Южный ветер - Норман Дуглас

— Мальчик далеко пойдёт! — часто повторяли старики и старухи. — Вы посмотрите, какие у него голубые глаза. Благословенна мать, породившая его, кем бы она ни была. (Ни один человек не только не знал, кем была его мать, но даже не притворялся, что знает.)

Они оказались правы — со стариками это случается часто. Из упомянутой некрасивой драки победителем вышел один средних лет господин, украшение и гордость «Чёрной Руки». Более счастливого жребия, чем попечительство такой особы, Джустино не мог себе и представить. Покровитель взял на себя заботу о мальчике и в скором времени обнаружил, что его протеже обладает не только крепкими мускулами и быстрым умом, но также злобностью, концентрированной беспощадностью и ненасытностью, которых хватило бы на полсотни дьяволов сразу. Из мальчишки выйдет толк, решил покровитель; Общество, всегда готовое принять многообещающего неофита, если его рекомендует такой квалифицированный практик, как он, с течением времени несомненно найдёт мальчику применение. Пока же его покровитель поучениями и личным примером наставлял мальчика в вере, объясняя ему, как лучше всего угодить Мадонне. Он пересказывал ему Жития Святых, понуждал почаще ходить к мессе и исповедоваться одному из облечённых доверием Общества священников и самое главное — от души ненавидеть правительство, потому что оно угнетает Папу и бедняков. Наконец настал день, когда он сказал:

— Тебе следует учиться, по вечерам. Думаю, ты будешь среди первых в нашей школе Святого Креста. У тебя исключительные данные. Одно из главных твоих преимущество в том, что указательный и средний пальцы у тебя одной длины на обеих руках. Это хороший знак! Господь благоволит к тебе, потому что многим мальчикам приходится искусственно вытягивать указательные пальцы, а это ослабляет суставы.

Директор и главный наставник школы хорошо зарабатывал на своих многочисленных подопечных. Здесь обучали всему, без чего молодому человеку невозможно обойтись в жизни, исключая только религию. Принимая в соображение, что школяры происходят из семейств, прославленных благочестием и преданностью Папе, директор полагал религиозное воспитание излишним — ученики получали его, ещё не спустившись с материнских колен. Джустино с большим успехом освоил жаргон и сдал экзамены по пятнадцати предметам, включая умение прятаться, проворность ног и ловкость рук. Последнюю преподавали, используя в качестве пособия деревянного манекена, из карманов которого учащимся вменялось в обязанность извлекать носовые платки, золотые часы и драгоценные безделушки, причём с такой расторопностью, чтобы ни один из свисающих с манекеновой шляпы колокольчиков не издал ни малейшего звука; по завершении этого этапа обучения, они практиковались уже на самом директоре, прогуливавшемся по улицам, изображая рядового гражданина и поджидая, когда ему строго профессиональным образом обчистят карманы. Учащийся, не проявивший положенных навыков, получал жестокую взбучку, если же он не исправлялся и после третьей или четвёртой таски, его отправляли к родителям с вежливой запиской, рекомендующей обучить сына другому какому-нибудь ремеслу. Джустино наказывали редко. Напротив, его успехи и голубые глаза так очаровали директора, что он выпустил мальчика из школы ещё до окончания обычного трёхлетнего курса и даже предложил вытатуировать на тыльной стороне его правой ладони знак мастерства — маленький крестик.

Однако покровитель, хоть и гордый своим юным другом, вовсе не желал, чтобы такого рода знак, весьма почётный, но неустранимый, стал помехой на дальнейшем жизненном пути его подопечного. У покровителя были иные планы. Пока следовало обождать год-другой и покровитель добился официального приёма Джустино, ныне поджарого и по-волчьи жестокого, в «Чёрную Руку». Уже во время испытательного срока старшие собратья не могли на него нахвалиться; он с феноменальной быстротой прошёл различные проверки и предоставил избыточные доказательства своей мужественности. К шестнадцати годам он уже убил троих, среди них одного полицейского, заподозренного в неверности Обществу. Вот тогда-то покровитель, бывший человеком далеко не глупым, провёл с ним вторую беседу, сказав:

— Ты знаешь, сынок, что я ни читать, ни писать не умею. В моё время эти навыки не считались достойными ни высокого духом юноши, ни мужчины, имеющего понятие о чести. Сатанинская выдумка и всё тут! Но мы с тобой живём в изнеженном веке. Добродетель забыта. Мудрый человек, хоть и взирает на такие обстоятельства с грустью, однако приспосабливается к ним. Идёт в ногу со временем. Нас называют реакционерами. Юношам вроде тебя предстоит показать миру, на что способны реакционеры. Весь наш город уже научился уважать твои мужские качества. Теперь ты должен пойти ещё дальше и выучиться читать и писать. Потом ты поступишь в университет. Изучишь законы и политику. А после войдёшь в Парламент. Будешь представлять в нём наше дело. Средства — деньги? Положись на Общество. Будь только верен своим друзьям, защищай бедных и никогда не забывай о молитве. И благой Господь вознаградит твои труды.

Именно так благой Господь и поступил. Молодой депутат быстро приобрёл известность, его считали одним из немногих представителей «Чёрной Руки», на слово которого можно положиться безоговорочно. Он имел долю во всём, комиссионные и проценты так на него и сыпались. После того, как с полдюжины докучливых людей постиг примерный конец — всех их втихую зарезали или пристрелили (причём сам он остался совершенно чист, хотя все знали, что это его работа) — политической карьере дона Джустино ничто больше не препятствовало. Морена никогда не угрожает, говорили люди, — он действует. Надёжный человек! Он заставил робкое правительство либералов, его заклятых врагов, пожаловать ему титул «коммендаторе» — не потому, что придавал какое-либо значение этому внешнему отличию, но потому что, как всякий достойный член Каморры, никогда не упускал возможности показать, что он в состоянии сделать что угодно с кем угодно, включая сюда и правительство. Ни для кого не было тайной, что как только портфель министра юстиции в очередной раз утратит владельца, его предоставят в распоряжение дона Джустино. Разумеется, всё это было уже давно, много лет назад.

Государственный ум несколько неожиданно сочетался в нём с юридической и судебной хваткой. Последние пятнадцать лет он ежегодно получал большие адвокатские гонорары от всех основных коммерческих фирм страны, одна только судовая компания платила ему пятьдесят тысяч франков. Разумеется, никакой работы он для них не выполнял, но даже подразумеваемая поддержка им самых мерзостных их затей окупала эти расходы. Полезный человек! Что же до его репутации как поверенного в частных делах, то она была не сравнима ни с чем. Известно, что драматическая жестикуляция и бурное красноречие дона Джустино заставляли падать в обморок как судей, так и присяжных в полном составе. Он мог любого вытянуть из любой переделки. Всякий раз что он выступал в суде, туда набивалась толпа людей, стремившихся услышать его страстные аргументы, увидеть холодное пламя, полыхающее в его голубых глазах, тщательно подогнанную по фигуре одежду, светлые, начинающие седеть волосы, лицо, которое он гладко брил по одной-единственной причине — из уважения, как он часто пояснял, к моде прежнего папского режима. «Вылитый англичанин», — говорили о нём люди.

В последние годы он несколько раздобрел — это внушало людям доверие. Более того, он так и не женился, что само по себе свидетельствовало о его незаурядности, указывая на отсутствие в нём обычных человеческих слабостей. Коротко говоря, дон Джустино представлял собой сплав ума и порока, столь совершенный, что даже интимнейшие его друзья не взялись бы сказать, где кончается один и начинается другой. И это неповторимое сочетание было предоставлено в распоряжение Ватикана. Дон Джустино всегда оставался непримиримым врагом всяческих новшеств, живым опровержением лживых утверждений, согласно которым добиться успеха в современной Италии можно лишь записавшись в франкмасоны. Опасный человек! И по мере увеличения его богатств становящийся с каждым днём всё опаснее. При его доходе он уже мог позволить себе быть честным, ничто, кроме силы привычки, не мешало ему обратиться в самого настоящего святого.

Само собой разумеется, что личность такого калибра должна была отнестись к пяти тысячам франков, предлагаемым никому не известным провинциальным священником, как к жалкому вознаграждению. Но дон Джустино был достойным сыном Церкви. Он всегда помнил совет, который получил от своего давнего покровителя — помогать униженным и оскорблённым — к тому же в качестве адвоката он специализировался на защите убийц, на вызволении их из лап светского правосудия. Они были для него страдающими от незаслуженной обиды пылкими натурами, принадлежавшими к сословию честной бедноты, к жертвам социальной несправедливости и алчности правительства. Мотивы, а не дела! — говорил он. А о мотивах, движущих бедняком, следует судить по его собственным меркам, а не по меркам богачей. У них иная жизнь, иные соблазны. Доверьтесь народу. Народ, должным образом наставляемый священниками…