Печать луны - Г. Зотов

Ее пальцы взялись за края тонких трусиков.

– Убивать богемных звезд, которых я знала лично, а с половиной вообще спала, изначально было чудесной задумкой: вы даже не представляете, какой это адреналин, – моргнула Батори обоими глазами. – Конечно, многих мне чисто по-человечески было жалко, но ничего не поделаешь – это элемент охоты. Так лучше, забавнее, интереснее. Водить за нос полицию я умела всегда, еще со времен Джека: разве письма, написанные кровью и пивом, вам не понравились? Рискованно, согласна. Но ведь они меня так и не поймали. Тупо и негламурно пластать ножом одних и тех же женщин: это убожество мне надоело много лет назад. Я творческая натура – постоянно должна развлекаться, играть, балансировать, как Штирлиц на грани провала. Кто знает, кого я выберу в следующий раз. Может, стюардесс, может, пиарщиц, а может – и молоденьких министерских жен. Я могу все, вы знаете.

– Знаю, – согласилась Алиса. – Ты можешь даже отрезать своей кузине язык.

Батори надула пухлые губы, как обиженный ребенок.

– Давишь на совесть? – злобно вопросила она. – Напрасно. Она сама согласилась на такую операцию. Это была мера безопасности: Илона всегда слыла болтушкой, еще когда в детстве мы играли вместе, а наши родители путали нас из-за редкого сходства. Я раскрыла ей, каким секретом обладаю, и обещала: если она заменит меня в Чахтицком замке, я вернусь за ней через несколько лет – и тоже сделаю ее молодой. Думаю, она ждала меня до своего последнего вздоха. Но, разумеется, возращаться я вовсе не собиралась.

Трусики скользнули по лодыжкам – Елизавета осталась совершенно обнаженной. Выгнувшись вперед, словно кошка, она взяла груди в пригоршню – опустив руки, погладила себя по бедрам, указательным и средним пальцем игриво лаская аккуратно подстриженный лобок.

– Хороша? Можете не отвечать, я и так знаю. Ох, сколько сотен лет я мечтала поговорить об этом хоть с кем-нибудь… Я останусь красавицей навсегда, а вот вы, как в любовном романе, умрете в один день. Конечно, вы наивно надеетесь – в самый последний момент к вам придет помощь. Расслабьтесь. Я прочла за свою жизнь ужасное количество триллеров. Если предположить, что мы находимся в детективе, то могу огорчить – определенно, вам конец. Продолжения этого романа никто не ждет, хэппи-энда тоже, вы – новые, неопробованные персонажи. Значит, вас можно спокойно убивать.

Подняв с пола нож с гравировкой Blut und Ehre, Батори плашмя провела лезвием по груди и, поднеся к губам, поцеловала острый, как бритва, кончик.

– Шоу закончено, – сказала она, уже не улыбаясь. – Теперь будет смерть.

Глава сорок седьмая

Смерть

(25 февраля, суббота, за полночь)

Малая Печать Луны, растворенная в центре Печати Баала, представляла собой рисунок огромного размера – чтобы начертить правильный круг, понадобилось пространство почти всей комнаты. По периметру расчерченных голубых линий расположились увенчанные полумесяцем изображения пяти черепов: на каждом из них лежало по одному артефакту. Часть – потускневшая, извлеченная из нулевой камеры холодильника, а часть – свежая, истекающая розовой сукровицей. Пять тонких черных свечей продолжали гореть, колыхаясь маленькими синими огоньками. В самом центре печати, находящейся под животом обнаженной Алисы, была укреплена почерневшая бычья голова, отлитая из металла. Внутри открытой пасти шипели раскаленные угли, на которые ухоженная рука Елизаветы Батори бросила горсть засушенных семян белены: корчась в сильном жару, они исходили дурманящими струйками белесого дыма. Перед металлической головой, привязанный за носовые отверстия, висел потрескавшийся от старости череп с волосами – по предположению графа Ференца, он принадлежал Дидоне, первой финикийской царице Карфагена. Ее дух служил проводником ритуала «пожирателей душ», помогая быстрее соприкоснуться с Танит, хотя в принципе можно было обойтись и без него.

Каледин, продолжавший с ослиным упорством обдирать сочившиеся кровью запястья об наручники, обмяк – его голова кружилась, он чувствовал, что сейчас уснет. Елизавета больше не обращала на своих «гостей» внимания. Покинув комнату, она вернулась, держа в руках мешок из плотного целлофана – объемом литров на десять. Положив его неподалеку от Печати Луны, она встала на колени, по-буддийски откинувшись на пятки. Груди качнулись в такт движению, Елизавета сложила ладони, кланяясь голове Баала – изо рта идола взвились яркие язычки оранжевого пламени.

– Праааа каибир… Ир шарпхан бур мгулси… дар валса баа, – она подалась вперед, обоняя обеими ноздрями остро пахнущий дым. Подцепив одними кончиками ногтей кусочек сердца с первого черепа, она прикусила его передними зубами – артефакт, окрасив пальцы розовым, медленно сполз прямо в открытую пасть металлической головы: раздалось неприятное шипение. Алиса, живот которой покрылся мельчайшими капельками пота, забилась, в ужасе пытаясь разорвать веревки. Ее голова, как и калединская, кружилась от стойкого запаха белены. Нараспев читая финикийские фразы, окутанная облачками дыма голая Елизавета положила в пасть Баала второй артефакт. Было слышно, как шипит капающий на угли жир: артефакты съеживались, чернея на глазах – металлический идол раскалился докрасна.

Как только пятый артефакт лег посреди клыков Баала, глаза монстра вспыхнули голубым светом – словно прожекторы. Каледин, борясь с приступами тошноты от дыма, тупо раскачивал стул, но у него ничего не выходило – вероятно, ножки были приколочены гвоздями к полу. Опущенная в поклоне голова Елизаветы Батори внезапно поднялась, зрачки женщины полыхнули тем же голубым огнем. Упругим прыжком вскочив на ноги, обнаженная Елизавета закружилась в диком языческом танце – ее руки и ноги извивались, как пойманная змееловом кобра, рот кривился, на искусанных губах выступила пена экстаза, обеспеченного семенами белены. Терзая груди, нетерпеливо теребя бугорок в центре стриженных волос внизу живота, она сладострастно изгибалась, напоминая весеннюю кошку в ожидании кота. Ее маленькие ступни вертелись прямо на пылающих углях, выпавших из чрева идола, но графиня не ощущала боли, отплясывая «танец счастья». Именно его исполняли «пожиратели душ» у алтаря Баал-Хаммона – в благодарность Танит за дар вечной молодости.

Пять черепов, расположенные полукругом вдоль Печати Луны, разом вспыхнули мертвенно-бледным светом – от них поднялись вверх тончайшие лучи, разом сомкнувшись в центре: на кончике световой пирамиды возник маленький голубой шарик, от боков которого в стороны с треском ударили электрические разряды. Вслед за вспышкой голубым засветились костяные глазницы черепа с волосами.