Рухнувшие надежды - Николай Побережник

– Ну чего стесняемся-то? – склонившись с борта и подмигнув спросил у меня Иваныч. – Боцман! Спустить трап с левого борта!

Что-то заскрипело, зашуршали канаты по блокам, и с палубы выехал вбок, удерживаемый небольшой балкой, деревянный трап. Он стукнул по палубе катамарана, по нему сбежал какой-то незнакомый парень и представился:

– Боцман Строганов, Андрей, – потом замялся и, протянув мне руку добавил: – Витальевич.

– Сергей… Николаевич, – ответил я и пожал ему руку.

– Прошу на борт! – явно переигрывая, ответил боцман Строганов.

Я поднялся по трапу и оказался на палубе из отлично подогнанных и покрытых каким-то темным составом досок. Меня встретил Иваныч, сияющий как начищенный самовар, попыхивая торчащей из угла рта трубкой.

– Света сказала, что ты старый выпендрежник, – сказал я, протягивая ему руку.

– Так и сказала?

– Ну почти.

– Мне простительно, – ответил Иваныч, и мы обнялись, – принимай судно, Серый!

– Ну пошли, с чего начнем? И что это за боцман?

– Самый настоящий боцман, и кстати, с того самого траулера «сынков», он с тремя приятелями уплыл с траулера на мотоботе, еще до начала формирования там банды, ну и перебивались они потом в Лесном на подработке разной.

– Да ну, – удивился я, – и как ты его нашел?

– Он сам меня нашел, пару дней ходил у верфи и глазел, ну я и поинтересовался, мол, чего хотел.

– А он?

– А он так и сказал, что, мол, боцман, и ищет работу.

– Нормально… ну а сам он как, кроме того, что боцман?

– Правильный парень, я за две недели присмотрелся к нему, да и приятели у него нормальные.

– Ну и хорошо. И смотрю, кроме тех троих, что ты с лесопилки оставил, еще народ набрал.

– Да, Фима, кроме того, что хороший торговец, он еще, оказывается, и неплохим «кадровиком» оказался. Слухи-то ходят уже про Сахарный. Люди идут к Фиме, но он всех не берет, там все по-взрослому у него, анкетирование, собеседование и все такое.

– Не ошибся я в нем все-таки.

– Да, Серый, похоже, что не ошибся.

– И каково количество народа на корабле сейчас?

– Идем ко мне в каюту, у меня там судовой журнал… Все по-взрослому, Серый, все по-взрослому теперь будет!

– Ну пошли.

На носу была небольшая надстройка, из которой вниз уходило два трапа.

– Нам сюда, – сказал Иваныч, указывая на левый трап, – это спуск на нижнюю палубу, где четыре каюты и кают-компания.

– А чьи каюты?

– Ну естественно, капитанская, – важно начал загибать пальцы Иваныч, – гостевая, радиста и твоя… только, Серый, там, кроме как в моей больше и присесть негде, еще в процессе строительства. Да и в моей каюте, кроме стола, полки, табуретки, топчана и откидывающейся второй шконки больше и нет ни хрена. Даже двери нет.

– А направо трап куда?

– Кубрик для экипажа и общий камбуз.

– И сколько предполагается экипаж?

– Минимум шесть человек надо.

– А кубрик на сколько рассчитан?

– Там шесть двухъярусных шконок, так что 12 человек поместится.

– Ясно. Камбуз, говоришь? А кок есть?

– Конечно, правда, Виктор очень ругался, но не долго.

– Володьку, что ли взял?

– Ага, – довольно ответил Иваныч, – да ты что, он же готовит как!

– Правильно, пусть занимается тем, что у него получается лучше всего. А люди всегда есть хотят.

Мы спустились в узкий коридор, и Иваныч указал на дверной проем.

– Вот моя каюта, твоя напротив. Все каюты двухместные, если что.

Мы зашли, я сел на еще пахнущий деревом топчан, а Иваныч, достав с полки единственный журнал, сел напротив меня на табуретку.

– Значит, так, – начал Иваныч, перелистав несколько страниц, – на данный момент временный экипаж судна составляет восемь человек, из них новеньких шестеро и девять переселенцев. Постоянный экипаж сформируем, как только окончательно закончим с оборудованием и вооружением судна.

– Ясно. Это что у тебя, схема судна? – спросил я, указав на листок, висящий на стене, на котором в карандаше, очень аккуратно была изображена схема.

– Да. Сейчас расскажу. Ну это верхняя палуба, ходовой мостик, это жилая палуба, тут моторное отделение, здесь топливный отсек, рядом грузовой, здесь водяные цистерны, это кладовки такелажная и парусная, пока тоже как грузовой, здесь и здесь трюма и места там… как говорят, внутри больше, чем снаружи. Здесь оружейная комната, это продсклад, тут мастерская, ну в общем, боцмана хозяйство. Ну здесь рубка и мостик, тут мы находимся, а тут экипаж.

– Действительно, места навалом. А вот эти не подписанные места?

– Здесь будут лазарет, электростанция, отсек вспомогательных механизмов, тут будут три боевых поста, а здесь рубка дежурного офицера.

– Действительно, все по-взрослому, только чего же ты так рано с верфей слинял, если еще так много не доделано?

– А потому, что все что надо доделывать, другим знать не обязательно, – ответил Иваныч, пыхнул трубкой и добавил, напевая: – Это наш с тобой секрет.

– Ну согласен. Доделывать правда, много еще.

– А для этого, мы завтра отправляемся к СР-у, а потом к траулеру. Будем снимать всё! Иллюминаторы, провода, трубы, каютную мебель, камбузное хозяйство… короче, все, чего тут не хватает.

– Хорошо, народ только надо расселить, побеседовать с каждым.

– Ну у тебя весь день впереди, – улыбнулся Иваныч, – а я пока бригаду на завтра скомплектую и инструмент подберу.

Походили еще немного по кораблю, Иваныч мне рассказывал все об устройстве более подробно.

– А это откуда? – спросил я, увидев подвешенный за транцем спасательный бот.

– Так это же «обшарпанный», только отремонтированный и покрашенный. Надо будет еще и спасательные плоты на штатные места прикрутить.

А потом Иваныч вдруг спросил:

– А назовем-то как?

– Эм… а вот тут подумать надо, знаешь ведь, «как вы яхту назовете»…

– Ага, «так она и поплывет», знаю. Есть у меня вариант.

– И как же?

– Ты будешь смеяться?

– Не знаю. А что, так все плохо?

– Нет, я бы даже сказал патриотично.

– Ну так говори уже.

– «Аврора».

– Блин. Тогда носовое орудие ставить не будем, – улыбнулся я.

– Почему?

– Ну… а вдруг услышу однажды залп поутру, а потом ворвется ко мне в бунгало твой боцман с маузером и скажет: «Кто тут временные, слазьте».

– Да ну тебя в баню, Серый, я серьезно.

– Ну если серьезно, то я не против.

– Строганов! – вдруг закричал Иваныч. – Вешай название!

Боцман засуетился и, прихватив с собой еще троих человек, убежал в кубрик. Через минуту они вышли оттуда с побрякивающим металлом мешком и отправились на нос, где вывесили с борта лежавшую на палубе люльку, спустились в нее и начали приколачивать буквы.

– Из чего сделал-то? – спросил я у Иваныча, когда мы сошли на берег и наблюдали за работой боцманской команды.