Мамалыжный десант (СИ) - Валин Юрий Павлович

Иванов шел впереди, шагал резво, но без спешки. Шапка, фуфайка, сапоги – обычные-солдатские, разве что кобура… Впрочем, сейчас многие рядовые пистолеты таскают – полно трофеев.

– Тима, ты во мне дырку не прожги, – сказал Иванов, не оборачиваясь. – Когда будут отзывать, автомат верну в целости и сохранности. Нерода, когда вернется, не обидится.

– Да уж наверное, не вернется, – машинально брякнул Тимофей.

– В опергруппу может и не вернется, но даст о себе знать, это уж точно, – уверенно сказал Иванов.

– Ладно, обнадежили, – пробормотал Тимофей и спохватился. – Я, товарищ старший лейтенант, на автомат смотрю с иными соображениями. Он чем хорош-то, этот «немец»? К нему же и патроны с трудом найдешь.

– Мне патронов много не надо, я не пулеметчик. Лучше вообще без стрельбы. Прогулялись – вернулись – сели чай пить. Мы особисты, а не штурмовая группа. А автомат… Патрон помощнее, баланс, магазины вполне удобные, – исчерпывающе объяснил Иванов.

С разведротой встретились у штаба дивизии. Снова шел мокрый снег, бойцы дремали в полуподвале, впереди продолжалась бесконечная перестрелка, нечасто, но постоянно лопались разрывы мин. Разведчиков было всего двенадцать человек, да сам ротный. Вопрос, отчего рота меньше взвода, задавать было неуместно – крепко истаяла и так негустая дивизия за эти штурмовые дни.

Двинулись. Дорогу разведчики знали, шли вдоль стен, уже стемнело, снег ложился с гарью уже затухших пожаров и свежим дымом. Иванов переговаривался с ротным разведчиков – общий язык нашли сходу. Собственно, старший лейтенант уже не выглядел угрюмым молчуном, да и вообще изменился. Перебираясь через полуразрушенную баррикаду из брусчатки и разбухшей под дождем мебели, Тимофей сообразил – улыбается Иванов. Нет, точно улыбается. Малость псих? Впрочем, на войне все такие.

Переждали под прикрытием высокого дома. Валялся на тротуаре немец-фельдфебель: одна нога странно и картинно уперта в стену, шея свернута под углом, приоткрытые глаза на бордюр косятся. Пятнистая куртка задралась, кобура пуста – озаботился кто-то из наших пистолетом. Садится на город нетерпеливая зимняя полутьма, расплывается, тает камуфляж в пятнах замерзшей крови…

Уже в темноте поочередно перебежали улицу, на перекрестке переговорили с артиллеристами, сторожащими своей «сорокапяткой» сразу две улицы. Далее до больницы святого Яноша было рукой подать. Ротный предупредил:

– Подходим осторожно, тихо, чтобы не засекли. А то вспугнем.

Больница оказалась просторной: целый комплекс зданий из красного кирпича, на старинную крепость похоже. У ворот торчал бронеколпак дота, лежали тела. Бойцы туда не пошли, на территорию проникли через разбитые окна соседнего здания. Спереди доносился невнятный глас громкоговорителей – агитаторы вели свою пропаганду, частенько прерываемую пулеметными очередями.

На лестнице под ногами захрустели бесчисленные битые пузырьки, перила во тьме едва нащупаешь, все больничным барахлом завалено. Казалось, уже годы больница в разрухе.

– Tisztek és katonák, Gondoljatok a családotokra![48] – гулким призрачным голосом взывал громкоговоритель, укрепленные повыше на больничной башне.

Жизнь наверху все же теплилась: сидели вокруг костерка закутанные гражданские, тянулись провода, чиркали в блокноте и что-то обсуждали наши озабоченные офицеры-пропагандисты, спал на голой койке пленный венгр, накрывшисьразодранной немецкой шинелью. Пахло дымом, соляркой и лекарствами.

– Nem a német fasizmus útján jársz…[49] – продолжал громкоговоритель в угловой комнате.

Пришествию разведчиков агитационная группа сильно удивилась.

– Случилось что-то? – встревожился майор, старший в команде бубнежа.

– Пока ничего. Но вы бы, товарищ майор, хоть часовых и наблюдателей выставили, – упрекнул ротный разведчиков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Кого я поставлю?! – возмутился майор. – У меня единственный радиомеханик. Был еще электрик, так его днем ранило. Мне этих с винтовкой ставить прикажите?

Указанная группа у костра занервничала. Ставить наблюдателями там действительно было некого: сплошь солидные мужчины в мятых пальто и шляпах, наверное, уважаемые горожане, но без способности к дозорной службе. Из относительно молодых только дамочка, пухлощекая, миловидная, но опять же, какой из нее часовой.

– У нас вообще-то спокойно, – заверил майор. – Дом впереди наши крепко держат, слева артиллеристы на позиции.

– Артиллеристы это хорошо, – согласился разведчик. – Вы продолжайте эту… трансляцию. А ситуацию сейчас объясним.

Агитационный майор явно был на фронте не первый день, суть быстро ухватил. Лейтенант-переводчик обратился к венграм, те поднялись и их перевели в комнату подальше от лестниц и окон. Разведчики пытались определить откуда появятся предполагаемые диверсанты. Фонари не включали, лазили почти на ощупь.

– Да неоткуда тут, – ворчал разведчик-крепыш. – Одна лестница заколоченная, по другой бесшумно не подняться. Стены метровой толщины.

– Когда диктор бубнит, он все заглушает, тогда хоть на бронетранспортере подъезжай, – справедливо сказал другой разведчик. – А что, сведения, что придут «гости», верные?

– Откуда ж у нас верные? – удивился Тимофей. – Не поверите, нам все подряд наврать норовят. Кого за жабры ни возьми, так и начинают крутиться. Настолько неискренний пленный пошел, прямо даже удивительно.

Разведчики засмеялись

– Хорош веселиться, не в кино, – призвал ротный. – Позиции занимаем. Головных гостей кладем, тех, что драпанут, контрразведка берет. Иванов, тебе точно людей не надо?

– Управимся. У меня опытный партизан в напарниках, – усмехнулся Иванов. – Пойдем, товарищ Лавренко.

Спустились на первый этаж.

– Побегут, тут и возьмем, – объяснил план Иванов. – Самые умные – они и самые шустрые. Идут в середине, стартуют на отход первыми.

– Командир у них вряд ли в середине пойдет, – неуверенно сказал Тимофей. – Вторым или третьим пойдет.

– Нам командир не очень нужен. Студенты нужнее из этого их «Ваннайя», и потрусливее, чтобы «колоть» легче было, – напомнил старший лейтенант. – Ждем.

Ждали, сидя в полной темноте. Спина начала стыть. Наверху взяли паузу, потом недолго вещала женщина – голос вздрагивающий, проникновенный, что-то насчет «ценности юных жизней и бесполезного сопротивления» говорила.

– Все беды от баб, – чуть слышно прошептал Иванов.

К чему это, Тимофей не понял, а наверху завели патефон – громкоговорители выбрасывали в январскую ночь что-то зажигательное, веселое. «Чардаш» вроде называется. В холодной темноте, на фоне отдаленных взрывов, на нервы давило здорово.

– Умеет майор работать, – шепнул Иванов и было понятно, что он улыбается.

Все ж псих, непонятно откуда родом, но псих. Хотя как на голову здоровым под этот чардаш воевать?

Что-то изменилось. Наверху сменили музыку на что-то более мягкое, но дело не в том. Тимофей осознал, что стягивает рукавицы, а только потом расслышал звуки – за стеной что-то проскребло.

– Слышал? – качнулся невидимый Иванов.

– Так точно.

– Я беру – ты страхуешь.

– Понял.

План был прост, а вот как диверсанты на первом этаже оказались и сейчас наверх поднимаются, Тимофей так и не сообразил. Неужели действительно по канализации, как наши бойцы рассказывают? Но на второй-то этаж разве просочишься?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вновь поставили чардаш – вроде чуть другой, но вслушаться не получилось. Стрельба наверху вспыхнула мгновенная, короткая: сплошь очереди наших ППШ, стреляли ли в ответ даже и не понятно.

– Угадали, – шепнул уже погромче Иванов.

Двигался он неслышно – Тимофей едва угадал черную тень, на миг закрывшую выход на лестницу. Наверху гремели торопливые шаги, лопались склянки. Бегут гады.