Тайна Черного моря - Игорь Чубаха

Уже у дверей операционной девушка сморщила носик. Ей доводилось бывать в разных медучреждениях, и всюду нянечки, боящиеся бацилл, не жалели хлорки. Противный запах. Глаза режет. Кстати, о глазах. Верочке показалось, что в дверную щель за ней наблюдает чей-то зрачок.

Времени для раздумий и сомнения не было. Цель казалась так близка, что, когда мимо операционной процокали девичьи каблучки, когда в щели между раскрывающимися в обе стороны дверями с закрашенными белой краской стеклами мелькнула знакомая хрупкая фигурка, убийца неслышно распахнул одну створку и сделал шаг вперед. Движения были стремительны и отточены, как скальпель.

Старшая медсестра лейтенант Трофимова, сидя за своим столиком, пребывала в ступоре. Проработав в больнице пятнадцать лет, она насмотрелась на жмуриков, но те, умиротворенные, укрытые простынями, подготовленные к отправке на кремацию, не шли ни в какое сравнение с изуродованным и запихнутым в тесный шкаф телом дежурного хирурга.

Первым побуждением Трофимовой, когда она добежала до телефона, было немедленно позвонить в милицию. Но городской телефон мертво молчал.

Не работал и внутренний телефон.

Кто-то перерезал провода, догадалась старшая медсестра. И почувствовала, как желудок поднимается к горлу, как слюна во рту приобретает медный привкус. Она обессиленно опустилась на стул и застыла в шоке. Бежать, немедленно бежать, билось у нее в висках, но ватное тело не слушалось. Бессмысленный взгляд уперся в вязание с анатомическим атласом, до которого сегодня руки так и не дошли. Освежеванный человек со свитера невыразительно смотрел в сторону, демонстрируя зрителю расположение лицевых мышц. Тонкие спицы фатально перекрещивались на недоделанной аорте. На миг представилось, что странный подполковник, оставшийся со своей не менее странной спутницей в кабинете смерти, сейчас вынимает ножницы из глаза бедного хирурга и, хищно усмехаясь, стирает с них отпечатки пальцев.

А ведь подполковник ей сразу не понравился! Зачем она пустила его? Зря она отказалась от югославского контракта. Бинтовала бы сейчас в полевом госпитале штыковые раны, ассистировала при ампутации пораженных газовой гангреной конечностей. И горя бы не знала.

Мимо Трофимовой, даже не взглянув на нее, прошествовала младшая медсестра Верочка. Трофимова разлепила склеенные страхом губы, дабы процедить нечто сочувственное, типа «А Паша ваш того...», ведь все она про эту соплюху ведала. Трофимова хотела остановить девушку, предупредить ее, что дальше идти нельзя, дальше смерть, однако язык не слушался. Она попыталась вскочить, однако что-то — или кто-то? — цепко держало ее за халат.

Трофимова почувствовала, как от ужаса у нее в ушах сузились дырочки для ненадетых сережек. Кто-то стоял сзади! Кто-то ее не пускал!

Обернуться не хватало смелости. Да тут целая банда!

Открыв рот, Трофимова беспомощно смотрела в спину удаляющейся Верочке и все терла и никак не могла оттереть пятнышко лака для ногтей на лацкане халата. Халата, прижатого задними ножками стула к полу.

А потом случилось страшное: когда девушка проходила мимо операционной, белый призрак метнулся из дверей ей наперерез, подхватил ее и затащил внутрь. Все произошло мгновенно: вот девушка идет по коридору, а вот ее уже нет. Словно она растворилась в воздухе, словно и не было ее никогда... Лишь на полу осталась черная туфелька. С правой ноги.

Верочка почувствовала, как кто-то схватил ее за шею и резко дернул назад. На миг она потеряла равновесие, но мига оказалось достаточно: кто-то втащил ее в операционную, одна потно-солоноватая пятерня зажала рот, другая заломила руку за спину.

— Ну, вот и свиделись, Марина Николаевна, — прозвучал над ее ухом угрожающий шепот.

Верочка действовала не раздумывая: острая шпилька ее левой туфельки с силой вонзилась в ботинок нападающему, прорвала тонкий кожзаменитель и погрузилась в плоть между вторым и третьим пальцами.

Неизвестный, не ожидавший такого поворота событий, охнул и на секунду ослабил хватку. Верочка вырвалась из его объятий и, не оборачиваясь, бросилась к дверям.

Она бы успела, но бегать в одной туфле на высоком каблуке непросто. Верочкина нога подкосилась, она ухватилась за шаткий никелированный столик. Столик со звоном опрокинулся, тополиным пухом разметал вату, посыпались блестящие хирургические инструменты. Упала и сама Верочка, сбитая с ног подсечкой.

Линолеум прыгнул в лицо. Белая шапочка наползла на глаза, мешая.

Чье-то тело навалилось на жертву, подмяло, тонкая рука схватила за горло, заталкивая обратно рвущийся наружу крик.

Верочка ухитрилась извернуться на спину, длинными ноготками попыталась вцепиться в набрякшее, пурпурно-лиловое лицо лиходея.

Лиходей успел отклониться и в следующий момент кулаком нанес ей мощный удар в лицо.

Верочка почувствовала, как хрустнули, ломаясь в альвеолах, зубы; густая кровь вперемешку с костно-эмалевым крошевом тут же переполнила лунки в деснах, забила рот, потекла в носовые раковины и через миндалины к бронхам. От удара потемнело в глазах, левая сторона лица онемела. Расплющенные нервные окончания отключились, как после анестезии.

Неизвестный мужчина, вероятно, только сейчас разглядев свою жертву, тихо выматерился, пробормотал что-то вроде: «Блин, не та!» — и замахнулся для второго удара.

Однако так просто девушка сдаваться не собиралась — кем бы ни был нападающий. Спасая не себя, а будущего ребенка, Вера всхлипнула, нащупала на полу холодный металлический предмет, крепко сжала его в кулачке и вслепую нанесла удар ниже пояса.

Короткий, но острый как бритва клинок скальпеля вонзился в бедро неизвестному. Тот, казалось, боли не почувствовал; засопел, раздувая ноздри, выдернул скальпель — вместе с лезвием из раны морзянкой (точка-тире, точка-тире) выплеснулась алая струйка — и рефлекторно полоснул трофеем по горлу девушки.

Скальпель легко перерезал сонную артерию, пересек голосовые связки и прочертил кровавую дорожку чуть выше кадыка.

Тело девушки конвульсивно забилось, из зияющей раны вместе с выплескивающейся ярко-красной кровью вылетел булькающий хрип — это судорожно поджалась диафрагма, выдавливая из легких воздух.

Мужчина откатился в сторону, тяжело дыша, поднялся на ноги, выпустил из рук скальпель. Окровавленный инструмент глухо ударился о линолеум. Он посмотрел на свои пальцы. Кровь на запястьях быстро схватывалась и тянула кожу, как канцелярский клей. Пальцы дрожали. Кровь из пропоротой шпилькой ступни пропитала носок и теперь отвратительно хлюпала в ботинке. Кровь из раны на бедре теплой, липкой струйкой стекала по ноге.

Девушка в агонии колотила пятками по желтым квадратикам линолеума. Слетела и левая туфелька. Обеими руками она, уже бессознательно, пыталась зажать страшную рану на горле, остановить неудержимый багровый поток; кровь ручейками пробивалась между тонкими пальчиками, бежала по острым локоткам. А рана становилась шире и шире. Мышцы слабели, наливающуюся свинцом голову все безнадежней оттягивало вниз.

Наконец тело дернулось в последний раз и затихло. Руки медленно соскользнули на пол. В горле забулькало. Забулькало — и стихло. То умер, не родившись, последний призыв:

«Паша...»

Мужчина огляделся, отразился в хромированных чашах выключенных ламп над операционным столом. Белизна операционной слепила глаза. Неплотно закрученный кран в рукомойнике тупо отсчитывал секунды: ток... ток... ток...

Он никого не собирался убивать, когда под видом нового завхирургией проник в академию. Он хотел всего лишь добыть проклятые дневники Вавилова, после чего тихо и незаметно уйти. Но все обернулось иначе. Теперь остается только одно: бежать. Жизнь дороже каких-то стародавних бумажек.

Рассеянные по линолеуму хирургические инструменты бросали холодные блики на стены. Багровое пятно подбиралось к перевернутой вверх дном эмалированной ванночке. Он наклонился, поднял два предмета: один отдаленно напоминающий уменьшенный напильник, а другой — увеличенный рейсфедер. Повертел их в руках, улыбнулся, сунул в карман. Потом задержал дыхание. Прислушался. Тихо.

Неизвестный выскочил в коридор, с каким-то безумным удовольствием прислушиваясь, как чмокает прилипающая к окровавленному полу подошва. Метнулся в противоположную от выхода сторону: к лестнице нельзя, там охрана. Путь только один — мимо проклятого кабинета завхирургией, мимо стола старшей медсестры, в закуток, где обычно тайком курят врачи. Там окно. Невысоко, второй этаж. Есть шанс. И немалый. Если никто не будет путаться под ногами...

Рассыпанные справки и истории болезней на медных скрепках яичной скорлупой шуршали под ногами. Хрустели, катаясь под каблуками, исписанные шариковые ручки. Был отодвинут темный сборный стол, снят участок дряхлого, ломкого линолеума под ним, выломано несколько, «елочкой» уложенных еще при Боткине — Бехтереве, паркетин, с трудом, но открыта толстая металлическая дверца потайного сейфа. Интернетовский собеседник не обманул Петю: кодовое слово «Гангут», набранное на шести ручках с буквенными делениями, открыло доступ к самой страшной тайне века.