Фельдмаршал Румянцев - Виктор Петелин

– Не каждый может платить такие деньги за обучение своих детей, – сказал Румянцев, внимательно выслушав собеседника. – Ханенко был правителем генеральной канцелярии, у него села и деревни. Я знаю о прошении малороссийского шляхетства и старшин о восстановлении разных старинных прав Малороссии, поданном в прошлом году ее императорскому величеству, знаю о желании вашем завесть у себя два университета и несколько гимназий. Но кто будет в них обучаться, если к обучению юности здесь плохо относятся, хотя и есть школы, а в Киеве так называемая академия. Но они отнюдь не на тех правилах основаны, каковые надлежит к исправлению народному утверждать в жизни. Даже склонность здешнего народа отличная к музыке и естественное дарование в голосах вовсе остаются без уважения.

– Да, петь мы любим, и голоса есть превосходные. – Безбородко и сам прекрасно пел и любил пение.

– Прежде всего следует наладить обучение в школах во всех городах, а где можно, и по большим селам и деревням. Нужно научить юность читать, писать, петь и арифметике. Жалованье учителям определять из градских доходов, в других случаях давать им некоторые чины духовные при церквах с доходами. Имущие ученики могут платить ежемесячно, а бедных учить без всякой платы. Содержаться же сии бедные могут из штрафных денег, взятых с тех, кто совершает неважные преступления, пьянствует, учиняет драки.

– Крайне необходимая мера… Есть, конечно, у нас школы при монастырях, при церквах приходских, в которых дети прихожан обучаются церковному чтению и пению, обыкновенно под руководством дьячка. Но эти школы занимаются приготовлением для церкви церковнослужителей, способных потом занять и место священника. В каждом приходе в доме дьячка ютится по нескольку мальчиков, преимущественно из сирот или же беднейших прихожан, их обучение ограничено изучением букваря, Часослова и Псалтыря.

Безбородко говорил об этом со знанием дела. Сам лишь несколько лет назад по этой же системе обучал своего старшего сына Александра. И как только научил его писать и читать, то заставил несколько раз прочитать Библию от начала до конца. Немалый труд, но он многое дал для усвоения богатств церковно-славянского языка.

– Во время моей поездки по полкам, Андрей Яковлевич, – снова заговорил Румянцев, – многие мне жаловались, что мало грамотных людей. Ощущается большой недостаток при замещении тех должностей, на которые требуются грамотные люди. А потому кое-где не только есаулов и хорунжих нельзя найти грамотных, но даже и на должность сотенных атаманов не находится таковых. Бывает и так, что при назначении в походы определяются командирами люди неграмотные.

– Да, Петр Александрович, у нас сколько таких случаев бывало. И за таких командиров полковой канцелярии приходится терпеть всякие поношения и укоризны. А что делать? Боевые, храбрые казаки, а грамоты не знают.

– Учить нужно всех казацких детей грамоте и экзерциции воинской. И уже через несколько лет можно было бы учредить здесь кадетский корпус, как в Петербурге. В число сих могли бы набраны быть дети лучшего шляхетства. Нравы бы исправлялись, появилась любовь к военной регулярной службе.

– Ваше сиятельство! Если б вы знали, как радостно нам все это слышать от вас! С такой любовью вы говорите о нас, малороссах…

– Я ж здесь с малых лет был, давно полюбил этот прекрасный край. И все мне здесь кажется родным и близким. Как же нам вместе не заботиться о процветании сего края, не заботиться о его защите и просвещении народа?..

После этого разговора Петр Александрович не раз возвращался к судьбе Безбородко, одного из влиятельных в Глухове генеральных старшин. Что-то нужно сделать для него, тем самым утвердив влияние Петербурга в Малороссии. Может, пожаловать ему в вечное и наследственное владение некоторое количество дворов из принадлежащих короне и дать чин действительного тайного советника? Ведь Безбородко начал служить с 1730 года, неусыпным трудом заслужил доверие главноуправляющих в Малой России генералов Шаховского, Барятинского, Румянцева, Кейта, Леонтьева, Неплюева… Да и гетман Разумовский не мог обходиться без него даже в Петербурге, где подолгу живал.

Заслуженный и преданный человек этот Безбородко. Такому и порадеть приятно. Он сам без понуканий свой долг исправно выполняет. Не то что некоторые…

Во время поездки Румянцева удивило полное безразличие казачества к службе. Все азартно занимаются хозяйством, особенно винокурением, и всеми способами старались уйти от войсковых обязанностей: несения службы, от караулов и посылок в другие города и села. В Конотопской сотне, в селе Жолдаки, раскинувшемся по берегам реки Сейм, к Румянцеву обратились представители местной роты с прошением «не занимать их российским платьем и регулами». Говорили, что «их в регулярную службу напрасно занимают». Как вскоре выяснилось, во главе недовольных стояли капитан Бубличенко и прапорщик Орловский. Выяснилось и то, что рота, получавшая содержание от казны, оказалась совершенно не способна к несению караульной службы. Деньги получали, но ничего не делали, чтобы оправдать их. Это было явное преступление, и Румянцев преобразовал роту в регулярную, названную фузилерною*. Бубличенко и Орловского лишил чинов, а рядовых жолдаков наказал плетьми и посадил в острог на год.

Это произошло во время поездки в Конотоп 15 июня 1765 года.

Этот эпизод закончился тем, что в день тезоименитства* императрицы, 24 ноября, Орловскому и Бубличенко «прежние их чины были объявлены», а рядовые жолдаки были выпущены из острога в январе следующего года.

История эта надолго запомнилась жителям Украины: они почувствовали твердую и крепкую руку нового правителя, его отходчивое и справедливое сердце.

Глава 5

«Я давно изучаю нашу историю»

Петр Александрович еще по приезде в Глухов обратил внимание на молодого Безбородко, только недавно вернувшегося в родные места из Киевской духовной академии. Восемнадцатилетний юноша был представлен графу Румянцеву и записан в бунчуковые товарищи, как это делалось, по обыкновению, для сыновей знатных фамилий. Бунчуковый товарищ лишь в военное время обязан был находиться при гетмане, а в мирное время у него не было определенных занятий. Но Александр Безбородко вскоре стал незаменимым в канцелярии графа Румянцева: поражала его память, хранившая множество разнообразных сведений, входящих и исходящих бумаг, да и слог его, легкий, изящный, точный, открывал перед ним широкие возможности служебной карьеры.

Румянцеву рассказывали, что еще в академии пытались проверить память Безбородко, будили его ночью и спрашивали: когда случилось такое-то событие? Александр никогда не ошибался.