Последний орк - Сильвана Мари

— Освободите мою жену и отдайте ей мою дочь, — сказал он.

— Не говори глупостей, — ответил Судья. — Может, ты не понял, последний из эльфийских принцев, но тебе больше нечем торговаться. Я не желаю рисковать. У тебя слишком много волшебной силы. Или уже нет?

Йорш еще раз встретился глазами с Роби. Может, если бы он сумел раскалить рукоятку короткого меча, который держал у горла его дочери палач, тогда…

Тогда… может быть… он мог бы…

Ничего не произошло.

У него больше не было волшебных сил. Йорш позабыл о том, что силы эльфов исчезают, когда они окружены болью и презрением. Особенно не выносят они страданий. У него больше не было сил, они исчезли, испарились, пропали. Его мать потеряла все волшебные силы после смерти его отца. Его бабушка была не в состоянии даже зажечь огонь, после того как похоронила свою дочь.

Йорш позабыл об этом, но Судья нет. Он прекрасно это помнил.

Волшебные силы Йорша утонули в страдании двух существ, которых он любил больше всего на свете, растворились в ужасе оттого, что он не смог их защитить. Осознание, что из-за него они приговорены к пожизненному заключению или, что более вероятно, к смерти, убило в нем малейший проблеск волшебства.

Он умрет.

Йорш не хотел умирать. Он хотел жить. Хотел спать рядом с Роби, держать на руках Эрброу, видеть, как рождается его второй ребенок. Его дочка-ведьма нуждалась в отце, чтобы жить и расти. Он умрет, но, быть может, Судья сдержит свое слово. Может, за его смертью не последует смерть дорогих ему людей. У него оставалась лишь эта надежда.

Унижение Роби, ее остриженные кудри открытой раной терзали грудь Йорша.

Из-за него даже бедный Джастрин попал в этот ужас!

Если бы когда-нибудь на его могиле появилось надгробие, то на нем можно было бы начертать, что его погубила собственная невинность — красивое слово, которым можно обозначить наивность, когда хочется избежать слова «идиотизм».

Роби удалось подняться на ноги.

— Эрброу, прекрати плакать, — спокойно приказала она. — Прекрати немедленно. Ты — потомок эльфов и наследница Ардуина, тебе не подобает плакать перед этим сбродом.

Наступило молчание. Кто-то усмехнулся, но моментально умолк при имени Ардуина. Роби повернулась к Йоршу и встретилась с ним глазами.

— Меня зовут Роза Альба, — произнесла она ясным, твердым, громким голосом. Голосом королевы.

Роби. Розальба. Роза Альба.

Йорш воспрянул духом. Кивнул.

Предсказание Ардуина всплыло у него в памяти и принесло ему утешение.

Великий король и воин не посмел бы пересекать время своей мыслью, дабы созерцать лишь одни могилы. Роби и ее потомкам суждено было жить.

Его самого ждет смерть, но его дочь выживет. Роби тоже: его супруга, его королева продолжит жить. Он все равно победит. Их ребенок родится… их дети родятся. Наконец-то Йорш ясно расслышал две маленькие души, уверенно подраставшие во чреве королевы-воительницы, которая, если потребуется, защитит их от всего на свете. Прошлое и будущее. Предсказание говорило о прошлом и будущем… разорвать круг…

Последний дракон и последний эльф встретили друг друга: они разорвали круг одиночества.

Они разорвали круг зависти и тупости, давящий круг несправедливости: изголодавшиеся и отчаявшиеся от одиночества дети были освобождены, было основано новое селение — Эрброу.

Даже если судьбе было угодно, чтобы жизнь Йорша закончилась в этот день, он все равно выходил победителем. Он понятия не имел как, но существование предсказания давало ему уверенность в том, что Роби спасется сама и спасет их детей и весь мир. Наследница Ардуина займет место своего супруга. Его битва не будет проиграна.

Ему оставалось разорвать круг жестокости орков и Судьи. Как и все нормальные пророчества, предсказание Ардуина имело более одного толкования.

Роби. Розальба. Роза Альба. Роби знала, что она — девушка, о которой говорилось в предсказании, наследница Ардуина, дочь мужчины и женщины, которые спасли эльфа, предназначенная ему самой судьбой. Йорш задумался было о том, почему она сразу ничего ему не сказала, но тут же понял это. Она хотела быть полностью уверенной, что он желал быть с ней потому, что это она, а не потому, что так было предопределено. Желание жить переполнило Йорша: быть рядом с Роби, делить с ней дни и ночи, обнимать ее и ощущать тепло ее тела, засыпать, чувствуя ее запах, и просыпаться, слыша ее голос. Видеть рождение своих детей. Но он знал, что это невозможно.

Йорш не хотел умирать, но лучше было умереть только ему: мысль о том, что он обрек на гибель свою обожаемую супругу и свою обожаемую дочь, была для него нестерпимой.

Но нужно было сделать нечто большее: он должен был утешить Эрброу, помочь ей пережить его смерть. В последний раз взгляд его утонул в черных глазах супруги, и в последний раз он прочел в них, помимо гордости, отчаяния и ненависти, всю ее любовь к нему. Бесстрашие ее взгляда придало Йоршу мужества. Она спасет мир и их дочь. Он хотел сказать ей что-то, в последний раз. Поблагодарить ее за все: за то, что она любила его, за то, что была на свете, за то, что подарила ему дочь. Сказать, что она не должна плакать, не должна тратить свою жизнь на слезы и сожаления, а должна жить, радоваться жизни и наслаждаться ею до последнего мгновения. Но он знал, что у него мало времени.

— Продолжай жить, — сказал он, обращаясь к Роби.

Потом оторвал от нее взгляд и нашел глазами испуганное лицо Эрброу. Девочка подавила свои рыдания и теперь неподвижно сидела на руках у страшного палача. Судья отдал приказ вложить стрелы в луки. Лучники натянули тетиву. Йорш не отрывал взгляда от глаз дочери: его улыбки не хватало, чтобы успокоить ее, она была слишком напугана.

— У меня больше нет волшебных сил. Дайте ребенка матери, и я не прокляну вас, умирая.

— Если бы проклятия эльфов могли нанести мне вред, — безмятежно ответил Судья, — то меня бы здесь уже не было, не так ли?

Взгляд Йорша утонул в голубых глазах Эрброу. Он знал, что душа того, кто преодолеет тень страдания и окунется во тьму смерти, как и душа его дочери, принужденной смотреть на агонию своего отца, или навсегда останется сломленной, или возвысится над всем.

Йорш подумал об эриниях. Когда-то он сказал им, что их ожидают безграничные луга под бескрайним небом, которые покроются цветами при их появлении, и звезды засияют еще ярче. Он сказал, что они научатся летать среди звезд. Перед лицом собственной неизбежной смерти он понял, что говорил правду.

Образ безграничных лугов под бескрайним небом заполнил его душу и принес покой и умиротворение. Йорш заметил, как отчаяние в глазах дочери исчезло. Она тоже видела раскинувшиеся под бескрайним небом луга. На короткое мгновение малышка улыбнулась.

Он не боялся, и Эрброу тоже.

Теперь он мог умереть.

Судья дал приказ стрелять.

Йорш почувствовал острую боль в плече. Он подумал о том, что Энстриил мог испугаться и пуститься вскачь, унося его далеко и оставляя Эрброу в руках палача. Не сводя глаз с дочери, эльф спешился. Он все еще мог стоять на ногах. На короткое мгновение он пожелал умереть сразу, остановить свое сердце, чтобы избежать боли от стрел, — будучи эльфом, он был способен на это. Его силы, растоптанные, уничтоженные болью и страданием, несмотря ни на что, не могли исчезнуть бесследно. Что-то всегда остается: их не хватило бы на то, чтобы бороться, чтобы спасти Роби, Эрброу и Джастрина, но он мог бы остановить свое сердце или отклонить одну-единственную стрелу. Он отказался от бессмертия — но у него осталась возможность ускорить свою смерть, самому выбрать подходящий момент. Но он снова отогнал эту мысль, стараясь не заразить ею Эрброу: его дочь должна была понять, что жизнь, какая угодно жизнь, слишком дорога, чтобы тратить попусту ее последние мгновения, пусть даже они несут с собой боль.

Йорш не желал терять ни секунды, он хотел до последнего смотреть на свою дочь.

Он больше не испытывал страха, но лишь бесконечную грусть. Его дочка вырастет без него. Роби будет жить без него. Два малыша родятся без него. Взгляд его затуманился, словно он смотрел через какую-то вуаль, и с удивлением Йорш понял, что глаза его наполнились слезами. Он растерялся на мгновение, но потом обрадовался тому, что все-таки съел половину моллюска в день своей свадьбы, ведь это дало ему возможность плакать, как это делают люди.

Глава двадцать восьмая

Ее папа ни на мгновение не отводил от нее глаз. Эрброу увидела безграничные луга под бескрайним небом. Страх прошел. Осталась лишь грусть, необъятная, как луга и небеса, которые она видела.

Она никогда больше не положит голову на папино плечо. Никогда больше не услышит его голос, который всегда пел ей колыбельную или рассказывал сказки на ночь, и под эти звуки она легко соскальзывала в мир снов, не опасаясь чудовищ, которые живут в темноте и которых могут видеть только дети. Никогда больше она не почувствует его запах в маминых волосах.