Тайна старой знахарки - Сандра Лессманн

— Сэмюел как-то мне поведал об этом — мы с ним тогда чуточку перебрали. Потом каялся и умолял нас с Дэвидом никому не рассказывать.

— Это все? — спросил судья.

Джеймс кивнул. Сэр Орландо, не удостоив его взглядом, тоже коротко кивнул, давая понять, что разговор окончен, и Дрейпер удалился.

— Ну, святой отец, что скажете об этой истории? У меня создается впечатление, что он пытается сбить нас со следа — иными словами, отвлечь наше внимание от своих делишек. Джеймс все силы приложил к тому, чтобы существование внебрачного ребенка оставалось тайной. Может, предлагал деньги Маргарет Лэкстон, чтобы она об этом не распространялась? — размышлял Трелони.

Иеремия опустился на стул в мучительном раздумье. Понимая, что сейчас другу не до него, судья тоже встал и положил руку ему на плечо.

— Святой отец, что с вами? — участливо спросил он.

Вздрогнув словно от испуга, Иеремия поднял голову.

— Думаю, мне следует наведаться к Форбсам. Их дом уцелел?

— Уцелеть-то уцелел, но что вы собрались там выведать?

— Необходимо еще раз переговорить со служанкой, с Ханной.

— Хотите, пойдем вместе?

— Нет, лучше не надо. Вы роялист, и ваше присутствие только раздразнит старика. Мне там доверяют, после того как я выходил их мальчика. Так что ничего удивительно в том, что лекарь наведался узнать, как чувствует себя ребенок.

— Тогда я доеду с вами до Лиденхолл-стрит, вы войдете в дом, а я останусь дожидаться в карете.

Иеремия согласился. И впоследствии не пожалел. Хотя пожар, уничтоживший большую часть города, уже был потушен, Лондон от Темпла на западе до Холборна и Криппл-гейта на севере и до Тауэра на востоке уподобился дымящейся черной пустыне. Деревянные домишки, построенные в прошлых столетиях, огонь в буквальном смысле сровнял с землей, а от некогда каменных церквей оставались лишь закопченные стены. Впервые с незапамятных времен с таких богатых улиц городского центра, как Чипсайд или Корн-хилл, открывался вид на юг, на Темзу.

Карета судьи, сделав крюк для объезда необозримого пепелища, миновала ворота Бишопс-гейт и свернула на Лиденхолл-стрит, располагавшуюся восточнее очага пожара и вследствие этого почти не пострадавшую.

Трелони помог выйти иезуиту и велел кучеру ждать. Иеремия постучал в двери. Отворил лакей и, узнав лекаря, незамедлительно впустил его.

— К сожалению, хозяина нет дома, доктор, — с сожалением сообщил лакей.

— А его сын?

— Они вместе поехали осмотреть склады и оценить убытки, нанесенные бедствием.

— Вообще-то я пришел справиться о здоровье внука сэра Айзека, — солгал Иеремия. — Так что доложите о моем приходе вашей госпоже.

Лакей проводил его в холл для гостей. Вскоре появилась Темперанция Форбс и от души приветствовала нежданного гостя.

— Я пришел справиться о вашем сыне, мадам, — вежливо произнес Иеремия. — Как он себя чувствует? Все в порядке?

— Да-да, доктор. Он подрастает и, хвала вашим заботам, вполне здоров, — заверила его Темперанция.

Иеремия направился вслед за хозяйкой дома в детскую. Мальчик крепко спал в кроватке под надзором кормилицы.

— Могу я предложить вам вина, доктор? — осведомилась Темперанция.

Иеремия с благодарностью согласился, и миссис Форбс вызвала Ханну.

В присутствии трех женщин пастор осмотрел ребенка, которому явно не хотелось просыпаться, о чем он и возвестил плачем.

— Да, как я посмотрю, мальчик крепенький. Видимо, молочко кормилицы ему пошло на пользу.

После непродолжительного обмена любезностями Темперанция велела Ханне проводить гостя. Иеремия, воспользовавшись ситуацией, с места в карьер стал расспрашивать служанку о том, помнит ли она их первый разговор, когда речь зашла о странных и трагических происшествиях в семье ее хозяев.

— Как я могла забыть; конечно, помню, сэр.

— Вы тогда говорили, что после гибели камердинера мистер Форбс уволил всю прислугу и вместо нее набрал новых работников. Скажите, а какова судьба прежних?

— Мистер Форбс всем обеспечил места в других домах.

— Где же?

— Чего не знаю, того не знаю, сэр. Как мне сдается, тогда из этого постарались сделать тайну.

— Может, вы помните кого-нибудь из них по имени? В этом случае я мог бы попытаться разыскать его.

— А к чему вам это? — удивилась служанка.

— К тому, что я считаю, что гибель камердинера не была случайной, — очень серьезно заявил Иеремия, глядя прямо в глаза Ханне. — Возможно, мне удастся разгадать загадку его гибели, поговорив с кем-нибудь из прежней прислуги.

Ханна раздумывала.

— Ну ладно, считайте, вам повезло. Как раз вчера приходил один из тех, кто в то время служил в имении конюхом.

— Как его имя?

— Генри Митчелл. Он много лет проработал в «Стар инн», но этот постоялый двор сгорел и он просил мистера Форбса подыскать ему местечко.

— А тот?

— Мистер Форбс дал ему немного денег и отослал с миром. Бедняга очень расстроился.

— Вы не знаете, где он может быть?

— Сожалею, сэр, но я правда не знаю.

Иеремия досадливо закусил губу. Женщина искренне все рассказала ему, но что с того? Вряд ли это могло серьезно продвинуть расследование. Явно огорченный пастор вернулся в карету Трелони.

— Как дела? Удалось вытянуть что-нибудь любопытное из этой Ханны? — с нетерпением в голосе осведомился судья Трелони.

Иеремия поведал ему о конюхе.

— Необходимо найти его! У меня такое чувство, что именно он вручит нам ключик к этой загадке.

— Как я понимаю, вы и на этот раз не собираетесь посвящать меня в свои догадки.

— Милорд, вы верно понимаете. Ведь это лишь предположения, не стоящие ничего без доказательств, которые может предоставить только разыскиваемый нами человек.

Сэр Орландо покорно вздохнул.

— Ну что ж, как знаете. Я отправлю кого-нибудь на этот выгоревший постоялый двор. Владелец его рано или поздно появится там. Может, и он окажется нам полезным в розысках этого Генри Митчелла. А до тех пор следует запастись терпением!

Глава 40

Открыв глаза, Ален увидел у своего изголовья Аморе и улыбнулся. Вскоре он вновь уснул, не проронив ни слова, и с этого момента можно было с уверенностью утверждать, что Риджуэй на пути к выздоровлению. Аморе и ее служанка Арман по очереди дежурили у постели лекаря, и Иеремия ощущал себя лишним. Понимая, что одно лишь присутствие этой женщины окажется для Алена полезнее и действеннее всяких снадобий, он предпочел не докучать им своим присутствием.

Проснувшись после долгого сна и снова обнаружив рядом леди Сен-Клер, Риджуэй слабым, неокрепшим голосом произнес:

— Как же мне хотелось видеть вас! Вот, думаю, открою глаза, и вы здесь.

Аморе нежно провела ладонью по его щеке.

— Здесь, в моем доме, вы в полной безопасности! Никому до вас не добраться. Как вы себя чувствуете?

— Ужасная слабость… Но… но как я оказался здесь?

Ален в изумлении огляделся и наморщил лоб, будто пытаясь вспомнить что-то.

— У нас еще будет время поговорить об этом, друг мой. А сейчас вам следует думать только об одном — о выздоровлении. Спите! Вам необходим полный покой.

И Ален заснул. Он почти все время спал, пробуждаясь лишь для того, чтобы поесть. Оглядев свои исхудалые руки, изучив тело, он был поражен и раздосадован. Однако Иеремия уверял его, что все позади, что теперь его состояние день ото дня будет улучшаться и скоро он встанет на ноги и заживет прежней жизнью.

Неделю спустя Ален уже больше бодрствовал, чем спал. К лекарю постепенно возвращалась память, хотя по-прежнему он был еще очень слаб. Однажды он услышал от кого-то о возвращении Брендана и решил поговорить начистоту с Аморе.

— Значит, между нами все кончено, дорогая Аморе. Могу лишь пожелать вам обоим счастья. Вы должны быть вместе!

Леди Сен-Клер опустила голову.

— Увы, но наши с Бренданом отношения далеко не безоблачны. Ему известно о нашей с вами связи.

— Мне больно слышать это. Но я могу понять его. Мне необходимо с ним поговорить! — взволнованно произнес Риджуэй.

Аморе с сомнением взглянула на него.

— Не думаю, что это будет разумно. Я бы вам не советовала.

Ален был неумолим:

— Пришлите его ко мне. А после нашего разговора сами с ним побеседуете. Поверьте, он простит вас.

Против воли Аморе во время одного из становившихся все более редкими визитов ирландца к ней передала Брендану просьбу Алена Риджуэя. И тот пришел, всем своим видом показывая, что хочет видеть лишь Риджуэя, отстраненно-вежливо приветствовав хозяйку дома. Аморе была в отчаянии, не зная, как поступить.

Сначала Брендан колебался, идти ли к постели больного Алена, но потом все же заставил себя. Лекарь сидел откинувшись на подушки. Он все еще был бледен и худ, но взор серых глаз излучал энергию. Подойдя к постели, Брендан стал рассматривать Алена. В ирландце бурлили противоречивые чувства. Ревность и ярость исчезли при виде изнуренного тяжкой хворью соперника, и, оказавшись с ним лицом к лицу, ирландец вдруг почувствовал себя безоружным.