В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман

Я выбежал наружу и тут же споткнулся о расколотые ветки больших деревьев, оторванных от обнаженных, вертикально торчащих пеньков. Повсюду рвались снаряды, а рядом с блиндажом связистов я наткнулся на своего старого друга лейтенанта Реша, сына пастора из Саарбрюккена. Взрывом танкового снаряда ему разорвало брюшную полость, и, когда он опустился на колени, я подхватил его и медленно положил на землю. Глядя в его умирающие глаза, я почувствовал, как меня переполнило бешенство, такое бешенство, какое мне редко приходилось испытывать в прежних боях и при виде других смертей, — всепоглощающая ярость, которая лишь изредка делает различие между врагом и другом, непомерное чувство гнева, не знающего пределов, которое превосходит границы простых эмоций смелости или страха. Смелость и страх — эмоции нормального человека и не имеют места в самоубийственном кошмаре, в который нас ввергли. Тебя охватывает простая, примитивная страсть мщения.

«Мстить… мстить, — молотом стучало в моем мозгу. — Уничтожить нападающих, убить их, тех, кто уничтожил близких тебе людей. Коль так много людей погибло, почему я должен выжить? Лучше умереть сейчас, убивая врага, чем дожидаться неизбежного».

Я с трудом поднялся на ноги и слепо ринулся вперед. Я смутно осознавал, что рядом со мной бегут еще два бойца. Когда мы добрались до штаба 14-й роты, я заметил несколько человек из противотанковой части, яростно готовивших свои фаустпатроны к ближнему бою. Несколько фаустпатронов стояли прислоненными к стене, возле двери в блиндаж.

— Давайте! — во весь голос закричал я. — Идем! Идем! Они приближаются!

Я схватил одну из длинных серо-зеленых труб, заряженных тупыми, напоминающими луковицу снарядами, и сквозь деревья преодолел расстояние примерно в 50 шагов до окраины леса, ориентируясь на шум тяжелых бронированных машин. Воздух вокруг меня наполнился пронзительным свистом пуль, а снаряды продолжали взрываться в верхушках деревьев, посылая на землю раскаленные добела осколки, которые со свистом устремлялись к земле и тяжело бухались в нее.

Вдруг примерно в 20 метрах от себя я заметил сквозь подлесок длинный ствол «Т-34», медленно, но безостановочно двигавшегося вперед. Отлично зная, что обычно танк сопровождает, как минимум, взвод пехоты, я отступил назад, сделав длинную дугу через лес, и стал подбираться к этому массивному силуэту, укрываясь за деревьями. Выскочив на опушку возле огромного танка, я опустился на колени между грудами снесенных ветвей, сердце было готово выскочить из груди, и отсюда, с 30 шагов, можно было хорошо разглядеть этого стального колосса, на котором рядом с красной звездой было нарисовано несколько крупных цифр.

Я быстро снял предохранитель с фаустпатрона и прильнул к прицелу. Я сдерживал дыхание, безуспешно стараясь успокоить колотившееся сердце, кровь, казалось, пульсировала от напряжения в самом горле.

Поместив мушку прямо в середину нарисованной на башне огромной красной звезды с белой каймой, последним усилием воли заставил себя сохранять спокойствие и удерживать прицел прямо на цели. Медленно, но твердо нажал на спуск. С шумным взрывом позади меня в направлении леса вырвался огненный язык. Снаряд, четко видимый невооруженным глазом, с ревом полетел вперед и ударил прямо в башню. Безошибочно сработал заряд, разметав внутри вооруженной до зубов машины пламя и раскаленную добела шрапнель.

Тут же открылся большой круглый люк, и в небо из танка поднялась тонкая струйка дыма, а затем последовала невероятная тишина. Плотно прижавшись к земле, я следил за вторым танком, ранее не видимым, в каких-то 50 шагах задним ходом проламывавшим себе путь сквозь чащу, отходившим от своего уничтоженного спутника. Он пробился через полосу деревьев и выбрался на открытое место, где на виду, прижавшись к земле, лежала русская пехотная рота. Двое моих спутников из противотанковой роты уничтожили этот танк так же, как я покончил с ведущей машиной.

Из укрытия за деревьями мы втроем открыли огонь из карабинов по русской роте, лежавшей в 200 метрах от нас на промерзшей земле. Мы обменялись короткими очередями, и русские стали отходить, таща за собой своих раненых. Мы рухнули на землю, физически и морально опустошенные пережитым. Мы успешно отбили усиленную роту противника… и остались живы.

Прибыли самоходные орудия капитана Брандтнера. Одно из них получило по пути прямое попадание, другое было в состоянии двигаться и открыть огонь по колонне русских танков, надвигавшихся на высоты Штедини. В первый день боя у Штедини русские из-за 438-го полка потеряли более двадцати танков во время схватки у какого-то перекрестка дорог, которые вели во Фрауенбург и Либаву.

Мой фаустпатрон уничтожил ведущий танк в голове атакующей группы, а второй был подбит двумя солдатами из 14-й противотанковой роты. Еще три танка были в ближнем бою уничтожены другими гренадерами, а на долю самоходки пришлись остальные из тех, что сейчас догорали и взрывались на поле боя. Таким образом, в первый день острие атакующей группы оказалось сломанным, а крупная катастрофа предотвращена. 10 декабря кавалер Рыцарского креста капитан Цолль, командир 14-й роты 436-го полка, получил задание направиться к Пампали в качестве командира боевой группы численностью примерно 100 человек. Она состояла из двух пехотных взводов, одного взвода тяжелых пулеметов, одного расчета ПТО из пяти человек, небольшого количества саперов и одного или двух передовых артиллерийских наблюдателей.

День 12 декабря выдался спокойным, небо оставалось пасмурным, по нему низко плыли облака, когда боевая группа Цолля принялась за строительство оборонительных рубежей. Они ожидали русской атаки; день за днем они лихорадочно укрепляли свои позиции. 16 декабря на земляные сооружения обрушился огонь тяжелой артиллерии, вынудив солдат искать убежища в узких траншеях и самодельных блиндажах. Артиллерийский огонь продолжался с перерывами в течение нескольких дней, обстрелы начинались неожиданно, прекращаясь лишь на несколько часов, чтобы начаться вновь. 21 декабря русские пошли в атаку, предварительно подвергнув наши позиции мощному артиллерийскому обстрелу, из-за которого какое-либо передвижение было невозможно. К полудню сквозь нашу оборону возле Пампали прорвались пехота и танковые части, и во второй половине дня осажденные гренадеры были отрезаны и окружены. Продолжало расти число убитых и раненых, мертвые лежали в окопах там, где их застала смерть, раненые получали только поверхностный уход под непрекращающимся огнем превосходящего по силам противника. Боеприпасы, медикаменты и продовольствие были быстро израсходованы. Радиосвязь с полком или дивизией уже была невозможна; последние полученные приказы неоднократно настаивали на том, что мы должны любой ценой удержать позиции.