Череп на рукаве - Ник Перумов

Ночь шелестела сотнями тысяч мягких крыл. Над остатками мёртвого леса, над острыми обугленными лесинами медленно, словно в страшном сне, поднималась Туча. Мелкие летучие твари, от жука до летучей мыши. Их были там, наверное, сотни тысяч. Звёзды исчезли – их мгновенно задёрнуло тёмное крыло Я бросился назад.

Уже выли сирены, уже метались прожекторные лучи, уже бежала вторая смена., они так и не поняли, а я не успел объяснить, что такую силу не удержат никакие огнемёты. Самое умное, что мы могли бы сделать, – это бежать. Поднять вертолёты – они стояли рядом, на огороженной площадке – и взлететь. Потом – куда угодно. По азимуту. Пока не выработается горючее в баках. Потом сесть и запросить помощи...

Суматошно затарахтел пулемёт. Напрасная попытка. Тучу этим не остановишь. И, кажется, эти, в бункере, вовремя поняли, что надо делать.

Я вскочил и, пригибаясь, побежал обратно к караулке, по радио вызывая всех ребят. Сейчас было не до геройства, надо было как можно скорее забиться под землю, если уж не взлетать...

Кто-то привёл в действие огнемёты. Струя пламени охватила выметнувшийся далеко вперёд клуб Тучи, воспламенила его, заставила тотчас рассыпаться и повалиться наземь тысячами обугленных трупиков. Однако Туча накрывала нас, словно зонтиком, а вдобавок зашевелилась тьма и на земле По ней словно полз живой ковёр.

– Вниз! – заорал я своим. – Вниз!..

Пока тут не пройдёт авиация, нескольким десяткам солдат на поверхности делать нечего.

Ребята отбивались, палили из огнемётов, медленно отступая к бронированной двери бункера Я с разбегу ворвался в их ряды, и тотчас же на периметре начали рваться мины Мы заложили их широкое поле, как раз на случай наземной атаки, однако ясно было, что никакие мины нашествия не остановят.

Мы оказались стоящими спина к спине. Жерла распылителей то и дело выплёвывали порции пламени Вокруг нас горела земля, на земле горели нападавшие... и тут кто-то истошно завопил у меня за спиной:

– Они дверь закрыли! Они изнутри заперлись, сволочи!..

Признаюсь, в груди у меня похолодело. Всего можно было ожидать, но такого...

Кто-то отчаянно барабанил в дверь каблуками. Кто-то сгоряча предложил её подорвать – правда, ни у кого не нашлось гранат. Мы давно уже не брали с собой «манлихеры», из них тут стрелять не в кого...

Сплошной гром разрывов с минной полосы внезапно кончился. Выплеснувшийся из «реактора» поток смел наши заграждения и сейчас катился прямо к нам.

У кого-то из ребят не выдержали нервы. Трое или четверо десантников сломя голову бросились наутёк. То ли рассчитывали прорваться сквозь бесконечные ряды Тучи, надеясь на огнемёты за спинами, то ли просто потеряли самообладание... Мы видели несколько пламенных вспышек, а затем огонь умер, заваленный мокрой массой тел. В переговорниках грянули последние звериные вопли боли и ужаса. Правда, длились они недолго. От Тучи не спасала даже «глухая» броня.

Мумба завыл, неистово, по-волчьи. Мы все понимали – пришло время умирать.

– Ребята! К вертолётам давайте! – решился я.

Когда-то я неплохо умел ими управлять, конечно, не тяжёлыми транспортными, а нашими «стрекозами», но тем не менее.

Туча надвигалась неспешно, словно наслаждаясь мгновениями своего триумфа над жалкой кучкой двуногих.

Нас оставалось человек сорок, кинувшихся тесной толпой к вертолётной площадке. Мы бежали и палили во все стороны, расчищая себе дорогу; бежать пришлось через напалм, а это, поверьте, не самое приятное занятие. Мы пробивали себе дорогу несколькими залпами, потом сами же и тушили пламя – по счастью, караульные брали с собой и химические огнетушители.

Туча упала на нас сверху, сбоку, со всех сторон. Шевелящийся покров скрыл от нас бронированную дверь бункера – не то толстые многоногие змеи, не то просто гусеницы стремительно растекались по дерновой крыше убежища.

Пламя и тьма. Чёрный язык чудовища, составленный из сотен крылатых созданий, падает с неба. Струя пламени сносит этому языку бок, однако остальные чёрным чулком охватывают десантника из другого отделения, и он тотчас падает. Кто-то из бегущих сзади окатывает его струёй пламени, кто-то ещё – принимается его сбивать, и, задержавшись на миг, в свою очередь становятся добычей Тучи.

Катающиеся по земле тела людей, облепленные живой шевелящейся массой. Кого-то мы успеваем отбить. Кто-то так и остаётся лежать. Отряд не может задерживаться.

Взвыл Микки, левая половина комбинезона покрылась черно-шевелящимся покровом. Я поворачиваюсь, жму на спуск, струя пламени сметает нечисть, Фатих сбивает огонь; Микки шатается, но бежит. Какая-то тварь с размаху разбивается о стекло моего шлема, текут жёлто-зелёные струйки, я едва не падаю. Но до вертолётов уже рукой подать. Нас осталось вдвое меньше, вокруг падают люди, падают те, кто пытается им помочь, тела мгновенно исчезают под чёрной копошащейся массой, и я знаю, что уже ничем не смогу помочь товарищам.

Наверное, это был первый раз, когда я действительно подумал о парнях в Feldgrau как о товарищах. Не как о тех, кого надо обмануть, из чьей среды нельзя выделяться, кому я вынужден подражать, чтобы уцелеть, чтобы выжить...

Моему отделению повезло. Несказанно. Под напалм попало только трое, и сейчас мы волокли их к вертолёту. Никогда ещё не приходилось заниматься угоном вертолётов. У нас, на Новом Крыму, машины имели ключи, как авто. Устройство боевых машин, само собой, отличалось, но и здесь имелась защита от несанкционированного запуска.

Однако геликоптеры стояли открытые (вопиющее нарушение регламента! Что за служба у этих винтомахов?), и даже пускатели не были застопорены.

И вновь я вынужден сказать «никогда в жизни...». Никогда в жизни я не проделывал все необходимые для запуска манипуляции так быстро и так ловко. Руки словно сами летали по клавишам и тумблерам. Ожили турбины, провернулись лопасти; Туча уже была вокруг, она уже облепила геликоптер; закалённые десантники отворачивались, кто-то срывал шлемы, и их рвало прямо на пол...

Заворчали двигатели. Закрутились лопасти, рубя в капусту налетающих тварей. Перегруженный вертолёт (сколько на нём повисло живого одеяла?) с трудом оторвался от земли. Я поднимал его всё выше и выше, потому что живой ковер, совершенно не ведая страха смерти, упрямо лез прямо в воздухозаборники двигателей. Машину трясло, турбины выли, мы не летели, не мчались даже – косо пёрли сквозь воздух. Туча осталась позади. При всём уважении к её создателям – жучиные крылья не способны были развить скорость в двести километров в час.

Правда, двигатели уже захлёбывались. Твари и тварюшки, жертвуя собой, набились-таки внутрь. Мы больше не набирали высоту и даже не удерживали её. Мы падали.