Частица твоего сердца - Эмма Скотт

пальцах краешек покрывала. – Честно говоря, с трудом пытаюсь не погрязнуть в жалости к себе. Часть меня хочет встать, пойти в магазин и работать. Усерднее, чем прежде… Но другая часть желает лишь свернуться под одеялом и не вылезать.

– Понимаю.

– Биби сказала, что Фрэнки не арестовали.

– Нет. – Голос Ронана звучал тихо, но таил в себе опасность, как черная вода.

– Ты уверен, что это сделал он?

Он кивнул.

Я вздохнула.

– Думаю, это уже не важно. Дело сделано.

– Я разберусь с этим, – произнес Ронан.

Что-то в его тоне заставило меня вздрогнуть.

– Тебе не стоит…

– Стоит. Это моя вина.

– Твоя? Но почему?

– Не важно.

Я теребила покрывало. Ронан сидел в ногах кровати, а я – в изголовье. Он не прикасался ко мне. Он хотел уйти; я практически чувствовала исходящие от него сигналы. Я больше не могла этого выносить. Потерять его…

– Тебе не обязательно оставаться, – проговорила я. Внутри начала подниматься волна эмоций, словно река, грозящая выйти из берегов. – На самом деле… – Я проглотила слезы, но они не желали уходить и по-прежнему болезненно жгли глаза. – Если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму.

Он вскинул голову и взглянул на меня.

– Что?

Я покачала головой, не отрывая взгляда от сложенных на покрывале рук. Они походили на руки мамы, но в них текла его кровь.

– После рассказа мамы… Я понимаю. Я сама себя сейчас выношу с трудом.

Ронан резко поднялся с края кровати и пересел ближе ко мне. Он схватил меня за плечи, потом коснулся пальцами щек и взял в ладони мое лицо.

– Черт, Шайло, нет…

Я покачала головой, и из глаз хлынули первые слезы, покатившись по его пальцам.

– Думаю, я это знала. Всегда чувствовала где-то в глубине души. Поэтому изо всех сил пыталась доказать, что я была… бо́льшим. И передо мной стояла цель. – Теперь рыдания скопились у меня в груди, перехватывая дыхание, мешая связно говорить. – Она не могла даже смотреть на меня, и я… теперь понимаю. Вся моя жизнь… это ее боль. Вот кто я. Напоминание о той ночи, способное ходить и говорить… Половина меня – это он. Чудовище…

Плотину прорвало, и рыдания хлынули наружу. Судорожные, сдавленные, что я сдерживала годами. Застоявшиеся и ядовитые. Ронан обхватил меня руками и притянул к себе. Удерживая настолько крепко, что я могла бы потерять сознание. В конце концов я распалась на части. Я плакала так, как никогда не позволяла себе прежде, а он удерживал обломки меня вместе.

– Ты не… – хрипло проговорил он, уткнувшись мне в волосы. – Ты чертовски прекрасная, внутри и снаружи. И храбрая, Шайло. Такая храбрая.

– Я не храбрая, – плакала я у него на груди. – Я боюсь. И не знаю, что делать.

– Сейчас тебе не нужно ничего делать, – произнес он, голос его громко звучал у меня в ухе. – Я с тобой. И собираюсь все исправить, Шайло. Клянусь.

– Ты… все еще любишь меня?

Он потрясенно втянул в себя воздух.

– Шайло… да. Господи, конечно же люблю. Но случившееся с твоим магазином…

– Это уже случилось. И я не хочу сейчас об этом думать, – проговорила я. Рыдания опустошили меня, и я чувствовала себя пустой оболочкой, которая может сломаться или унестись прочь от малейшего порыва ветра. Мне нужно было что-то – он, – чтоб удержать меня на месте и не позволить совсем исчезнуть. – Ты нужен мне, Ронан. – Я поцеловала его в подбородок, в губы, притягивая к себе. – Пожалуйста… Мне нужно хоть ненадолго затеряться вместе с тобой.

– Шайло, подожди…

– Пожалуйста. – Я поцеловала его в шею, зарылась руками в волосы. – Биби уже тысячу раз спрашивала, что мне нужно. Так вот, именно это. Ты. Пожалуйста…

Я нашла губы Ронана и поцеловала его, слезы отчаяния жгли глаза.

На миг он уступил, и поцелуй стал глубже. Но потом замер и сжал мне плечи.

– Шайло… я не могу. Ты расстроена.

– Да, расстроена, – решительно проговорила я. – Но знаю, что делаю. И чего хочу. Я хочу тебя, Ронан. Нас.

Он осознал смысл сказанных мною слов. Больше всего на свете мне нужно было знать, что у нас все в порядке. Если Ронан все еще любит меня, тогда есть шанс пережить случившееся. Я смогу встать утром с постели и вернуться к работе.

Он обхватил мое лицо ладонями, всматриваясь в меня взглядом серебристых глаз.

– Я люблю тебя.

Теперь, когда я начала плакать, казалось, слезы уже не остановить.

– Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю.

А после мы затерялись друг в друге, и поцелуи становились все жарче и требовательней. И с каждым касанием губ или прикосновением кожи события прошлой ночи отступали все дальше. Я утонула в его пристальном взгляде, видела в нем свое отражение и понимала, что я – не просто уродливый след, оставшийся от ужасной ночи. В глазах Ронана я была прекрасна, а они никогда не лгали.

Моя самооценка не зависела целиком и полностью от Ронана. Но в ту ночь, когда он держал в объятиях, целовал, прикасался и решительно вошел в меня, я сделала первый шаг на пути возвращения себя. Своей любовью он подарил мне то, во что можно верить.

Ронан тихо подвел меня к освобождению, вызвав волну удовольствия, противостоящую цунами боли. Я крепко прижала его к себе, и он застонал, уткнувшись мне в шею, изливая в меня свое семя, согревая изнутри. Заполняя пустоту во мне собой, самой своей сущностью.

А после он долго обнимал меня. Он лежал на спине, обняв меня одной рукой, а я положила голову ему на плечо. Но выражение его лица становилось все более мрачным, взор затуманился.

– О чем ты думаешь? – спросила я, касаясь кончиком пальца тревожных морщинок, залегших между его бровей.

– О том, что ты сказала прежде. Половина меня – это он.

Я кивнула.

– Я тоже говорил тебе нечто подобное. О своем отце. И ты сказала, что я совсем на него не похож.

Я грустно улыбнулась.

– Но ты мне не поверил.

– Нет, – признался он. – И я знаю, что, если скажу подобное о тебе, ты мне тоже не поверишь.

– Это трудно. Даже невозможно.

Он кивнул, уткнувшись мне в волосы.

– Да. Но, может быть… – Ронан помедлил, и я почувствовала, как он пытался собраться с мыслями, чтобы высказать именно то, что намеревался. – Мы ведь должны доверять друг другу, верно?

– Да.

– Так что… может, стоит сделать это сейчас. Поверь мне, Шайло, когда я говорю, что в тебе нет ни капли уродства. Или пустоты. Или… чего-либо еще, что ты ощущала после слов