться.

— Ну рассказывай, что за повод? — спросила императрица — мать, поднимая на меня уже слегка осоловевшие глаза.

— Меня ненавидит единственная подруга, — отозвалась я, перекатывая в рюмке янтарную жидкость, рассматривая как она переливается на свету. — Впрочем, это неудивительно. Я же убила ее отца, — невесело усмехнулась я.

— А что, надо было сдаться ему? — склонив голову к плечу и прищурив глаза, поинтересовалась Теклария.

Я пожала плечами. Уже все равно ничего не вернуть. Да и я не уверена, что поступила бы иначе.

— Что у вас за повод? — в свою очередь полюбопытствовала я.

— У меня вся жизнь повод, — махнула рукой она. Но спустя некоторое время произнесла: — Тебе Эрикель рассказала историю Сарики? — я кивнула. — И мне почему‑то кажется, что ты отчасти меня винишь в случившемся с ней…

Я неопределенно махнула рукой. Уж не мне тут точно судить о том, кто виноват. Хотя, наверно, можно было и признаться, что когда‑то подобная мысль меня посещала.

— Я видела, что эта девушка не пара моему сыну и что он с ней счастлив не будет. А с другой стороны, во многом наши с ней истории были схожи. Вот только Эйн не похож был на Вемунда. Он старался относится к своей супруге уважительно. Но любил‑то он тебя. И если до рождения Инга Сарика еще пыталась завоевать любовь мужа, то после — отступилась. Я пыталась разговаривать с ней, но она ни с чьим мнением не считалась и поступала так, как сама считала нужным. Поэтому я и отступила. А вот с ее ненавистью к собственному сыну я мириться не стала. Достучаться до нее не было возможным, поэтому все заботы о внуке я взяла на себя. А Эйн и без того обожавший сына, пытался компенсировать недостаток любви матери, — Теклария на пару минут замолчала, прикрыв глаза. Я тактично молчала. — Никто не желал смерти Сарике, — продолжила императрица — мать, — и уж тем более такой смерти. Однако, могу признаться тебе честно, долго я не горевала по ней. За своего внука я была готова простить ей все, но только не ненависть к нему. С твоим появлением Инг обрел мать, и за это я тебе безмерно благодарна. И за многое другое тоже.

Мы посидели еще некоторое время в молчании.

— Теклария, а вы знали мою бабушку — Асгерд Кеапр? — спросила я.

Императрица — мать подняла на меня удивленный глаза.

— Не знала, что вы родственницы, — наконец произнесла она. — Да, я ее знала. Она мне как‑то очень помогла. Давно это было. Ее же уже нет в живых?

— Да, лет пятнадцать как. Она мою маму родила уже в солидном возрасте.

В глазах Текларии мелькнула искра осознания:

— Так вот как ты смогла родить Эйма! — воскликнула она.

Я кивнула.

— После того, как я вернулась с войны, в бабушкиной библиотеке я нашла книгу с описанием артефакта. Удачно так сложилось.

— Судьба значит, — Теклария отсалютовала мне рюмкой. — За моего внука, родившегося благодаря этому!

Этот тост не поддержать я не смогла.

Разошлись мы глубоко за полночь.

Перед своим уходом Теклария сказала мне:

— Вновь повторюсь, я очень рада, что история с твоим похищением закончилась сравнительно благополучно. Но очень тебя прощу, не вынуждай так больше волноваться Эйна о тебе.

Я кивнула. Только как я могу такое обещать?

Благодаря вовремя выпитому зелью, похмелье с утра меня не долго мучило. Впрочем, с Текларией я им поделилась тоже.

Я и мальчишки сидели в кабинете, выбирали им имена, под которыми они будут учится в школе.

За этим занятием нас и застал Рион. Мы его не видели уже около двух недель. Он регулярно писал Текларии и сыновьям. Я же не получила ни строчки. Обиделся на меня что ли?

Теперь мы уже вчетвером перебирали имена. Перебрали с десяток вариантов, пока не подобрали те, которые сыновей полностью устроили. Так Эймунд стал Эйвиндом. Ну чтоб не сильно отличалось. А Ингольв выбрал себе имя Эгиль. Чем ему так это имя понравилось, он не сказал.

Закончив с этим, император обратился к сыновьям:

— Идите погуляйте пока. Мне с вашей мамой поговорить надо.

Как только мальчики вышли, Рион запер дверь. Я испуганно сглотнула. Почему‑то, как мне казалось, это не предвещало ничего хорошего.

— Как ты знаешь, — начал он, присев на стол и тем самым возвышаясь надо мной, так как я осталась сидящей на диване, — в конце суока[6] истекает срок моего траура.

Ну да, а двумя неделями раньше истечет мой траур по отцу.

— Так вот, — продолжил правитель, с суровым выражением лица взирающий на меня, — сразу же после окончания траура состоится наша свадьба.

— Поздравляю, — не задумываясь ляпнула я. — Леди Эрнесия, наверно, безумно счастлива?

А потом до меня дошло. Вот бездна!

— Ты глухая? — разозлился он. — Я же сказал «наша»! Твоя и моя! Мы с тобой поженимся!

Я с идиотским выражением лица уставилась на Риона. Наверно, я и правда глухая. Мне ведь послышалось?

— Как? Почему? Зачем?

— Ты не знаешь зачем люди женятся? — язвительно поинтересовался император.

— Я знаю зачем люди это делают, — зло ответила я. — Но я не пойму, зачем это делаешь ты. Ты же не обычный человек.

При отношениях, основанных на любви и взаимопонимании, так предложение не делают. Меня просто поставили перед фактом. Значит тут что‑то другое.

Взгляд Риона приобрел некоторую растерянность. Значит сейчас будет врать. Я приготовилась слушать.

— Как только закончится траур, на меня начнут давить, что мне нужно будет заключить брак. Желательно взаимовыгодный, — досадливо поморщился брюнет. — Да, решение в любом случае принимать мне. Но…

— Но ты уже для себя все решил, — закончила я за него.

Сейчас‑то мне была предельно понятна моя вспышка гнева. И за свою адекватность я не переживала. Я переживала за сохранность и без того подпорченного лица правителя. Уж больно сильно мне хотелось его расцарапать.