Оплот добродетели (СИ) - Демина Карина

Мальчиком Тойтек не был.

Или был.

Мальчиком, который плакал, потому что рисунок его был назван удручающе примитивным. А он, Тойтек, хотел, чтобы маме понравилось. Она же… пропорции, перспектива… кто в четыре года думает о пропорциях и перспективе? Облако шали согревало. Откуда-то доносился голос отца, который пытался что-то объяснить матери, но она не слышала.

Она никогда не слышала того, что вступало в противоречие с ее картиной мира.

Это он пытается в себе разобраться? Сознание скатилось до подвала, куда Тойтек сметал все, что мешало жить? И эмоции, выходит, тоже? И значит, он вовсе не так спокоен, как привык думать?

Обмануть себя.

Врать себе просто… проще простого… дышать надо… надо дышать… кислород падает, мозг испытывает голодание, вот и спешит подать сигнал тревоги, создавая память, которой не было. Или была? Не важно, главное, сейчас все это не имеет значения.

Стало легче…

…мальчик, уже подросток, прижимался к стене, не зная, как вести себя. Его раздражали и смущали люди, которых в доме стало слишком много. И кто-то кричал стихи, кто-то валялся на полу, разглядывая стеклянными глазами потолок. Матушка восседала на искусственной шкуре невиданного зверя, а восторженные поклонники смотрели на нее, как на божество.

…завтра она скажет, что устала от семейной жизни, что эта жизнь съедает ее суть, делая обыкновенной, что ей вовсе не следовало выходить замуж.

Любовь ушла.

Ребенок разочаровал. Настолько бесталанный мальчишка мог родиться исключительно от обывателя, с которым его и оставят.

Оставили.

Через пару лет отца парализует, и матери придется взять Тойтека к себе, потому что она, пусть и экзальтированна, но не глупа. Брошенный ребенок дурно скажется на реноме.

И образ подпортит.

Поэтому придется терпеть. Или нет? Можно отправить в школу, не в художественную, естественно, ибо там матушку знают и будут ждать от Тойтека слишком многого, а он и близко не гениален. И этой своей негениальностью вновь же поставит под удар матушкину репутацию.

…в сети появятся ролики, где она читает новые стихи, нервные и рваные, полные тошнотворных образов, но в то же время притягательные.

О сложности пути.

О надеждах родителей.

О том, что дети порой разочаровывают, но материнская любовь сильнее разочарования.

Какая чушь. Наверное, его мозг агонизирует, если погрузился во все это… и Тойтек усилием воли заставляет сознание подниматься. Туда, где настоящая жизнь…

— …люди волнуются, — в голосе Заххары слышится беспокойство. — А реакции нет.

— Дорогая моя, какую вы реакцию хотели за пять минут? Помилуйте, даже полная доза в кровь не поступила. Нам следует радоваться, что пациент хотя бы стабилен и при всей его слабости развитие болезни удалось замедлить. Вы скажите это тому парню с перитонитом…

…перитонит?

Нет, не у Тойтека.

Он ощущает себя цельным. Правда, подключенным к кислороду. И тело, ставшее послушным, как никогда, отправляет сигналы.

Печень… еще не отказала, но осталось немного. Почки чувствуют себя получше, хотя функции и нарушены. Уровень кислорода в крови держится, не без помощи капсулы. Очаги поражения… очагов поражения много.

— И конечно, у нас есть хирургический модуль, что не может не радовать, ибо это дает хоть какой-то шанс. Но вы ведь понимаете, что искин не заменит живого хирурга, а из меня врач весьма посредственный, я больше с мертвыми работать привык. Да и отягчающие обстоятельства сбрасывать нельзя. Если лекарство вашего друга не подействует, то парень обречен. Любая открытая рана станет новым очагом…

Плохо.

Шансов и правду немного.

— А все почему? Потому что не стоит игнорировать сигналы организма. Если бы он удосужился заглянуть в любой стационарный медпункт или хотя бы не избегал диспансеризации, то знал бы о язве. И о том, что вылечить ее довольно просто. И не довел бы себя до состояния, когда не знаешь, стоит ли вообще тратить на него время.

— Что вы такое говорите, — а теперь в голосе Заххары звучали гневные ноты.

— Правду, дорогая моя. Правду. Медики — жестокая профессия. Моя первая жена была медиком, поверьте, я знаю, о чем говорю. Они или учатся равнодушию, или выгорают через год-другой работы, а это еще хуже… итак, что с модулем?

— Установлен.

Рыжий не ушел.

Хорошо.

Тот, другой, незнакомый Тойтеку, не вызывает доверия. И лучше, если с Заххарой окажется кто-то менее циничный.

— Тогда приступим, коллеги…

— А…

— Если что-то изменится, система подаст сигнал. Или вы думаете, что ваше присутствие на что-то повлияет?

Повлияет.

Тойтеку приятно, что его не бросили. Но… этот скрежещущий полный яда голос прав. Другим Заххара нужна не меньше, если не больше.

— Еще двое, — сказала Заххара тихо. — На стадии появления пятен, а это…

— Плохо. Очень и очень плохо, но не так, плохо, как плохо этому несчастному… итак, начнем. Отслеживайте жизненные показатели, а…

…сознание вновь ушло.

Побег из дома.

Правильное решение, но тогда Тойтеком двигал вовсе не разум, а желание доказать матери, что он вовсе не неудача в ее жизни, что тоже на что-то да способен.

Уехать.

Поступить.

Стать лучшим. Кислород падает, и мозг спешит выплеснуть образы.

…терминал космопорта, который кажется невероятно огромным. И Тойтек потерян, растерян и чувствует себя тем, кем является, — бестолковым провинциалом, только-только выглянувшим за пределы забытого богами мира.

…он просматривал видео.

Готовился.

Он загнал в браслет все маршруты. И деньги, которые выделялись на карманные расходы, копил. И те, что в школе удалось заработать. Сумма казалась внушительной, пока он не столкнулся с реальностью.

Страх.

Воздушная лента, что доставила в центр. Стремительное падение силового лифта. Студенческий город, слишком яркий и громкий, чтобы не растеряться вновь. И проводник, за которого Тойтек уцепился исключительно из упрямства.

Подача документов.

Снисходительный взгляд живого секретаря. Дополнительное тестирование, которое, как она была уверена, Тойтеку не пройти, ведь, пусть по закону все школьные сертификаты миров Созвездия действительны, но кто не знает, чему учат в провинциальном захолустье.

А он прошел.

Тест даже не показался сложным и…

…собеседование, где его весьма осторожно пытаются отговорить. Спустя полгода ему предложат стипендию, но эти полгода…

После поступления он написал матушке.

Ответила она через месяц. И вовсе не похвалой. Ей требовался новый секретарь, довольно сообразительный, расторопный, а главное, преданный. И она рассчитывала на Тойтека, на родного сына… она даже согласна была бы ему платить.

В бездну.

Зачем это все? Тойтек уже понял, что нужно.

Глава 46

Момент выхода ощутили все.

Сначала взвыли сирены, оглушая и прекращая спор между Кахраем и массивным мужчиной, требовавшим немедля отвести его к старшему.

И вовсе не к рыжей девчонке, которая притворялась, что командует. А к кому-то, кто способен объяснить, что происходит и когда все станет хорошо.

Сирена заставила присесть крикуна, объявившего себя главой общественного комитета.

Сирена на мгновенье высушила слезы у сухощавой женщины, что жалась к стене и не собиралась уходить, пусть в медотсек ее не пускали, но она знала, что Альберт чувствует ее присутствие.

И выживет.

Конечно, выживет.

Аппендицит со всеми случается, но ведь это еще не повод, чтобы умереть, верно? Кто в современном мире умирает от аппендицита.

Сирена выла и выла, прерываясь лишь для того, чтобы мягкий женский голос в очередной раз озвучил просьбу разойтись по каютам.

— Вы нас так не напугаете, — Эгберт Симмонс-младший, третий сын секретаря, отступать не собирался, ни перед сиреной, ни перед хмурым лысым типом, возомнившим, будто он на корабле высшая власть.

За спиной Эгберта Симмонса-младшего стояли люди.