Война Чарли Уилсона - Джордж Крайл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По характеру своей деятельности Элман не был склонен к риску. Дипломаты хорошо определяют, в какую сторону дуют политические ветры, и в госдепартаменте уже обратили внимание на то, что Конгресс не просто благосклонно относится к афганской программе ЦРУ, а выделяет огромные средства и настоятельно просит администрацию сделать еще больше. В частности, они отметили, что в законопроекте об «Эрликонах», проведенном Чарли Уилсоном через Конгресс, отдельной строкой были выделены средства на гуманитарную помощь для моджахедов. Выслушав опасения Хинтона, Элман решил поддержать предложение дипломата о том, чтобы госдепартамент развернул под своей эгидой крупномасштабную программу гуманитарной помощи.
Так родилась «международная программа гуманитарной помощи». Первоначально она имела довольно скромный вид и предназначалась для контрабандных поставок продовольствия и медикаментов через границу. Общая сумма, выделенная на 1985 год, составляла шесть миллионов долларов. Госдепартамент считал программу довольно рискованной, так как это должно было стать первым мероприятием США по открытой поддержке моджахедов в зоне боевых действий.
По правде говоря, с шестью миллионами долларов можно было сделать очень мало. Более того, Агентство международного развития, которому была поручена эта задача, не проявляло интереса к программе, подозрительно похожей на операцию ЦРУ Во время вьетнамской войны AID подверглась жесткой критике за обеспечение прикрытия для оперативников ЦРУ и за осуществление программ в тесной координации с руководством ЦРУ Элман объясняет суть проблемы: «Мы нарушали массу правил, гласивших, что нельзя вмешиваться во внутренние дела другой страны, тем более осуществлять на ее территории тайные действия против ее воли». В результате руководство AID предпочитало не иметь ничего общего с этой программой. Первоначально они планировали лишь предоставлять пакистанцам товары по линии гуманитарной помощи, чтобы те в свою очередь распределяли их среди афганцев. Если бы не Чарли Уилсон, программа бы почти неизбежно осталась незначительной и не заслуживающей внимания.
Но эта программа встала на повестке дня как раз в тот момент, когда Уилсон решил воспользоваться частью ассигнованных средств для финансирования одного мероприятия, придуманного врачом из Калифорнии, другом Чарли Фосетта. Оно заключалось в подготовке военных медиков и их отправке в Афганистан. Неутомимый доктор Боб Саймон уже включил в список сто американских добровольцев, главным образом врачей и медсестер, треть из которых проживала в Техасе. Им предстояло научить афганцев самостоятельно ухаживать за больными и ранеными. Цель мероприятия выходила за рамки обычной военной медицины; Саймон хотел воспользоваться усилиями американских добровольцев, чтобы привлечь внимание к бесчинствам, совершаемым Советской армией.
Сама идея поощрения, а тем более открытого финансирования участия американцев в тайной войне ЦРУ была неприемлемой для госдепартамента и Агентства по международному развитию. Задача по разъяснению Уилсону этой позиции была возложена на помощника госсекретаря Джеральда Элмана. Для Чарли Шнабеля, который как раз зашел в кабинет Уилсона, последующие события стали наглядным примером политического давление, которое он впоследствии использовал в роли «двойника» Уилсона.
Элман был чрезвычайно обходительным. Он сказал, что госдепартамент находится в долгу у конгрессмена за его роль в содействии афганской программе. Потом он объяснил, что — и Уилсон должен хорошо понимать это — существуют вопросы национальной безопасности, накладывающие ограничения на различные виды поддержки со стороны США, и главным из них был абсолютный запрет на пересечение границы американскими гражданами. «Слишком рискованно подвергать американцев опасности, к тому же их могут взять в заложники», — сказал он.
Элман до сих пор пребывает в изумлении от реакции Уилсона. «Черт побери, именно этого я и хочу, — сказал конгрессмен. — Я хочу использовать американских врачей как наживку, чтобы они попали в плен, и заставить наше трусливое правительство дать моджахедам зенитные пушки, чтобы они могли покончить с вертолетами Ми-24». Судя по воспоминаниям Уилсона, его ответ был несколько более мягким, но он признает, что дал дипломату понять: если американские врачи хотят отправиться в зону боевых действий, это их право. Как бы то ни было, его слова поразили Элмана до глубины души.
«Мне пришлось ущипнуть себя, — вспоминает Элман. — Казалось, он разыгрывает меня. Никто в здравом уме не мог хотеть этого, но он сказал это в комнате, полной народу».
Когда Элман занял твердую позицию и отказался от дальнейшего обсуждения этой темы, Уилсону пришлось вызвать к себе заместителя госсекретаря Майкла Армакоста. Дипломаты такого ранга особенно вежливы в общении с немногочисленными старшими членами подкомитета по зарубежным делам. Если один из этих парламентариев воспылает жаждой мести, у ведомства могут возникнуть серьезные проблемы. Уилсон сформулировал свой вопрос таким образом, что у Армакоста почти не оставалось места для маневра, и чиновник оказался в опасном положении. «Послушай, Майк, — сказал Уилсон, — если позиция госдепартамента состоит в том, что президент проводит неправильную политику, скажи об этом прямо. Президент безусловно намерен оказывать раненым моджахедам медицинскую помощь, и если ты не хочешь этого делать, то объясни почему».
Уилсон вспоминает этот разговор как «одно из моих лучших представлений. Тогда я по-прежнему много пил и находился в самом буйном расположении духа. Я сказал ему, что за двенадцать лет работы в Вашингтоне мне не приходилось видеть ни одного бюрократа, который с такой настойчивостью игнорировал бы волю президента и Конгресса, как Джерри Элман». Вскоре после этого Элмана отстранили от организации программы гуманитарной помощи, и Саймон, переступивший через его мертвое бюрократическое тело, получил грант в 600 000 долларов для проведения операции в Пешаваре поблизости от афганской границы. Шнабель был восхищен мастерством Уилсона, которому удалось «свалить» помощника госсекретаря. Вскоре конгрессмен устроил не менее яркую демонстрацию своей власти карать и вознаграждать.
Когда Ларри Кренделл — человек, которого Агентство по международному развитию поставило во главе программы гуманитарной помощи Афганистану, — попросил разрешение на встречу с Уилсоном, конгрессмен заподозрил худшее. Розовощекий бюрократ с самодовольным выражением лица напомнил Уилсону Элмана, и он был резок с ним. «До тех пор пока вы не докажете мне, что моджахеды получают морфин и им оказывают медицинскую помощь, я не хочу видеть вас здесь», — заявил он.
В то время Уилсон не мог знать, что Ларри Кренделл был бюрократическим «вольным стрелком» — очередным самозваным крестоносцем, которые каким-то образом втягивались в орбиту Чарли Уилсона. В своей жизни Кренделл достиг того этапа, когда ему хотелось оставить след в истории, и складывалось впечатление, что вся предыдущая карьера готовила его к этому назначению. В качестве молодого чиновника AID во Вьетнаме он тесно сотрудничал с ЦРУ. Незадолго до советского вторжения он прослужил два года в Кабуле. Он знал людей и страну. Более того, Кренделл пользовался уважением в AID и считался кем-то вроде гения, который всегда может найти обходной путь среди робких чиновников.
По прибытии в Пешавар 2 сентября 1985 года он сделал свой первый ход, который сразу же перевел его в высшую лигу. В его распоряжении имелось 6 миллионов долларов, которые он должен был потратить до 30 сентября, то есть до конца бюджетного года. Это были деньги, взятые президентом из сирийской программы AID, и если бы он не успел потратить их до последнего срока, то они бы ушли в казначейство. Другой сотрудник AID мог бы избрать безопасный курс действий и швырнуть все деньги в бездонную бочку помощи беженцам. Но Кренделл уже разбирался в обстановке и чувствовал, что он должен предпринять нечто особенное для хороших отношений с лидерами моджахедов. Широким жестом он распорядился о закупке сотен новеньких внедорожников «исудзу» и «тойота», которые затем преподнес в дар афганским командиром. Единственное условие заключалось в том, чтобы машины использовались для нужд повстанцев, а не для коммерческих целей в самом Пакистане.
«Я хотел быстро произвести на них впечатление, — объясняет Кренделл. — Нужно было сыграть по-крупному, чтобы они стали серьезно относиться к нам. Это доставило нам массу неприятностей с AID, поскольку когда они покупают транспортные средства для правительства, то рассчитывают, что по ночам их можно будет ставить на автостоянки, чтобы в любой момент отчитаться за них. В данном случае большинство грузовиков бесследно исчезло, и люди из AID этого не понимали, зато нам удалось установить дружескую связь с моджахедами. Эти сукины дети внезапно полюбили нас, и передо мной открылись такие возможности, каких ни у кого больше не было».