Assassin’s Creed: Renaissance - Оливер Боуден

— Если бы Пьеро имел хотя бы десятую часть талантов своего отца, нам бы не пришлось покидать дом, — сказал один.

— Мы не должны были позволять безумцу занять в нашем городе устойчивую позицию, — пробормотал второй. — Он принес нам одни страдания.

— Не понимаю, почему многие из нас с готовностью приняли его угнетения, — проговорила женщина.

— В любом месте будет лучше, чем сейчас во Флоренции, — вставила другая. — Нас изгнали, когда мы отказались передать свое собственное имущество его драгоценной церкви Сан-Марко!

— Это темное колдовство, иначе я не могу объяснить происходящее. Даже Маэстро Боттичелли попал под влияние Савонаролы. Подумай сам, он стареет, пятьдесят лет кажутся ему проклятием, возможно, он просто сделал ставку на небеса.

— Сжигание книг, аресты, все эти бесконечные кровавые проповеди! Подумать только, сего два года назад Флоренция была маяком в океане невежества! А теперь мы снова вернулись в Темные Века!

И тут женщина произнесла то, что заставило Эцио навострить уши.

— Иногда я хочу, чтобы во Флоренцию вернулся ассасин. Он бы освободил нас от этой тирании.

— Глупые мечты! — отозвался ее товарищ. — Ассасин — миф! Сказка, которой родители пугают непослушных детей.

— Ты ошибаешься, мой отец видел его в Сан-Джиминьяно, — возразила первая женщина. — Но это было много лет назад.

— Да, да — свежо предание…

Эцио проехал мимо них, на сердце у него было тяжело. Но его настроение поднялось, едва он увидел знакомую фигуру, направляющуюся ему навстречу.

— Привет, Эцио, — кивнул Макиавелли. Его лицо, по-прежнему серьезное до комичности, постарело, но годы пошли ему только на пользу.

— Привет, Никколо.

— Ты умудрился выбрать для возвращения домой самое подходящее время.

— Ну, ты же меня знаешь. Если где-то появляется язва, я стараюсь вылечить ее.

— Сейчас нам, безусловно, требуется твоя помощь, — вздохнул Макиавелли. — Не сомневаюсь, Савонарола не смог бы добиться нынешнего положения без помощи могущественного артефакт. Яблоко. — Он поднял руку. — Я знаю обо все, что случилось с тех пор, как мы виделись в последний раз. Два года назад Катерина присылала ко мне курьера из Форли, а совсем недавно еще один привез письмо от Пьеро, из Венеции.

— Я приехал за Яблоком. Оно и так слишком долго было в чужих руках.

— Полагаю, что в некотором смысле мы должны быть благодарны этому чудовищу, Джироламо, — проговорил Макиавелли. — По крайней мере, он не дал Яблоку попасть в руки нового Папы.

— Он пытался что-то сделать?

— Пытается. Ходят слухи, что Александр собирается отлучить нашего Доминиканца от церкви. Впрочем, даже в этом случае здесь мало что изменится.

— Мне нужно как можно скорее вернуть его, — сказал Эцио.

— Яблока? Разумеется… Но думаю, это будет немного сложнее, чем ты предполагаешь.

— Ха! А когда было иначе? — Эцио внимательно посмотрел на него. — Расскажешь мне обо всем?

— Пошли, надо вернуться в город. Я расскажу тебе обо всем, что знаю. Впрочем, рассказывать почти нечего. В двух словах, королю Франции Карлу VIII окончательно удалось поставить Флоренцию на колени. Пьеро сбежал. Карл, как всегда желающий расширить свои земли, — и почему, черт возьми, они называют его «Любезным», хотел бы я знать, — двинулся на Неаполь. И Савонарола, гадкий утенок, воспользовался подвернувшейся возможностью и занял место правителя. Как и любой диктатор, никудышный или великий, он абсолютно лишен чувства юмора и убежден, да что там, просто переполнен, чувством собственной значимости. Это самая эффективная и отвратительная разновидность правителя, которую только можно пожелать. — Он помолчал. — Однажды, я напишу об этом книгу.

— И Яблоко было средством, с помощью которого он добился этого положения?

Макиавелли развел руками.

— Только отчасти. — Как неприятно это говорить, но многого он добился своим обаянием. Он покорил не сам город, а его правителей, тех, кто обладал властью и влиянием. Конечно, кое-кто в Синьории поначалу пытался ему противостоять, но теперь… — По лицу Макиавелли скользнуло беспокойство. — Теперь они все у него в кулаке. Каждый, кто презирал его, внезапно начал ему поклоняться. Несогласные были вынуждены покинуть город. Как ты уже видел, такое положение дел сохраняется до сих пор. Совет Флоренции продолжает притеснять горожан, а это в свою очередь гарантирует, что безумие Монаха будет распространяться дальше.

— А как на счет обычных достойных людей? Они ведут себя так, словно у них нет выбора?

Макиавелли грустно улыбнулся.

— Ты и сам знаешь ответ на этот вопрос, Эцио. Мало кто осмелится выступить против статус-кво. Так что мы должны помочь им узнать правду.

За разговором два ассасина добрались до городских ворот. Вооруженные солдаты, как и вся охрана, служили интересам государства, не заботясь о моральных принципах. Они пристально изучили документы ассасинов и пустили их внутрь. Перед этим в глаза Эцио бросилась другая группа солдат, которые стаскивали в одну кучу трупы солдат из другой армии, на мундирах которых был нашит крест Борджиа. Он указал на них Никколо.

— Да, — кивнул Макиавелли. — Как я и сказал, наш друг Родриго — я никогда не назову этого ублюдка Александром, — продолжает попытки. Он отправляет во Флоренцию солдат, а Флоренция посылает их обратно, обычно по частям.

— Так он знает, что Яблоко здесь?

— Конечно, знает! И я должен признать, что это весьма прискорбно.

— А где Савонарола?

— Правит городом из Монастыря Сан-Марко. И почти никогда его не покидает. Слава Богу, брат Анджелико не дожил до того дня, как в монастырь перебрался брат Савонарола!

Они спешились, отвели лошадей в конюшню, и Макиавелли отвел Эцио в съемную комнату. Макиавелли объяснил, что старый дом удовольствий Паолы был закрыт, как и все остальные. Секс, азартные игры, танцы, зрелища стояли в списке недозволенных вещей Савонаролы в самом верху. С другой стороны, праведные убийства и угнетения только приветствовались.

Как только Эцио разместился, Макиавелли вместе с ним прошел к огромному религиозному комплексу Сан-Марко. Эцио оценивающе рассмотрел здания.

— Открытое нападение на Савонаролу слишком рискованно, — решил он. — Особенно, учитывая, что в его распоряжении Яблоко.

— Согласен, — кивнул Макиавелли. — Но разве есть иной вариант?

— Если не считать правителей города, которые преследуют собственные корыстные цели, ты убежден, что у остальных все еще своя голова на плечах?

— Как оптимист, я бы надеялся на это, — ответил Макиавелли.