Поль Верлен - Пьер Птифис

Таким образом г-жа Верлен приобрела недвижимость, состоящую из каменного деревенского дома с пристройками, двором и садом, общей площадью 760 квадратных метров, как это указано в контракте, зарегистрированном 30 и 31 июля 1883 года г-ном Сабо, нотариусом в Пари-Батиньоль. Цена приобретения, вероятно, фиктивная, была 3500 франков.

С этого момента в голове у Верлена была только одна идея — уединиться в Мальвале, жить там в покое и вспоминать о своем сыне. Все же, перед тем как уехать, он приложил усилия к тому, чтобы началась публикация его работы о трех малоизвестных или вовсе неизвестных поэтах — Корбьере, Рембо и Малларме — под названием «Проклятые поэты».

Первая статья серии, посвященная Тристану Корбьеру (Шарль Морис зачел его «Пожелтевшую любовь» на крайне памятном вечере), вышла в «Лютеции» 24 августа 1883 года, вторая — 31 августа и третья — 21 сентября. Верлен же тайком уехал, ничего не сказав Лепеллетье, который пригласил его в Бугиваль, в свой дом в деревне.

Через Аррас он пролетел пулей, «было время только пожать руку паре родственников», и 30 сентября он уже рассказывает Шарлю Морису свои первые впечатления:

«Моя мать ожидала увидеть грязную хибару, и была поэтому очень удивлена, обнаружив небольшой прочный дом, хорошо спланированный, набитый шкафами и чуланчиками, да вдобавок еще и симпатичный садик, который, вероятно, надо будет немного привести в порядок, ведь много месяцев за ним не ухаживали».

Этому милому садику, «наполовину огороду, наполовину фруктовому саду», затененному двумя вязами, он посвятит в сборнике «Любовь» увлекательную балладу на следующую тему:

Что мне сравнить с моими вязами?

Весь решимость, он берется за дело, копает, пропалывает, корчует. 15 октября, после поездки в Реймс, откуда он передавал приветы Лепеллетье и Эдмону Метру, он сообщает Шарлю Морису:

«Ура! Сад я прополол, мебель расставил. Украшаю комнату для гостей. Там все — портреты поэтов, вырезанные из газет („Бабочка“, „Художественная жизнь“, „Иллюстрации“)! (Неплохой) Виктор Гюго (Ле Пти pinxit[470]) в виде садящегося солнца тоже тут есть, в самом низу, потому что он этого за-слу-жи-ва-ет. Все удивительно… как во сне, весь мыслимый (но без излишеств, увы!) комфорт при нас».

В это время со страниц «Лютеции» на литературную сцену выходил Рембо. Никто, кроме нескольких закоренелых стариков-парнасцев, не знал, кто это такой. Поэтому даты 5 октября и 2 ноября 1883 года (первая публикация соответственно «Гласных» и «Пьяного корабля») навсегда вошли в историю французской литературы. Кроме этого, Верлен предложил жадной до поэзии молодежи пригоршню отличных стихов («Сидящие», «Искательницы вшей», «Завороженные»), которые он выцарапал из своих старых друзей. Тексты, говорите, он иногда давал с ошибками? Ну и что с того, ведь главное сохранилось. Также он опубликовал свои воспоминания о молодом поэте, гениальном и — вот главное! — несуществующем больше, пропавшем без следа, летающем теперь под другими небесами. Этот «г-н Артюр Рембо, с которым мы имели честь быть знакомыми», пишет он, оставил после себя и другие потрясающие стихотворения, и еще таинственное «Одно лето в аду», и божественную прозу под названием «Озарения», но все эти вещи — увы! — вероятно, потеряны для нас навсегда.

На самом деле Верлен, заявлявший, что негде теперь искать Рембо, знал его местонахождение в точности — Рембо перебрался в Аден и стал там путешественником. Знал он это от Делаэ, который показал ему письмо от Рембо, датированное 18 января 1882 года, в котором тот просил его достать для него измерительные приборы и книги по технике. Но разве не лучше было сделать из него легендарного персонажа, жизнь которого окутана тайной?

«Проклятые поэты» имели потрясающий успех. «Пьяный корабль» стал гимном молодого поколения, а «Гласные» — популярной песенкой. Несмотря на это, «большая пресса» обошла это событие молчанием.

«Попробуй разрекламировать эту вещицу», — просит Верлен Лепеллетье, забыв, видимо, как тот презирает шарлевильского поэта.

Среди полученных им писем особенную радость ему должно было доставить письмо Делаэ от 16 ноября 1883 года: «Дорогой друг. В данный момент я зачитываюсь твоими шикарными рассказами про Корбьера и Рембо. Они удивительно хороши»[471].

Итак, Верлен поселился в Куломе, крестьянин без земли, основатель школы без учеников, поэт без воображения. Место ему нравилось. «Нет ничего красивее здешних мест». — пишет он в «Воспоминаниях вдовца». В своем деревенском заточении он очень скоро узнал, что единственное лекарство от скуки — работа. В письме Шарлю де Сиври от 6 февраля 1884 года он признается, что вся его теперешняя жизнь есть «работа и отдых после работы». Нежная осенняя пора как будто заставляет обращаться в прошлое, и он вспоминает свои счастливые деньки в Жюнивиле, которые озарял своим присутствием Люсьен. В память о нем он сочиняет душераздирающую поминальную песнь из 24 частей, которая, после «Мудрости», самое искреннее произведение из всего верленовского наследия.

Мой мальчик умер. Божий промысел восславим![472]

Эта вещь, под названием «Могила Люсьена»[473], составит ядро его будущей книги, которая и сама задумывается как центральная часть трилогии, замысел которой уже давно сложился в его душе: «Мудрость», «Любовь», «Счастье». Он совершенно не скучает по Парижу. Он приезжает в столицу только под давлением суровых обстоятельств и крайней необходимости. В таких случаях он останавливается в «Отель де Коммерс» в Булоне и, верный себе, посещает кладбище в Иври, но надолго в Париже не задерживается. Едва он «отбудет свою повинность» и навестит нескольких друзей, как спешно возвращается в свою деревню — ныряет, по его собственным словам, «как мышь в сыр».

Лео Трезеник решил опубликовать «Проклятых поэтов» отдельной книгой у Ванье. Долго не могли сделать обложку, но в конце концов Малларме дал разрешение воспроизвести на ней свой портрет кисти Мане, а гравер Бланше сделал гравюры по фотографиям Корбьера и Рембо. «В этих лицах есть что-то бесстрастное, но все трое очень красивы», — говорит Верлен в предисловии. Издание вышло тиражом в двести пятьдесят три экземпляра и мгновенно разошлось, и это при том, что в прессе о нем писали мало[474].

Этим успехом Верлен прежде всего обязан Ванье. Он уже давно искал издателя, который был бы одновременно его секретарем и его другом (он мечтал, чтобы им стал Оллендорф); теперь, когда он его нашел, он будет его нещадно эксплуатировать — например, в течение десяти лет он будет выпрашивать у него авансы за свои будущие публикации. Что он думает о новом, исправленном и дополненном, издании «Проклятых поэтов», почему бы ему не переиздать (и почему бы не сделать это прямо сейчас?) «Романсы без слов», «Мудрость», «Галантные празднества», «Песнь чистой любви»? А у него уж были на подходе «Воспоминания вдовца», сборник заметок, публиковавшихся в «Пробуждении», а также «Давно и недавно», и еще у него были его драматические произведения, вот пьеса в стихах в пяти актах, и еще трагедия «Данаиды», а еще надо, конечно, сделать иллюстрированное издание произведений Рембо — но это может подождать. Пока он пытается пополнить свою коллекцию произведений «пропавшего путешественника». 14 октября 1883 года Делаэ посылает ему копии трех сонетов, о которых он писал ему ранее[475]. Жермен Нуво посылает ему стихотворение «Потерянный яд» (едва ли оно принадлежит Рембо), у других он добывает «Голову фавна» и «Первое причастие». Оставалось достать самое главное, «Озарения» и стихи 1872 года, которые все еще лежали под замком у «Принцессы». На всякий случай Верлен 2 сентября 1884 года просит Лео Дорфера забрать у Шарля де Сиври рукописи Рембо — они точно у него есть. Но эта попытка была не успешнее других.