Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Д'Аржантейль, выйдя из своего уныния, подумал, что это не было таким уж подвигом, — теперь, когда он подумал, он был уверен, что этот, теперь знаменитый Дегре, намеренно позволил ей бежать.

— Зато, — сказал он, — она может оказаться опасной, потому что слишком связана с полицией. Но в настоящий момент она далеко от своих друзей в Париже.

— Тогда правда эта история с Рейни?

— Боюсь, что да. Но, главное, она была любовницей этого Франсуа Дегре, имя которого делается столь известным.

— Дегре! — воскликнул Мартен д'Аржантейль, — но это же полицейский, который арестовал Марию-Мадлену де Бривильер. Он действовал с максимальным коварством. В монастырь в Льеже, где она скрывалась, он явился переодетый аббатом. Для него не существовало понятия святотатства, и он разыграл перед ней пылкую страсть. Уже пять лет она была заперта среди этих женщин, и как она, тело которой беспрерывно горело желанием, могла этому противиться? Он внушил ей пагубное для нее доверие и уговорил ее бежать с ним. Как только они оказались за границами монастыря, он ее арестовал. И вы говорите, что эта женщина связана с этой отвратительной личностью? Может быть, это она выдала ему маркизу?

— Ах, оставьте нас в покое с этой отвратительной историей! Известно, что женщины попадаются потому, что они ставят сердечные дела выше своей выгоды… Сердечные дела… — прошептал Вивонн задумчиво.

Он с досадой повернулся к ним спиной. Позади него Сент-Эдм и Бессар обменялись взглядами. Это была обычная для них мимика, так они спрашивали совета друг друга, соглашаясь или выражая несогласие.

На этот раз они обменялись понимающими улыбками. Герцог де Вивонн будет поступать по-своему, но они-то понимали опасность. Не было пока надобности спешить, но все же следовало пустить все в ход, чтобы уменьшить влияние этой женщины и любыми средствами помешать ей вернуться во Францию, противопоставить себя мадам де Монтеспан и, быть может, победить ее.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. БАЛ В ДЕНЬ БОГОЯВЛЕНИЯ

Вивонн очень ошибался, думая, что если у них было любовное приключение, он мог позволять себе с ней вольности. Плохо было то, что он в зависимости от того, трезв был или пьян, был либо предприимчивым и хвастливым, либо, наоборот, вполне приличным знакомым, не желающим привлекать внимание окружающих.

Никола де Бардане заявил, что он доволен своим переездом с «Фермы». Он не мог никуда пойти в городе, не пройдя мимо дома Виль д'Аврэя, и он пользовался любым предлогом, чтобы подождать Анжелику и затем сопутствовать ей в городе.

— Прошу вас, — сказала она ему однажды, — не стойте на часах перед моим домом. Это меня смущает и приведет к сплетням.

— Но разве я не имею права прогуливаться в квартале, где я теперь живу? Кроме того, я не считаю, что я более назойлив, чем этот индеец, который ежедневно, по несколько раз в день, крутится возле вашего дома, входит и выходит оттуда без доклада, сидит на вашем пороге, покуривая свою трубку, и, как только вас видит, начинает с вами беседовать. Не вижу, почему вы не разрешаете мне то, что разрешаете этому дикарю?

— Но именно поэтому. Мой бедный друг, вы же не дикарь!

Она отказалась от мысли заставить его внять голосу рассудка. Он сопровождал ее, когда она делала покупки.

У портного с Королевской площади они встретили Элуа Маколле, который примерял кафтан из сиреневого шелка поверх жилетки в цветах, которую он любил.

Вместе с ним был его сын — толстый, важный и трусливый парень, что было редкостью в Канаде. И надо же было, что это случилось с Маколле — иметь сына, который с детства не горел желанием отправиться в леса и боялся, вплоть до ночных кошмаров, той «прически», которую делают ирокезы. «Моя скальпированная голова пугала его!..»

— Ну и что? Ты либо канадец, либо нет.

Следует сказать, что Элуа Маколле был из поколения закоренелых холостяков, которых женили под страхом штрафа, отлучения от церкви и других наказаний.

Как только он сочетался законным браком с «дочерью короля», присланной в Канаду Кольбером среди сотни других, сделал ей ребенка, ибо он подвергся бы наказанию, если бы она пожаловалась, что брак не был завершен, он исчез на несколько лет на Большие Озера, оставив молодую иммигрантку выпутываться из положения, когда нужно воспитывать сына и обрабатывать ферму на берегу реки Святого Лаврентия. Хотя он время от времени и возвращался, жена и сын остались для него посторонними.

Жена умерла, успев женить своего единственного сына.

С этого времени судьба жизнерадостного Маколле изменилась к худшему. Из-за тяжелой раны, полученной в войне под Монреалем, когда матушка Буржуа едва спасла ему жизнь, Маколле пришлось вернуться к себе, а его невестка Сидония оказалась гарпией и создала ему адскую жизнь. Она не знала, что изобрести, чтобы отравить ему существование и помешать вернуться в леса, даже донесла, что он продает индейцам водку, и у него отняли разрешение на охоту. В конце концов он вернул себе свободу, но оказался вне закона, и только поручительство Пейрака, которого он нашел в Тадуссаке, позволило ему беспрепятственно вернуться в свой город.

Он проявлял добрую волю, совершая этот дружественный шаг по отношению к этой мало родственной паре.

— Кроме того, — сказал он Анжелике, — у них есть соседка, вдова, которая мне очень нравилась, мне сказали, что она не вышла повторно замуж. Я воспользуюсь этим и зайду к ней, чтобы осуществить мои желания.

— Не уверена, что это входило в наставления матушки Буржуа, — заметила Анжелика.

Все рассмеялись. Над юношеской силой старого Маколле частенько подсмеивались. Он пользовался большим успехом у дам.

Его оставили примерять туалеты.

У женщины, прозванной Кружевницей, было много народа. Все покупали воротнички, манжеты, гарнитуры. Де Бардань сделал гримасу и стал осуждать это стремление украсить себя кружевами — не из стремления к экономии, но потому, сказал он, что в Париже мода становится более простой. Это изобилие кружев у шеи и запястьев, у талии, у колен выглядело уже буржуазно-провинциальным.

Слова дворянина смутили покупательниц, его выслушали с почтением. Некоторые строгие дамы, которые стремились показать, что они не отстают от парижской моды, несколько уменьшили свои покупки, правда, опасаясь, не покажутся ли они своим соотечественницам мелочными и безденежными. Другие продолжали широко покупать блонды и венецианские кружева.

В преддверии праздников все отправляли головные уборы, воротнички и кружева к урсулинкам — гладить, крахмалить и гофрировать.

Бардане, несмотря на то, что его прибытие не было блестящим и было затенено прибытием де Пейраков, всем нравился. Он был прекрасно одет, свободно держался и был всегда в хорошем настроении.