Поль Верлен - Пьер Птифис

Поселившись в тишине и оказавшись на первый взгляд вдали от всех соблазнов, Верлен решает наконец завоевать место, которое он потерял. Он сочиняет себе программу работы на неопределенно долгое время, которое, как он полагал, имеется в его полном распоряжении. Он будет работать в покое и безопасности.

Вот уж воистину программа бенедиктинца.

Да и душа бенедиктинца тоже, поскольку, если верить Ж.-П. Вайану, Верлен писал в «Блокноте для решений» примерно в это время: «Каждое утро я буду ходить к мессе. Я буду молиться утром и вечером»[476].

Увы! Вскоре от его безмятежной жизни не останется и следа. Для начала деньги.

Осенью 1883 года он как будто обезумел и начал проматывать капитал своей матери, как именно — довольно сложно понять. При невыясненных обстоятельствах он дал в долг бывшему викарию церкви Сен-Жереве, отцу Салару, 1500 франков, и еще довольно значительную сумму одному ярмарочному торговцу (одни говорят, что его звали Сокур, другие, что Шоссон). Казальсу он хвастался, что как-то в течение одной недели спустил 7000 франков![477]

«Совершенно вымотан сложностями с деньгами!!!» — пишет он Малларме 19 октября 1883 года. Его попытки вернуть хотя бы часть своего кредита святому отцу не дают результата.

«Не знаю, что мне делать, — пишет он Шарлю Морису 7 декабря. — Рассчитывал получить 1500 франков. И везу из Парижа расписку, лишь ненамного менее туманную, чем предыдущая. А один нотариус держит у себя еще 1500 франков[478] (это все от Летинуа)».

Эти два кредита еще сыграют свою роль в его жизни. «Все время деньги! Даже когда ты принадлежишь сам себе, бедность все равно тебя донимает!!! Это не дает тебе ни спать ни есть — даже пить толком не дает!» (письмо Шарлю Морису от 20 декабря 1883 года).

Матери он постоянно устраивает сцены, то и дело переходя дозволенные рамки, и обвиняет ее в том, что она его оставляет без денег. Согласно одному свидетельству, как-то раз в гневе он высыпал содержимое своего бумажника — там были одни медяки — в рагу из кролика, которое она ему же и готовила[479]. Несчастная г-жа Верлен! Она начала терять рассудок, ее стали считать сумасшедшей, ведь она всем, кого ни встретит, предлагала грызть леденцы — это, говорила она, помогает от всех болезней — и бормотала себе под нос всякую чушь. И все же у нее оставалось достаточно рассудка, чтобы опасаться, как бы Поль в один прекрасный день не оказался у разбитого корыта и без крыши над головой. И поэтому она передала ему в дар ее собственность в Мальвале, но с условием невозможности заклада. Соответствующий документ был подписан в присутствии свидетелей в конторе г-на Шартье, нотариуса в Аттиньи, 17 апреля 1884 года[480].

В конце 1883 года Верлен уже не скрывает от Шарля Мориса, что он столкнулся и с другими проблемами, помимо финансовых. Он находится в «полном духовном и прочем замешательстве». Далее он уточняет, что его денежные трудности усугубляются еще и «очевидным слабоумием». От державшей себя в руках строгой личности времен Ретеля остались лишь воспоминания. Скажем так — его чистая страсть к Люсьену переродила и подавила в нем другие страсти, о которых не принято говорить на публике. Теперь подавленные страсти вырвались наружу. В Куломе все началось с двусмысленных вольностей по отношению к молодым людям, а закончилось гнусностями, намек на которые можно прочесть в стихотворении «Тысяча три» из сборника «Hombres». Его фавориты, которых он ошеломлял фантастическими щедротами, привязались к нему. Местом их собраний был постоялый двор некоего Бардо, на пересечении дорог на Вье-Шампань и Аттиньи. Двор содержал отец одного из верленовских ребят, которого звали Одилон Д. Также был и Шарль В., сын рабочего, мальчишка с голубыми глазами, Антуан, Поль, Франсуа, Огюст, Жюль, Анри и другие[481].

В итоге случился скандал. Его обвиняли и в том, что он деклассированный элемент, и в том, что напивается, как свинья (шампанское и коньяк лились у Бардо рекой), и «кое в чем еще». Кулом надолго сохранил воспоминания об «англичанине» (эвфемизм для «Верлен»), которого часто можно было встретить одетого в крылатку в окружении его друзей-бездельников или идущего неверной походкой по дороге или по рынку. Он и сам себя описывает без особых любезностей: «утомленный бродяга», глаза которого горят желанием, «когда мимо проходят красавцы», «старый фавн, подстерегающий добычу» (из стихотворения «Без раскаяния» из сборника «Параллельно»). Надо полагать, матери семейств стали бояться его как огня. Эрнест Рено рассказывает, что однажды днем в Куломе он провожал своих кузин в Аттиньи, и вот одна из них, завидев человека, который удалялся от них, схватила его за руку и прошептала, дрожа от страха: «Это Верлен!» Эти слова прозвучали так, как будто бы она сказала: «Это Дьявол!»

Сельский полицейский, Фредерик Кутен, которого Верлен называл «компетентный орган», не спускал с него глаз, хотя и не отказывался от стаканчика рома, который ему Верлен частенько предлагал.

«Мне от этого становится хуже!» — говорил он, если его про это спрашивали.

Очень возможно, но явно не настолько, чтобы его жизни угрожала опасность.

— Однажды, — рассказывал он Ги Дессону, — мне случилось проходить мимо его дома. Я попытался его разглядеть через окно и поднял голову выше оконной занавески. Он тут же открыл какой-то ящик, вынул оттуда револьвер и наставил его на меня…

Возможно, Верлен изобразил, будто наставляет револьвер, так как, к счастью, оружия у него не было.

Однажды ночью недалеко от постоялого двора Бардо произошла довольно странная драка, о которой Верлен также довольно странным образом рассказывает в «Воспоминаниях вдовца» (рассказ «Ultima Ratio»[482]): «Это случилось ночью, на большой дороге, в пятидесяти метрах от их деревеньки». Двое его юных друзей, довольно сильно пьяных, подрались из-за денег. Верлен попытался их разнять, но сзади на него напал третий парень и ударил его несколько раз кулаком по лицу. На следующий день Верлен подал жалобу, хотя обидчик и попросил у него прощения. Дело передали мировому судье. Магистрат, которого в другом месте Верлен описывает как толстенького и шепелявого, сначала допросил истца, который, как добрый малый, попросил у суда снисхождения. Один из свидетелей указав на виновного, который сам утверждал, что в драке не участвовал, а если у Верлена и в самом деле синяк под глазом, так, мол, он просто был пьян, споткнулся, упал и ударился о булыжник. Верлена приговорили к штрафу за появление в общественном месте в нетрезвом виде, а свидетель, который указал на виновного, получил, помимо штрафа, еще и три дня тюрьмы за нарушение общественного порядка в темное время суток. Виновного же отпустили.