Любовь на коротком поводке - Эрика Риттер

Вау! Какой сарказм!

— О Дана, только не нога! Ноги всегда были твоей лучшей чертой.

Видишь? Вот такой же она была и в моем детстве, когда я выходила из примерочной в одном из этих проклятых платьев.

Мам, это было всего лишь небольшое недоразумение.

Небольшое недоразумение? Меня ты уверяла, что ты — беспомощный инвалид.

— Ну что же, Дана, на этот раз нужно сделать выводы. Например, сдать велосипед в металлолом.

— Боюсь, велик и так уже в металлоломе.

— Прости?

— Проехали, мам.

— Если ты решишь вместо него купить машину, не забудь посоветоваться с отцом перед покупкой.

— Обязательно, мам. Но прежде чем водить машину, мне надо вновь научиться ходить.

— Ходить? Что ты имеешь в виду? Я считала, что это небольшое недоразумение.

Так и есть. Послушай, здесь уже довольно поздно, мне надо поспать. Позвони мне завтра, идет? Пока. — Фью! Надо бы полегче с демеролом. Если я буду продолжать так врать, люди начнут принимать меня за мужчину.

Врать? Только о чем?

Как сивый мерин. Разве могу я признаться своей милой мамочке, что, возможно, мне придется провести ближайшие несколько лет в реабилитационном центре?

И то, что ты говорила ей насчет «научиться водить машину»?..

Это мать говорила.

Но я же уже Там, жду в конце длинной, извилистой дороги. Как потерянная перчатка, как…

Мерфи, пожалуйста. Я так устала. Как собака. Позволь мне врать.

Мне кажется, ты только и делаешь, что врешь. Так или иначе.

Время от времени.

Но когда же будет иначе?

Я не знаю. Я не слежу за тем, что говорю. Не здесь, не в больнице. Не когда я обнаружила, что могу есть демерол сколько захочу.

Часть пятая

Встречный в Грейсленде

Глава первая

Только теперь, когда мне разрешено вставать и передвигаться, я могу полностью осознать, насколько мне лучше, чем другим выздоравливающим, с которыми мне доводится сталкиваться. Люди с ожогами, рассказывающие леденящие кровь истории о неисправной проводке, взорвавшемся сосуде с жиром, несчастьях, связанных со сковородой. Поскольку моей поврежденной ноге потребуются услуги пластического хирурга, я — частый гость в ожоговой палате. В сравнении с этими перебинтованными и измазанными вазелином пациентами моя травма — сущие пустяки.

Об этом мне напоминают все, кому не лень. Например, поздно вечером, когда все ходячие больные собираются в общей комнате, чтобы поиграть в карты или покурить вместе с теми, кто решил играть с огнем до конца.

— Мне бы эту твою ногу, — говорит один из моих любимых обожженных пациентов. Он — молодой электрик, уже в третий раз в больнице для очередной пересадки кожи на пораженное место, которое, как мне представляется, занимает всю верхнюю часть его туловища. К тому же лицо его замотано бинтами так же, как и руки, совсем как у боксера. — Ездишь тут в энтой твоей коляске, как гребаный всадник… Даже опосля, когда они тебя домой пошлют, ты станешь вмазываться в стены, не сможешь помыться или даже в сортир на коляске протиснуться… Ну и что? Тебе неча волноваться, сестренка. Потому что, блин, это всего лишь нога, понятно?

Я думаю, насколько он прав, пока свободно езжу по коридорам больницы в выданной мне коляске. По сути, я как раз об этом думаю, когда практически наезжаю на дружка Марка, стоящего у лифта.

— Дана? Дана! Ради бога!

— Я… привет, Тед! Я совсем забыла, что ты здесь работаешь. — Тед настолько похож на всех тех врачей, с которыми мне приходилось общаться за последнее время, что я не сразу соображаю, что знаю его совсем в другой жизни, в той, где я могла ходить. И еще мне понадобилось время, чтобы выкопать его имя из моей ушибленной демеролом памяти.

— Дана, что случилось? Господи, а мы с Марком беспокоились, куда ты пропала!

Пока я вкратце излагаю ему свои приключения, я успеваю удивиться тому, как странно встретить Теда, причем впервые, в другой роли: не в роли важной половинки моего бывшего мужа. Из его кармана свисает обязательный стетоскоп, а выражение на его лице, когда я рассказываю о своем прогнозе, ничем не отличается от выражения на лицах тех пластических хирургов, которые нависают над моей кроватью и обсуждают мою конечность так, будто она — не часть моего тела.

— Понятно, — говорит он, когда я завершаю рассказ. — Что же, если тебе суждено было упасть с велосипеда, то ты выбрала подходящий район города для этого. Эта больница славится по всей стране своим восстановительным лечением.

Так. Именно это и вертелось у меня в голове, когда я решила, что стоит проверить правильность диагноза врачей больницы относительно моей ноги.

— Ты извини, что я не позвонила тебе и Марку, но… По правде говоря, до самого последнего времени они держат меня в довольно одурманенном состоянии, пичкая болеутоляющими таблетками. Все мое пребывание в больнице кажется мне больше всего похожим на уход от реальности, нежели чем-то другим.

— Я понимаю, — говорит Тед. — К сожалению, реальность все равно наступит, ее ничем не остановить. — Выражение его лица внезапно становится печальным и не таким официальным. — Марк тоже здесь лежит. Вот почему мы пытались с тобой связаться.

— Марк! И где он?

— На седьмом этаже, — коротко отвечает Тед.

Прожив в больнице довольно продолжительное время, я уже в курсе того, что означает пребывание на седьмом этаже.

— Ох, Тед! Что случилось?

Он пожимает плечами.

— Обычное дело. Марк простудился, а сил бороться с болезнью у него не осталось. И затем это перешло…. — Он снова пожимает плечами. — Или он переборет болезнь, или нет.

Что это такое с врачами, тупо думаю я, заставляющее их выдавать плохие новости с подтекстом: «чему быть, того не миновать». Даже если, как в случае с Тедом, речь идет о близком и любимом человеке.

— Марк справится, — уверяю я его. — Когда я его в последний раз видела, он выглядел…

— Дана, — перебивает меня Тед, — когда ты видела Марка в последний раз, он выглядел ужасно, и это было несколько недель тому назад. Теперь он выглядит куда хуже, чем тогда. Я все это уже не раз видел, можешь мне поверить, и иногда они тянут месяцами, даже годами, и кажутся вполне нормальными. Затем — внезапный спад. Есть шансы, что Марк и на этот раз выкарабкается, что он пройдет еще через пару циклов: сначала хорошо, потом снова плохо. Но здесь нет никакой закономерности. В данный момент я могу сказать