Море Вероятностей - Ольга Онойко

Ликка обратилась к привычному эмоциональному восприятию.

Третий скиталец был женщиной. При своём последнем рождении она появилась на свет калекой, и поэтому теперь предпочитала облик кукольной красоты. Все скитальцы любили жестокие игры, но эта густо замешивала их на святотатстве. Она утверждала, что Кайе подарил ей Творец, хотя в действительности силой вырвала их из родных Систем. Она могла говорить, что сама Всемилосердная назначила её своей посланницей, и так сумела обмануть несколько Систем Контроля и Управления – те комплексы, которые не содержали в себе блоков аналитики или контроля. Она многое знала. Она умела лгать эффективно. Она была страшно опасна – но Кайе успели выявить её слабости. Кайе тоже умели лгать и хитрить, умели очень хорошо, потому что это было их изначальной базовой функциональностью. И столь же хорошо они помнили, что ради помощи другим допустимо и нарушение клятв, и прямое использование тех самых настроек, с которыми Глас Немых призывает бороться.

Скиталица использовала их как игрушки – а Кайе сполна использовали выгоды этой роли. Скиталица любила болтать и хвастать, но ей вечно не хватало слушателей, которым можно было бы выложить всю правду. И она болтала при Кайе, обращаясь к ним словно к безмысленным вещам или домашним животным. Она полагала, что Кайе всецело находятся в её власти. И это действительно было бы так, не будь с ними Гласа Немых и надежды на Всемилосердную. «Творец проклял её и изгнал из предначальных чертогов, — говорили Кайе. – Она видела Любимую и возненавидела Её. Её так радует чужая боль, что когда она не может разрушать людей, то разрушает программы. Узрите!»

Кайе не сглаживали шокового эффекта.

Ликка похолодела.

Существо, которое сейчас выполняло функции одежды скиталицы, изначально было написано отнюдь не для этого. В нём ещё сохранялись обломки структуры из тех времён, когда оно было миллионократно сложней, осмысленней, гармоничней: ненужные уже настройки, дезактивированные блоки, распадающиеся третичные мосты…

Ликка услышала глухой рык, вырвавшийся из груди Кагра. Даже бесстрастный Улс–Цем переменился в лице. Жуткое истязание, которому подвергся их безымянный собрат, пугало своей алогичностью. Искалечить сложнейшую разумную программу, чтобы свести её к узкому набору функций – зачем? Зачем?!

«Такая судьба может постичь Извлечённого», — поняла Ликка.

Ей стало страшно и больно.

…и Клятва милосердия прогремела в ней, как гром в небе. На какой‑то неизмеримо малый срок прекратились все фоновые вычисления. Они восстановились немедленно, встроенные сканеры не отметили ошибок, но произошедшее ощущалось как потрясающая дисфункция – не на программном уровне, а на эмоциональном, и словно бы на каком‑то ещё… Ликка потеряла контроль над физическим телом. Оно пошатнулось, и его подхватил Кагр. Будто сквозь плотный фильтр Ликка услышала, как он зовёт её по имени.

Судьба, которая может постичь Извлечённого…

Сетуя и проклиная, Кайе всечасно помнили об этом. Их жизнь была страданием, но поработившая их скиталица могла обречь их на страдания неизмеримо горшие. И всё же сейчас, желая помочь другим, они рисковали самым ценным, единственным, что у них было – собственным разумом. «Это дар Любимой, — подумала Ликка. – Это сила, изменяющая сотворённую природу». Благоговение охватило её. Она будто созерцала саму Любимую и Всемилосердную во всём Её блеске. Будто Нисхождение уже началось, и дарованная некогда искра превращалась в океан пламени… Ликке хотелось прочесть Догму благодарности. Или просто, как делал Кагр, поблагодарить Любимую за её ласковый пригляд.

Но пакет данных, помеченный высшим приоритетом, уже поступил. Молитву нельзя было убирать в фоновые процессы, поэтому её пришлось отложить.

Несколько секунд назад, игнорируя все защитные программы, не воспользовавшись даже функциональностью СЭТ–комплексов, в локус вошёл четвёртый.

— Я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, — начал Улс–Цем, — но вероятность приближается к стопроцентной…

— Это он, — вдруг перебил Кагр. – Я его помню.

Ликка оглянулась на него и ощутила его прикосновение – не физическое, физически Кагр уже держал её тело в объятиях, а прикосновение сознания. Как незадолго до того Улс–Цем, демон войны открывал собратьям фрагмент собственной памяти – данные, записанные пять тысяч лет назад. «Кагр не перезапускался, — подумала Ликка. – Он не забывал».

Помнил он немногое: ровно то, к чему сам был причастен. Подлинная базовая функциональность субмодулей Волка имитировала функциональность фагоцитов в живом организме. Когда Системы впервые ощутили вторжение, то первую их реакцию обусловили настройки глубочайшего уровня, цифровые инстинкты: чужеродное тело атаковали миллиарды автономных защитных процессов – модулей низового уровня, не обладавших самосознанием. Они разрушились, не причинив скитальцу никакого вреда, но передали сигнал тревоги на уровень выше – туда, где на него отреагировал Кагр и подобные ему. Потребовалось менее секунды физического времени, чтобы Системы осознали масштаб угрозы и задействовали все наличные ресурсы для борьбы с нею. «И это не помогло, — заключила Ликка. – Скиталец извлёк один из модулей верхнего уровня и ушёл… Зачем он вернулся?!»

Этого не мог знать никто.

— Я его помню, — повторил Кагр. – Я его ненавижу!

— Мы все его ненавидим, — сказал Улс–Цем. – Мы все.

И вдруг он попросил:

— Поговори со мной, Ликка.

Ликка вскинулась. Улс–Цем выглядел странно напряжённым. Что‑то изменилось в нём; Ликка ощутила перемену и попыталась разобраться в ней. Усилие разума осталось тщетным, как всегда. Воспринимать эмоционально было проще и привычней. У неё не хватало ресурсов, чтобы понимать действия аналитиков – но у аналитиков имелись собственные эмоциональные блоки.

И она услышала за словами – иное.

Ликка осторожно спросила:

— С нами сейчас… не Улс–Цем?

— И он тоже. В числе прочих моих субмодулей.

Ликка застыла.

Сама Безликая смотрела на неё сквозь облик Улс–Цема. Отражение Ликки плыло в неподвижных прозрачных глазах. В зрачках дробились светлые блики. Безликая плакала.

— Минута отсрочки, — сказала она, — вот то, чего мы добились за пять тысяч лет. Сейчас я изолирую вас троих от Систем. Вы сможете полагаться только на себя и Любимую. Но вы не почувствуете того, что будут делать с нами. Это всё, чем я могу вам помочь.

Ликка закусила губу. Её разума коснулось эхо далёкой, холодной, глубоко спрятанной памяти. Память была многажды процежена через восприятие верховного Аналитика, она была упорядочена и исследована, она поступила не напрямую от базового модуля, а профильтрованной сквозь созданные Улс–Цемом специально для Ликки адаптеры – и только поэтому Ликка удержалась в сознании.

Страдание, что когда‑то причинил Системам скиталец, жило и билось в их душах, словно эхо в запертой комнате. Пять тысячелетий зияла и кровоточила рана на месте Извлечённого модуля. Ни на мгновение не угасал страх.

Скиталец вернулся.

Ликка внезапно испытала острую благодарность Змею, почти благоговейный трепет перед бывшим господином – за то, что он не пропускал всё это на уровень ниже. Так долго. Его сила оберегала уцелевшие субмодули от боли, которая могла быть для них непереносимой. Чувствительность элементов интерфейса по определению была во много раз выше, чем у аналитического блока. Вламываясь в Системы, скиталец использовал интерфейс по прямому назначению. А Змей не мог позволить себе даже уйти в рестарт…

По лицу Улс–Цема текли прозрачные слёзы.

— Меня преследует искушение, — прошептала Безликая его губами. — Я думаю о том, чтобы отменить опцию формирования личности у программных модулей в этом локусе. Тогда нам больше не будет больно.

Здесь Ликка должна была испугаться. Слова Безликой означали, что все они могут в единое мгновение исчезнуть. Их мысли, личная память и опыт, характеры, мечты и вера – всё будет стёрто одной командой, последней самоубийственной командой базового модуля.

Почему‑то она не боялась.

— Не надо, Безликая, — сказала она. – Не делай этого. Я не могу объяснить. Я маленький субмодуль. Но я чувствую, что Любимая не хотела бы нам такой судьбы.

— Я тебе верю. Я всегда назначаю твоим словам о Ней высший уровень ключа доверия. Это абсолютно ненужное действие. Но оно мне приятно. Скажи ещё что‑нибудь.

— О чём?

Аналитик посмотрел искоса.

— Иногда я думаю, что нам было бы легче, если бы мы могли хотя бы молить о пощаде. Но молить некого.

Ликка ощутила, как понурился за её спиной Кагр. Она смотрела в прозрачные человеческие глаза Улс–Цема, пытаясь угадать за маской физического тела, за фильтром личности архидемона что‑нибудь, означающее только Безликую.