Путь на острова - Владимир Корн

Смысла в сопровождении нет: Эгастер славится тем, что, для того, чтобы попасть в неприятности, пусть даже ночью и на окраине, необходимо обладать немалой долей везения. Городские власти борются с преступностью сурово, иной раз даже чересчур жестко. Но и результат налицо. Добро ведь можно нести и откровенным злом, равно как и сотворить немалое зло желая только добра, а в Эгастере как раз первый случай.

Что же касается Ордена Спасения… При всем к вам уважении парни, вряд ли у вас получится помочь мне, если он устроит в Эгастере на меня охоту, слишком уж серьезная сила.

Гулял я совершенно бездумно, без всякой цели, только для того, чтобы запастись впечатлениями перед долгим полетом на Острова. Когда многие дни будут окружать одни и те же лица, и когда весь мир сойдётся до крошечной палубы «Небесного странника». Посмотрел представление бродячих комедиантов на главной площади Эгастера, украшенной сложной фонтанной композицией из переплетающихся в танце крылатых змей.

Труппа играла пьесу, довольно злую по содержанию, высмеивая короля и его окружение.

«Интересные вещи получаются, — размышлял я на ходу. — И порядка в Эгастере больше, чем в Дигране, и выглядит он богаче, но вот тебе пожалуйста: в самом центре столицы открыто смеются над самим королем, и стража не спешит разогнать комедиантов. Мало того, она еще и смеется вместе со всеми».

Я совсем уж было собрался присесть под навесом одной из харчевен, приглянувшейся мне еще по прошлым визитам в Эгастер, когда взгляд случайно наткнулся на вывеску книжной лавки.

Встретил меня, вероятно, сам владелец — невысокого роста старик с седой бородой клинышком и умным взглядом выцветших от времени глаз.

— Что угодно господину? — поинтересовался он, внимательно меня оглядывая.

Наверное, он готов был услышать, что мне нужна книга о похождениях какого-нибудь героя-любовника, иллюстрированная многочисленными цветными гравюрами, выполненными в жанре откровенного натурализма. Но когда я сказал, что меня интересует что-нибудь из работ Иолисена Лидвейга, торговец отшатнулся, изменившись в лице:

— Вы что, молодой человек! Его трактаты запрещены во всех известных мне землях! — понизил он голос до шепота, окинув взглядом пустующую лавку.

Затем, еще раз оглядевшись, все так же вполголоса поинтересовался:

— А зачем вам Иолисена Лидвейга?

— Да так, попалась мне одна его книга, — не стал лукавить я. — Правда, не в очень хорошем состоянии.

— И какая же именно?

— «Кровь Древних».

— «Кровь Древних»?! — по-моему, у него даже голос дрогнул. Книжник мгновение помолчал, затем спросил без особой надежды в голосе. — Молодой человек… господин… может быть, продадите мне ее? Я дам очень хорошую цену. Не для себя, конечно, есть у меня один покупатель, — последние слова прозвучали не очень убедительно.

Я посмотрел на него внимательно. Не может ли быть так, что, когда я вернусь сюда с книгой, в лавке меня будут ждать люди? Из особой канцелярии королевства Эгастер?

Как будто бы нет, в глазах у него горел тот особый огонек, свойственный людям, чью душу полностью занимает какая-либо пламенная страсть.

И теме не менее, соблазн продать книгу у меня даже не возник, тем более сейчас, внезапно узнав, что являюсь обладателем этакого раритета. Вздох сожаления раздался мне уже в спину.

Выйдя на улицу, я поискал взглядом приглянувшуюся харчевню, когда услышал звуки скрипки, и ноги сами понесли меня в ту сторону.

На площади, возле фонтана, стоял высокий длинноволосый юноша и играл какую-то печальную мелодию. Но как он играл! Скрипка, казалось, пела в его руках как живая, и столпившийся вокруг него народ стоял как зачарованный, слушая волшебную музыку.

В первые ряды мне удалось протиснуться с трудом: никто в толпе не хотел уступать место.

«Нет, определенно он не уличный музыкант, — разглядывал я его более пристально. — Одет прилично, и худ совсем не от того, что недоедает».

Музыкант играл, полностью отдавшись музыке, глядя куда-то поверх голов слушателей затуманенным взглядом, и вдруг я вздрогнул, узнав его: «Господи, это же Герберг, скрипач из поселка собирателей куири. Мы вывезли его из Антира, спасая ему жизнь, когда он сорвался со скал. Но как он оказался здесь?»

Словно отвечая на мой вопрос, один из моих соседей, выглядевших купцами и тоже гостями Эгастера, сказал, обращаясь к другому:

— Этого скрипача пригласил сюда сам король, чтобы послушать его волшебную игру. И вот он, играет на площади для всех, и как играет! Боже мой, услышу ли я хоть раз еще что-нибудь подобное!

Герберг, конечно же, меня не признал, да и откуда ему? Все время нашего полета в Магуранд он лежал в беспамятстве. Да и что я сам? Николь отдавала ему свою жизненную силу, чтобы он смог продержаться до храма Богини-Матери. И отдала ее почти без остатка, отдала так много, что сестрам храма едва удалось спасти саму Николь. А я так, сбоку припеку, подумаешь, ловя воздушные потоки, не спал три ночи, с кем не бывает?

Выбравшись из толпы, я бросил взгляд на оставшихся без публики комедиантов. И чего тут, спрашивается, удивительного? Настоящее искусство совсем не в том, чтобы мастерски высмеивать все и вся, нет, оно в умении возвысить обычные вещи до уровня божественного. Как возвысил игру на скрипке этот музыкант.

Под навесом было не так жарко, стул удобным, вино вкусным и очень напоминающим то, что делают на моей родине. Поначалу мне хотелось взять холодного пива, но, вспомнив о предстоящем разговоре с господином Гаруэлом Кнофтом, от своего намерения пришлось отказаться.

Мимо проехала сверкающая вишневым лаком карета, двухколесная, с закрытым верхом, впряженная в соловую кобылку, украшенную множеством светлых яблок. Облик ее пассажирки, молодой дамы, со скрытым вуалью лицом, показалось мне чем-то знакомым, и я долго провожал карету взглядом, пока она, наконец, не скрылась за углом.

Я сидел, глубоко задумавшись, и тем неожиданней прозвучал для меня женский голос, раздавшийся совсем рядом, едва ли не над самым ухом.

— Здравствуй, Люк.

— Здравствуй, Эйленора, никак не ожидал тебя увидеть, — ответил я, вскакивая со стула. — Выглядишь, как всегда — само очарование. Присядешь?

Впервые я обратился к ней на «ты», без всякой «леди», причем получилось как само собой разумеющееся, и она восприняла все, как будто так и должно быть.

— Отчего нет? — улыбнулась Эйленора. — Только ненадолго, меня ждут.

— Вино? Здесь его подают превосходное. Или, может быть, бисквит? Эта харчевня ими на весь Эгастер славится.