В военном воздухе суровом - Василий Емельяненко

Командир, увидев нас, нетерпеливо хлопнул ладонью по разложенной на столе карте:

- Боевая задача! Быстрее рассаживайтесь!

Зашелестели картами, у всех, кроме некурящего Ворожбиева, в руках дымят цигарки. Потянут - и руку под стол, будто кто курить запрещает. А командир торопит:

- Южнее Моздока - Вознесенская... на самом Терском хребте... Нашли? Там же отметка 703. Все видите? Километрах в десяти севернее от нее, на скатах хребта, наши войска отбивают атаки пехоты и танков противника. Вот тут и надо ударить.

- Емельян! - обратился он ко мне. - Смотри же, чтоб своих не зацепить! Понял?

- Понял, - отвечаю.

Поднял глаза от карты, а ведомые, все как один, пялят глаза на мою левую руку, в которой папиросу держу. Я умышленно не спрятал ее: локтем оперся на стол, и оттого, что расслабил предплечье и кисть, папироса в пальцах не дрожит. Это мой старый прием. Он тоже действует на ведомых успокаивающе. "Если ведущий не волнуется, значит все будет нормально". И хорошо, что так думают, а меня сейчас занимают другие мысли. "Как отыскать нашу цель? Эту самую отметку 703 на карте видно, но на земле эти цифры рисовать для нас никто не собирается. К тому же бой идет на голых скатах, боевые порядки, наверное, смешались - и где там противник, где свои? А если молодые летчики от зенитки шарахнутся и не туда отбомбятся? Легко сказать: "своих не зацепить!.."

Грузовик домчал нас на стоянку. Остапенко спрыгнул около своего самолета. Навстречу - механик Николай Бублик. Более десятка летчиков проводил он и в первый и последний вылет...

Механик проворно поднял парашют за лямки, помог надеть и защелкнуть карабины обхватов, стягивающих грудь. Уселся Остапенко в кабину, поставил ноги на педали управления, а подошвы ни с того ни с сего начали выбивать мелкую дробь. Сунул носки сапог поглубже под ремни педалей. От недавнего приподнятого настроения и следа не осталось, в голову лезли неожиданные мысли: "Вдруг не сразу пристроюсь и потеряю группу? А как опознаю цель? Ведь это не мишень на полигоне, которая по краям известью обведена... Что, если не увижу?" А о том, что этот первый боевой вылет может оказаться последним, у летчика подумать времени не было. Услышал над ухом знакомый голос:

- Запускают! - Это Бублик стоял на центроплане рядом с кабиной, подсказывал.

Глянул по сторонам - на других штурмовиках уже винты завращались. Дотянулся до пола левой рукой, открыл вентиль сжатого воздуха - винт начал проворачиваться, но другой рукой никак кнопки вибратора не найдет. Бублик быстро нагнулся в кабину, сам нажал - мотор чихнул, заурчал...

Порулил Остапенко на старт, а потом и взлетел своим чередом. В воздухе он не отрывал взгляда от впереди идущих самолетов, боялся их потерять. Показалось, что очень уж долго кружит над одним местом. Посмотрел на землю аэродрома не видно. Головные звенья уже легли на курс, а Остапенко отстал. Двинул вперед сектор газа - передние самолеты начали быстро наползать на него хвостами, а потом самолеты будто кто на ниточке поддернул вверх. Остапенко услышал в шлемофоне знакомый голос комэски, звучавший тоном ниже обычного и нараспев:

- Двадцать пятый, не дергайся, займи свое место... Это замечание успокоило, даже мелькнула мысль: "До чего же легко было держать свое место в строю там, на КП, перед вылетом". Он пристроился к своему звену и полетел ровно.

Но недолго пришлось так спокойно лететь: послышался знакомый голос: "Приготовиться к атаке, цель слева впереди, начинаем маневр!" И вся группа поплыла влево, потом вправо, некоторые самолеты запрыгали то вверх, то вниз. Где же тут смотреть на цель: не столкнуться бы с соседом. А ведущий снова подает команду: "Маневр, маневр!.." - и его самолет стал удаляться, а позади него какие-то дымки. "Наверное, форсаж включил, выхлопы из патрубков", подумал Остапенко. И тут же заметил, что лобовое бронестекло мутнеет. Это не обескуражило летчика. У него в кармане была припасена чистая тряпочка: в училище курсанты ухитрялись протирать стекло в воздухе, осторожно высовывая в форточку плотно прижатую к фонарю ладонь. Выхватил тряпку, потянулся к форточке, и тут черный "выхлоп" возник перед глазами, самолет тряхнуло, и у летчика перехватило дыхание. Ветер начал давить в лицо. Лобового стекла как не бывало. Засвистел ветер. Остапенко сразу даже не сообразил, что произошло одна только мысль была: "Не потерять бы своих". Но вот штурмовики уже опускают носы, переходят в пикирование. Отдал ручку от себя, сильнее засвистел ветер, и тут команда: "Бросай!" Из люков посыпались бомбы. Остапенко зашарил пальцем по ручке управления, нажал на кнопку сброса, двинул аварийный рычаг, самолет облегченно вспух.

Штурмовики один за другим пошли к самой земле, начали кружить. На концах пушечных стволов запульсировали красные язычки пламени. Остапенко тоже нажимал на гашетки, и его самолет дрожал как в лихорадке. На земле что-то дымило, горело, и снизу стремительно летели красные "перчики". Он их отчетливо видел, хоть ветер сильно дул в кабину. Пригодились защитные очки, надвинутые на глаза. А ему до этого казалось, что поднятые на лоб очки являются только украшением летчика. Еще невдомек было Остапенко, что они спасают глаза и при пожаре.

"Еще заход!.." - послышался голос ведущего. Остапенко потерял уже этим заходам счет, как и всякое представление о том, с какого направления надо атаковать. Во рту пересохло, по лицу градом катился пот, он то и дело смахивал его левой рукой. Вдруг услышал: "Сбор, сбор..." Нужно пристраиваться, но самолеты куда-то исчезли. Где же они? Глянул в сторону - рядом белые полосы прочертили воздух, и тут же пронесся вперед самолет с крестом на фюзеляже. Нажал гашетку, трассы пошли вдогонку "мессеру". Остапенко крутанул штурмовик, да пониже, к земле. И тут заметил: невдалеке идут штурмовики. Начал их догонять, вскоре пристроился.

Курс на восток. Какая-то речка уплыла под крыло, справа показался хребет с нефтяными вышками. Перевалили через него, понеслись над долиной. Увидел большой город - значит, Грозный.

Вот и аэродром. Но что это?.. Аэродром не грунтовый, а с бетонированной полосой. Группа, к которой пристроился Остапенко, пошла на посадку. Не хватало еще на чужой аэродром сесть! Пот градом катит из-под очков, закрутил сержант головой, увидел вдалеке бараки у подножия хребта, и там тоже кружат самолеты! Обрадовался: сделал круг, хорошо рассчитал, приземлился мягко. Дома!

Рулил к своей стоянке, где уже поджидал Николай Бублик с высоко поднятыми руками. А со старта вслед за штурмовиком No 25 мчалась машина с красными крестами. Бублик почему-то вдруг скрестил руки над головой: знак - выключить мотор. "В чем дело?" - недоумевал Остапенко. Но тормознул, выключил зажигание. Быстро выбрался из кабины, сбросил парашют и собирался уже спрыгнуть с крыла, как подоспевшие медики сгребли его под руки, повалили на носилки, проворно сняли ремень, завернули гимнастерку и закатили под кожу шприц. Рядом с носилками голосила оружейница Тося Табачная: