Приговоренный - Леонид Влодавец

Воровато слез с кровати, пошел для начала ополоснуться. Обнаружил чистое одноразовое лезвие, соскреб щетину начисто, помолодел лет на пять и стал выглядеть куда менее привлекательно для ментов. Потом, освежившись-ободрившись, отправился искать одежду.

Вера и Инна спали, чуть ли не обнявшись. Клык даже хмыкнул, припомнив, что они после того, как он их обеих довел до кондиции, от радости, наверно, стали между собой целоваться… Нет бы его целовать, а то сами себя. Лесбиянки недоделанные…

Клык торопился. Оделся по случаю жары легко, в джинсы да майку. Оружия не взял никакого, но зато положил в карман паспорт. Денег много не понес. Так, на проезд и на сигареты.

Прежде чем уехать, Клык решил разбудить Веру — ей он почему-то, может, по старой памяти, доверял больше всего.

— Веруня! — ласково подув в ухо спящей, произнес он.

— Чего? — сонно пробормотала Вера, открывая припухшие глаза.

— Я поехал. По делу. Если не вернусь до пяти часов — делайте что хотите. Хоть в милицию идите, хоть в ФСБ, если найдете. Но до этого ничего не трогайте, никуда не ходите. И открывайте с осторожностью, всяко может быть. Ты поняла или спишь еще?

Клык небольно пошлепал Веру по щеке.

— Да не сплю я, — проворчала Вера, отстраняясь, — идешь, так иди.

— Да, еще, — попросил Клык, — дай-ка телефончик, как сюда звякнуть.

— Пожалуйста. — Вера встала, не удосужившись даже простынкой прикрыться, подошла к письменному столу Инны и, найдя листочек бумаги, начиркала на нем семь цифр.

— Во спасибо! — сказал Клык. — Если что, звякну и скажу: «Выезжайте!» Тогда берете с Надькой чемодан и едете вот сюда. — Клык написал на другом листке: «Новостроечный проезд, 25», — Но могу сказать: «Выходите!» — запомнила разницу? Тогда туда, на Новостроечный, не ездите ни в коем случае. Лучше всего прямо в приемную ФСБ топайте, на Кузнецкий мост. Там вас заберут, но в живых наверняка останетесь.

Вера сонно кивнула. Клык скользнул взглядом по ней, по распростершейся на кровати Инне. Эх, приласкать бы их еще разок! Но, увы, некогда! Топать надо. Дела!

Клык сбежал по лестнице, вышел на улицу. Приятно шагать налегке. Вроде бы и беспокоиться не о чем. Наколки, кажется, глаза не колют. На руках их немного, да и не шибко крупные, с такими сейчас каждый второй пацан бегает. Ну, тормознут где-нибудь, так у него ж паспорт. Самое главное — не мандражировать, если будут глядеть. Посмотрят, да и отпустят. Сейчас Чечню ловят, а не его.

Улица была тихая, ментов не просматривалось. На «девятку», стоявшую на другой стороне, прямо напротив подъезда, Клык даже не глянул. А вот на него оттуда поглядели и даже очень внимательно.

— О-па! — сказал тот, что сидел за рулем. — Наш, по-моему.

Другой встрепенулся, видать, в сон клонило после проведенной без сна ночи. Глянул на фото, которое Геша получил от Иванцова через Михалыча и размножил для своих кадров.

— Точно. Пора докладывать.

Он вытащил рацию, нажал кнопку передачи.

— Герман, отзовись.

— Слушаю.

— Дружок вышел из дома. Пустой. Идет пешком к остановке троллейбуса. Как понял?

— Принято. Поглядите за ним, но дом продолжайте держать. Бабы могут тоже выйти следом. Если выйдут — притормозите их тихонько, но не грубо. Я через пять минут буду.

Через минуту со двора дома, из которого вышел Клык, выкатилась еще одна «девятка». Она неторопливо поехала следом за идущим по улице «дружком», обогнала его и притормозила метрах в пятидесяти от троллейбусной остановки, около одинокого коммерческого ларька. Один из тех двоих, что сидели в «девятке», вышел, не торопясь, порылся в набрюшном кошельке, лениво подошел к киоску, поглядел на многочисленные разноцветные пачки. Клык в это время уже подходил к остановке, слегка ускорив шаг, потому что позади него уже синел подкатывающий к остановке троллейбус. Мужик у киоска попросил пачку «Магны», а затем не спеша вернулся к машине.

— Сел? — спросил он у водителя, наблюдавшего за Клыком в зеркало заднего вида.

— Сел.

— Пошли впереди троллейбуса, скорее всего этот клиент у метро выйдет…

Тем временем во двор дома, откуда выехали те, кто хвостом пристроился за Клыком, вкатил вишневый «мерс». К нему неторопливо подошел парнишка в майке и легкой ветровке.

— Как тут? — спросил у него Лопарев.

— Никто не выходил.

— Останешься здесь, на стреме, — распорядился Герман. — Пошли!

Из «Мерседеса» с достоинством вышли три подтянутых молодых человека в костюмах и при галстуках. Следом вышел сам Геша…

…Когда Клык, уходя, захлопнул за собой дверь, Вера хотела было лечь обратно в постель. Она чувствовала себя неважно. Прежде всего стыдно было. Когда ей стало помаленьку вспоминаться все то безумное, что происходило прошлой ночью, у нее загорелись щеки и уши. Господи, как она себя вела! Шлюэха! И Инна, и Надька, все они — шлюхи! Мерзкие и похотливые! Грязные и вонючие! Тьфу!

Вера бросила взгляд на себя, на все еще спящую Инну, на смятую кровать, от которой так и разило грехом, и ей захотелось вымыться. Она собрала с полу белье и халат, брошенные ночью как попало, и, скрутив тряпки в узелок, побежала в ванную.

Она пустила воду, но тут заметила, что на крючке нет банного полотенца. Клык, вытираясь, утащил его в комнату, где спала Надежда. Там оно и валялось на стуле. Надежда, голая, жирная, бесстыжая, ничем не прикрывшись, храпела на кровати. На мятой простыне серели пятна, которые Вере сказали все. Хотя вроде бы и глупо было ревновать, но так уж тошно стало… Самки! Они все самки, а не женщины. Этот уголовный кобелина отвел душу. От ощущения гадливости к самой себе у Веры комок к горлу подкатил. Стыдобища! А все эта гадина! Она первая завелась, она в вагоне все закрутила, теперь тоже…

За какие-то секунды Вера вдруг поняла, точнее, осознала наконец-то, что погрузилась по уши в такое дерьмо, в такое болото, что ей никогда, никогда не отмыться, даже если ее за все эти грехи не расстреляют. Она теперь навсегда останется подельницей и любовницей этого бандита. На всю оставшуюся жизнь. Этот самый Петя-Андрюша вроде бы предлагал им с Надеждой идти сдаваться в ФСБ. Как она тогда, в деревне, могла ему поверить? Ведь не дура же, не темная деревня, а поверила! Сдаваться? Вера один раз посетила по редакционному заданию женское отделение СИЗО в родной области и едва вспомнила о тухлом, тяжком тюремном запахе, как ей и вовсе жизнь показалась немилой. Не в переносном, а в прямом смысле.

«Да, это выход!» — мысль о самоубийстве вдруг показалась спасительной. Ее даже злорадство охватило. Недолго думая, Вера вытащила из-под кровати чемодан. Щелкнули замки, открылась крышка. Куда этот бандит пистолеты засунул? Надо скорее, а то Надька проснется! Под папками с документами ее рука ухватила цевье автомата. Кажется, это был тот самый, который она подобрала в лесу и из которого

застрелила человека… Пусть! Это будет справедливо. Вера пихнула незакрытый чемодан обратно под кровать, взяла полотенце, вернулась в ванную и заперла за собой дверь на задвижку…

Как раз в это время из прихожей донесся звонок и лай болонки Лили.

«Наверно, этот Петя-Андрюша вернулся. Забыл чего-нибудь, — решила Вера. — Не пойду открывать. Я моюсь. Надо уйти чистой!»

Звонок повторился еще два раза, прежде чем долетел шорох из комнаты Инны. Она зашаркала шлепанцами по направлению к двери.

— Кто там? — донесся сонный голос хозяйки.

— Инна! Это я, Геша Лопарев, помнишь?

Потом с минуту было тихо, даже собачонка не гавкала, а только тихонько рычала. Видимо, Инна разглядывала пришельцев в глазок двери.

— Ой, вас там много!

— Да это ребята из редакции, — отозвался Лопарев. — Я тут вчера Веру Аверьянову встретил, она говорила, что у тебя остановилась…

Вера что-то не могла припомнить, чтоб она такое говорила, но не была уверена, что не обмолвилась. А, какая разница! Через несколько минут все будет кончено…

В прихожей лязгнули замки, Инна открыла дверь, послышался шум многочисленных шагов вводящих, разноголосое: «Здрассте! Здравствуйте!»

— Извините, я гостей не ждала… — произнесла Инна извиняющимся тоном. И тут же послышался какой-то странный звук — не то сдавленный кашель, не то хрип. Вера не обратила бы на него внимания, если бы следом за этим звуком не послышался отчаянный визгливый лай болонки, а затем не очень громкий шум какой-то возни.

— Вы что там? — громко, но сонно спросила Надежда. Тут же протопало несколько пар ног.

— Ой, кто это? — взвизгнула Надежда и в ту же секунду захрипела, будто внезапно потеряв голос. Скрипнула кровать, послышались возня, хрипы, сопение и приглушенная ругань нескольких мужиков:

— Здоровая, падла! У, бля! Стягивай! Да не дрожи, сам-то баба!

Вера похолодела. Это ж налет! И скорее инстинктивно, чем осознанно, схватила автомат, опустила предохранитель и, сжавшись в комочек, забилась в угол ванной, выставив вперед ствол. Нет, она уже не о самоубийстве думала, а о самообороне.