Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI - Дмитрий Быстролётов

Фр-фр-фр…

Топ-топ-топ…

Мимо меня промелькнули пигмеи. Они сорвались с места и мгновенно скрылись в кустах, как стайка воробьев. Воцарилась тишина, и сразу стали слышны шелест листьев, отдаленные вопли и крик обезьян.

Я вскочил и бросился к оружию.

Но было поздно.

Негры-воины неслышно подобрались к становищу, вынырнув из-за пигмейских хижин, они стали над моими вещами, прикрываясь щитами и потрясая копьями. Их было человек двадцать. Они уже побывали на фактории и разграбили склад, все были пьяны, у некоторых на плечах болталась пестрая материя.

В меня были направлены острые клинки, а поверх них горели ненавистью черные выпученные глаза, покачивались пышные перья и леопардовые шкуры. Впереди воинов стояла Черная Пантера и целилась в меня из моего карабина.

Броситься вперед? Бесцельно.

Я же сочувствую им… сочувствую… я — их друг… За них же… За них… Бесполезно… Я — белый! Белый!!

Умереть теперь, когда так хочется жить и бороться! Какой ужас… Я закрыл глаза и в отчаянии замер.

Светлая полоска ружейного ствола, отражавшая небо, становилась все меньше и меньше… Вот глаз женщины и черный кружок дула слились…

Какой ужас… Я не хочу умирать! Я не хочу!!!

Топ-топ-топ…

Хр-хр-хр…

Над моей головой легкие шажки и свирепое хрюканье.

Пигмеи бегут обратно по ветвям гигантского, раскидистого дерева, под которым я вытянулся, стиснув зубы и сжав кулаки, в ожидании смерти. В руках у них луки и стрелы.

Негры вскинули головы.

ф-ф-ф-фью!..

Стрела Бубу сверкнула в воздухе и впилась с левой стороны в шею Пантеры, которая все еще целилась в меня, но тоже смотрела вверх.

ф-ф-ф-фью!

ф-ф-ф-фью!

ф-ф-ф-фью!

Свирепое хрюканье. Шелестящий свист. Протяжные вопли. Смерть. Отравленные стрелы сразили несколько человек. Остальные бросились бежать. С гиком, прыгая с ветки на ветку, с дерева на дерево, пигмеи понеслись им вдогонку.

Одна минута смятения, и все исчезли.

Пигмейский яд убивает быстро. Громкий вопль ужаса… гигантские воины роняют оружие и стоят с бессмысленно распростертыми руками… несколько секунд… тихий стон… мышцы обмякли, руки повисли, колени подломились… статные фигуры бессильно и мягко сползают вниз, как черные матрасы, нелепо украшенные перьями и шкурами. Трава на месте падения не шевелится — людей уже нет, умирают скованные бессилием тела.

Мы одни на поляне. Пантера и я.

Сильная волей женщина сразу же выдернула стрелу из шеи. Яд перестал действовать, но из глубокой рваной раны ударил и судорожно забился фонтан алой крови. По груди потекла широкая маслянистая струя.

Пантера секунды стояла, широко расставив ноги, зажимая рану обеими руками, она в немой ярости пожирала меня глазами, словно желая прыгнуть мне на горло. Она была еще вся в борьбе, вся в порыве.

— Угуру! — бросила она мне в лицо.

Но секунды летели, и пылающий взгляд померк. Без страха, без сожаления. Она уходила из жизни непокоренная, непобежденная. Великая Черная Мать Африки.

Начали подгибаться колени. Раненая выбросила правую руку в сторону, словно оперлась о воздух… медленно развернула гибкий торс, перепоясанный алой атласной лентой… замерла, и в последней величавой пляске смерти подняла лицо к ласковому и розовому небу… прошептала едва слышно «Угуру» и рухнула в пестрые цветы…

Внезапно наступил вечер. Маленькая поляна наполнилась золотисто-розовым сиянием. Все стихло. Не поскупилась Африка на украшение последних мгновений жизни своей верной дочери! Великий покой. Нет, нет — минута торжества, потому что эта смерть — только путь к новым боям и победам, пока над Африкой не взойдет иное сияние — сияние свободы и радости. Навеки веков. Навсегда.

Я стоял униженный и подавленный, полный восторга, веры и надежд.

Я знал: они победят несмотря ни на что!

Я не смел приблизиться и осквернить ее смерть своим присутствием. Мои глаза, не отрываясь, смотрели туда, где любовно кивали головками синие и белые цветы, щедро обрызганные горячей кровью.

Одиночная камера Сухановской тюрьмы. 1949 г.

Москва, 1960 г.

Книга третья. РАДОСТЬ ЖИЗНИ

Глава 1. Сокровищница

Сведения о брожении среди туземцев стали известны губернатору еще до того, как ван Эгмонт добрался до фактории. Организованного восстания не было. Сожжение и разграбление факторий в приграничных областях колонии разрозненными группами жителей лесных деревень было делом обычным. Деревни сжигались, тех, кто остался и не убежал вглубь леса, жестоко наказывали, фактории отстраивали заново. Все шло давно налаженным порядком. Ничего особенного.

Сроки выхода из леса экспедиции уже были на исходе, и губернатор, беспокоясь за судьбу своего предприятия, приказал отправить несколько автомашин с солдатами к фактории № 201 и ждать художника.

На другой день после гибели Черной Пантеры Бубу знаками показал ван Эгмонту, что у фактории появились белые люди и какие-то необычные существа. Оро за несколько часов вывел его из леса.

Необычными существами оказались автомашины, на одной из которых художник выехал в Леопольдвилль. Через пару дней ван Эгмонт уже встретился с губернатором.

Правдиво и резко я изложил графу Кабеллю свои впечатления от экспедиции в Итурийские леса. Говорил, чувствуя себя среди страшных призраков, забывая моментами, где я и кто меня слушает. Курчавый затылок Тумбы с приставленным к нему пистолетом был реальнее, чем напомаженная голова губернатора, и о забитом безруком старике рассказывать в золоченом салоне тяжелее, чем где бы то ни было. Швырнув в лицо графу заключительные горькие и грубые слова, я, взволнованный своей обличительной речью, вскочил и, не откланявшись, выбежал вон, хлопнув зеркальной дверью. Скандального следствия, обвинения в убийстве и ареста я не боялся. Хотя со стороны губернатора месть была вполне возможной.

«Черт с ним, пусть делает, что хочет: прохвост получил оплеуху, для начала это уже неплохо. Воображаю, какую он скорчил физиономию, когда за мной с грохотом захлопнулась дверь. У него был взрыв ярости! — с удовольствием думал я. — Разумеется, мне вслед полетели ругательства и бешеный топот тоненьких старческих ножек!»

Каково же было мое изумление, когда на следующий день в мой скромный пансион явился сам личный секретарь господина губернатора и в отменно учтивых выражениях сообщил, что его превосходительство благодарит за доклад и просит, не упуская никаких мелочей, повторить сказанное в письменном виде.