1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

То был один из моментов 1968 года, когда проявились «магические» свойства телевидения. Ныне они воспринимаются как нечто вполне обыкновенное, но тогда были настолько новы и поразительны, что навсегда остались в памяти тех, у кого в то время был телевизор. Редактура, производство, анализ, а также упаковка пленки, предназначенной для показа в «Новостях» вечером следующего дня, — то, что обычно делало телевидение и к чему привыкли люди, — более не отнимало времени: телесеть вела непосредственную передачу новостей. Деллинджер требовал от демонстрантов не отвечать на действия полиции, сказав, что «весь мир сможет увидеть», кто совершает насилие. Одновременно с насильственными действиями полицейских камеры также снимали толпу, которая скандировала — абсолютно справедливо — слова: «Весь мир смотрит! Весь мир смотрит!»

Заседание съезда в «Амфитеатре» было приостановлено, чтобы депутаты смогли узнать о происходящем. Когда для голосования были вызваны представители штата Висконсин, глава делегации Дональд Петерсон сказал, что тысячи молодых людей подвергаются избиению на улицах и что конвенция должна сделать перерыв в своей работе и вновь собраться в другом городе. Затем поднялся священник, дабы призвать участников к молитве, и Аллену Гинзбергу, находившему в зале, где проходила конвенция, это показалось благословением расправы и системы, виновной в них. Он вскочил на ноги и, несмотря на то что горло его устало и никто не слышал от него в тот день ничего, кроме скрежещущего шепота, взорвался столь громогласным «Ом», продолжавшимся пять минут, что священника как ветром сдуло. По словам Гинзберга, он сделал это, чтобы изгнать прочь лицемерие.

Дейли в этот момент находился в зале, где происходила конвенция. Он свирепо взирал на происходящее, и вид у него был такой, словно он был готов вызвать свою полицию и разобраться с этими делегатами. Тогда Эйбрахам Рибикофф, сенатор и бывший губернатор Коннектикута, вышел на подиум, чтобы назвать имя Джорджа Макговерна, выдвинутого в последнюю минуту альтернативного кандидата — сторонника мира. «Если Джордж Макговерн станет президентом Соединенных Штатов, мы больше не увидим применения этой гестаповской тактики на улицах Чикаго».

Казалось, вся конвенция замерла на секунду, но то была наиболее памятная секунда за все время проведения съезда.

Телекамеры отыскали и нашли босса Ричарда Дейли, казалось, не имеющего шеи, с мясистым лицом. Дейли, возможно забывший о камерах, прокричал через весь зал в адрес Риби-коффа что-то, чего не уловили микрофоны. Миллионы зрителей напряглись, пытаясь прочитать по губам его слова. По-видимому, сказанное включало в себя уничижительное наименование евреев; в отрицательном контексте упоминались также сексуальные отношения. Согласно мнению большинства тех, кто видел эту запись, он сказал: «Так тебя, еврей, сукин сын». Многие полагали, что он прибавил: «Ты, проклятый ублюдок! Убирайся!» В 1968 году даже Эйб Рибикофф был «ублюдком».

Дейли, однако, настаивал на том, что ничего такого не говорил. Джордж Данн, президент Счетной комиссии Кука, пояснил, что в тот момент кричали все чикагцы, окружавшие Дейли, а кричали они слово «Faker»28, имея в виду, что Рибикофф — мошенник. И не их вина, что это слово прозвучало как другое, также начинающееся на F.

Насилие продолжалось до пятницы, когда полицейские отправились в штаб Маккарти на пятнадцатом этаже «Хилтона» и выволокли участников его избирательной кампании из постелей, чтобы избить. Сенатор Маккарти использовал свой личный самолет для обеспечения безопасности своих помощников и вывез их из Чикаго.

Чикагские события наряду с «Тет Оффенсив» были одними из самых плодотворных для наступающей эры телевидения, и звездой здесь стал отнюдь не Губерт Хамфри. Главную роль сыграл семнадцатиминутный фильм, снятый перед «Хилтоном». «Чикаго сан-таймс», «Нью-Йорк тайме» и большинство других печатных изданий писали об историческом значении телерепортажей. То была мечта «Йиппи!», или лично Эбби Хоффмана. Впоследствии он объяснил Комиссии Уокера, образованной по приказу правительства и получившей задание расследовать факты насилия в Чикаго: «Мы хотели ...ать их имидж на телевидении. Все было сделано для того, чтобы разрушить этот имидж демократического общества, развивающегося мирным путем, упорядоченного, в котором все определяется деловыми интересами».

Хоффман и многие из журналистов, которые вели репортажи о событиях, верили, что десятки миллионов зрителей, увидев, как чикагская полиция вышла из-под контроля и избивает детей, изменят страну, а настроения молодежи станут более радикальными. Возможно, так и случилось. Меньшая часть населения радовалась и говорила: «Вот как надо обращаться с этими хиппи». Согласно Майку Ройко, популярность Дейли в Чикаго возросла. В 1976 году, на следующий день после смерти Дейли, Ройко написал об антисемитской ругани мэра в адрес Рибикоффа: «Десятки миллионов телезрителей были шокированы. Но большинство населения Чикаго это не оскорбило. Это было вполне «в стиле» Чикаго...» Дейли яростно настаивал на том, что полиция прекрасно сделала свое дело, а виной всему — репортаж, где факты были «искажены и извращены». Однако на дворе были другие времена: люди смотрели неотре-дактированную запись, и многие были напуганы тем, что увидели. Характерно, что Хамфри объявил, будто не видел фильма. «Я был занят, поскольку принимал гостей», — сказал он.

Однако своего часа ждали события, которые можно было назвать «иронией судьбы». Если события в Чикаго неизбежно должны были вызвать разочарование в политическом истеблишменте и уменьшение количества голосов в пользу демократов, никто не мог ожидать большего от этой ситуации, чем Ричард Никсон, кандидат в президенты от республиканской партии.

Когда Хамфри это понял, он разозлился на телеканалы, которые показывали насилие, творимое на улицах, вместо того чтобы освещать саму конвенцию. «Я собираюсь когда-нибудь стать президентом, — сказал Хамфри (здесь уже звучала неуверенность в том, что этот день когда-нибудь наступит), — и тогда приведу Эф-си-си в порядок. Мы собираемся расследовать все это».

Кого вы поддерживали во время событий в Чикаго? Они породили еще один раскол из тех, что были столь характерны для 1968 года. Либо вы были на стороне Дейли и полиции, подвергнутых суровой критике даже со стороны «Уокер ри-порт», либо на стороне демонстрантов, хиппи, «йиппи», участников антивоенных движений и помощников Маккарти. Хамфри, покидая конвенцию в качестве нового кандидата от демократической партии, сказал: «Волнения, пожары, резня, хулиганство, торговля наркотиками и неуважение к закону — все это предвестники анархии». Что бы это ни означало, ясно было, что он сторонник Дейли и полиции, сторонник «закона и порядка» (таково было новое кодовое наименование того, что другие называли «противостоянием белых»). Хамфри наделялся получить голоса сторонников Джорджа Уоллеса и Ричарда Никсона. У левых, полагал он, не будет иного выбора, кроме как принять его кандидатуру. Уоллес уже сказал, что «Чикагская полиция, возможно, была слишком сдержанна».

Перед тем как покинуть Чикаго, Хамфри дал интервью корреспонденту Си-би-эс Рождеру Мадду и отказался от прежнего своего утверждения о том, что был слишком занят, принимая гостей, сказав:

«Ей-богу, любой, кто увидит что-нибудь подобное, ощутит боль в сердце, как и я. Но я думаю, что проклятия следует посылать в адрес того, кто их заслуживает. Я считаю, мы должны перестать думать, что мэр Дейли сделал что-то не так. Он поступил верно...

Я знаю, что вызвало демонстрации. Они планировались заранее конкретными людьми, жителями нашей станы, которые считают, что единственное, что они должны делать, — это бунтовать, и так они и поступают. Они не хотят трудиться на благо мира. Я не желаю тратить на них время. Непристойная брань, богохульство, сквернословие, звучавшие ночь за ночью перед отелями, были оскорблением для каждой женщины, матери, дочери — в конечном итоге для всякого человеческого существа. Этот язык не потерпит никто... И вы еще удивляетесь, что полиция начала действовать?»

То, что Хамфри был настолько шокирован непристойной лексикой, было удивительно для человека, который непосредственно перед этим работал несколько лет с Линдоном Джонсоном. Но Джонсон не выражался подобным образом при женщинах, что соответствовало традиционным представлениям о хороших манерах. Возможно, Хамфри был бы шокирован, узнав, что психиатр, преподававший в Колумбийском университете во время весенних волнений, писал, что женщины в Бернарде были склонны «проклинать копов» даже более, чем мужчины в Колумбийском университете. «Они понимали, что ругань — это оружие, одно из немногих, доступных им». Уильям Зинссер написал об этом в журнале «Лайф»: «Феминизм обрел свое высшее и последнее орудие — слово из четырех букв», — но затем он ссылался в своей статье на «девушек из Бернарда» и «юношей из Колумбийского университета».