Записки репортера - Игорь Свинаренко

Мы прибыли на место через несколько часов и убедились, что сведения министра достоверны. В дополнение к пяти-шести вертолетам, десятку БТРов и БРДМ у плотины на речке стояли две реактивные установки «Град», нацеленные на село. Отчетливо были слышны одиночные автоматные выстрелы и залпы вертолетных пушек. В село въехать не удалось: навстречу нашей машине выехал БРДМ и загородил путь. Два офицера – полковник и майор, оба с пушками в петлицах – поинтересовались целью приезда.

Свои фамилии они назвать отказались, но причину интереса к Парвакару объяснили: два раза за сегодняшний день – в 05:30 и в 07:00 – армянские боевики из минометов, гранатометов и автоматов «в упор расстреливали военнослужащих», ранили нескольких солдат и офицеров, причем троих из них – тяжело. Анонимный полковник сообщил, что во время второго нападения им успели дать отпор и ранить одного боевика. Правда, раненый сумел скрыться. Своих раненых показать также отказался, заявив, что они увезены в секретный госпиталь. На вопрос, возможен ли обстрел села из нацеленных на него реактивных установок, он ответил, что возможен. И даже предложил корреспондентам «Ъ» пострелять самим.

Предложение пострелять мы попросили заменить разрешением проехать в село. Полковник, посоветовавшись с начальством, отказал. И сообщил решение руководства: если через две минуты корреспонденты на своей машине не уберутся, машина будет раздавлена военной техникой. На прощание полковник отнял табельный пистолет у нашего шофера – младшего инспектора спецназа МВД Армении Завена Амбарцумяна. Разрешение на оружие во внимание принято не было, протокола не составляли и фамилией милиционера не поинтересовались. Наш шофер предположил, что его пистолет, как и ранее изъятое у армянских милиционеров оружие, будет предъявлен общественности в виде трофея, изъятого у боевиков. И попросил на этот случай опубликовать номер пистолета: ПМ ГВ 8072 1987 года выпуска.

Под присмотром БРДМ корреспонденты «Ъ» выполнили боевой приказ: отъехали от села на пять километров. БРДМ вернулся на позиции, мы дальше не поехали, оставшись наблюдать за боевыми действиями. Военные стреляли в сторону села, дважды применили «Град»: реактивные снаряды, пролетев над селом, разрывались на склоне горы.

К восьми часам вечера стрельба стихла, войска свернулись и ушли обратно в Азербайджан. Мы поехали в село и на дороге встретили заложников, только что вернувшихся из свернутого палаточного штаба военных: председателя сельсовета, директора совхоза, главного инженера и начальника районного УКГБ вызвали на переговоры в качестве парламентеров, но, по их словам, оставили в заложниках, «пока не выдадут закопанный в селе танк».

Начальник УКГБ Саша Товмасян как профессионал лучше всех ориентировался в ситуации. Он рассказал, что главным в штабе был генерал-майор, который назвался Андреевым из Управления угрозыска МВД СССР. По словам Товмасяна, поначалу военные требовали сдать 120 единиц оружия – автоматы, пулеметы, гранатометы и танк, спрятанные, по сведениям Андреева, в селе боевиками. Однако пришлось удовлетвориться шестью охотничьими ружьями.

Архив. ИЗ ЖУРНАЛА «АРХИПЕЛАГ» (1990)

Я дал сюда этот старый текст из журнала, который редактировал в глубокую перестройку, для того чтоб было видно, что нас беспокоило в давние времена, в те годы, когда Советская власть еще не то что была, а казалась вечной, а мы подумывали, всерьез причем, о социализме с человеческим лицом.

Как мы тогда ни хера не понимали, так, видно, и сейчас не соображаем. И через новые 10 или 15 лет будем смеяться над сегодняшими текстами, смеяться через силу и жалеть себя, старых дураков. Это и делает жизнь забавной – то, что ничего не знаешь наперед…

Читайте, смейтесь, плюйтесь и трепещите!

ГДР: перемен не ожидал никто

Происходит невероятное: стена между двумя немецкими народами рушится, но стала как бы прозрачной, символической. Нет, совсем она не снесена – но столько новых проходов в ней уже появилось, и формальности, необходимые для путешествия в другой мир, настолько формальны и преодолимы, что Большая стена может считаться разве что невинным памятником временам «холодной войны» и за переменами в ГДР трудно уследить – настолько они головокружительно быстры. Трудно поверить, что начались они только в октябре. Темпы сбивают с толку – особенно в сравнении с нашими, на пятом-то году перестройки. Как ни трудно разобраться в происходящем, все же сделать попытку хочется.

Вернемся в недавнее прошлое, в лето 1989 года. Август. Сейчас-то мы знаем, что время отсчитывало последние недели застоя. Тогда об этом не знал никто. Застой казался вечным. «Пока пиво в ГДР стоит 51 пфенниг, рабочие на улицы не выйдут» – писал «Шпигель» в одном из июльских номеров. В том же номере – информация о волнениях в ГДР. Фотографии: несколько демонстрантов, одного из них забирает полиция. Трезвые комментарии: нет, это не массовые выступления, а всего лишь протест отдельных радикалов. Пиво все еще дешево, рабочие на улицы не выходят. Западные журналисты сообщили, что титул столицы инакомыслия от Йены перешел якобы к Лейпцигу, где в церкви Святого Николая в самом центре города каждый понедельник в 17:00 собираются диссиденты и обсуждают свои проблемы, выдвигают свои требования – открытые границы и свобода религии.

Жаркий июльский полдень, берлинский аэропорт Шенефельде. Предупредительный сервис, холодное, без унылой московской кислинки, пиво без очереди, полицейский в мундире салатного, так сказать, веселенького цвета и, что самое странное, без дубинки (!) – а ведь всего-то год назад потрясенно рассматривал я польских милиционеров, которые расхаживали по варшавским улицам с привычным для них и диковинным для нас тогда орудием труда… Тишь да гладь, божья благодать! Особенно – после нашего шахтерского июля, после накала парламентских дебатов, страстей в прессе, бурлящей Пушкинской площади, очередей, нервов, дефицита. А у них тут – райская жизнь…

Полицейский без дубинки согласился дать мини-интервью. Дубинки? Нет, нам не выдают. Щиты, бронежилеты? И в руках не держал. Это правда, что у вас начались волнения? Ну не знаю, может, где-то и были, но это нетипично, в виде исключения скорее… Тихо у нас.

Фамилию полицейского я обещал не приводить. И другим своим собеседникам давал такое обещание. Потому что доподлинно были известны случаи, когда у граждан ГДР были неприятности после бесед с советскими журналистами на некоторые темы: наш памятливый читатель это вполне поймет. (Теперь время вроде другое – и там тоже, но не брать же слово назад…)

Если честно, то полицейскому я не поверил. Одно дело – гласность, другое – мундир… Правдивую информацию я надеялся получить в Лейпциге, которому западная пресса после Йены присвоила титул столицы инакомыслия в ГДР. «Шпигель» назвал время и место сбора диссидентов: понедельник, 17:00, церковь Святого Николая.

Месяц я прожил в Лейпциге. Что ни понедельник – бегу к Святому Николаю, боясь опоздать к 17:00. Однако в храме тихо, сидит на скамьях десятка полтора туристов. Кажется, есть среди них и местные, они знакомы друг с другом, переговариваются, смеются изредка. Но на политическое мероприятие никак не похоже… Размеренно течет жизнь и на улицах – ни пикетов, ни обещанных демонстраций, и полиция никого не забирает.

Полный покой?

Да и то сказать, с чего в ГДР бунтовать? Советскому человеку этого сразу и не понять: прилавки полны, товары и местные и заказные, на выбор. Колбас и сыров – по 15 сортов, и в столице, и в провинции, и без карточек, которые тут уже пятый десяток лет как отменены, и про цены так называемые кооперативные не слыхали здесь. Выпивки в ассортименте – залейся, с открытия до закрытия, а цены на нее – как у нас лет двадцать назад. Сюрпризы бывают невероятные: в библиотечном буфете (по-нашему, так и вовсе зачем он тут?) водка в розлив! Правда, заказывают.

Наш турист только спросит со вздохом: чего ж им еще желать? Нам бы, дескать, их заботы… «Это кто ж победил, мы или они?» – горько вопрошал меня старый фронтовик, турист, с которым прогуливались мы как-то по Берлину и пытались отыскать такое местечко, откуда виден был бы Рейхстаг, который мой собеседник в свое время взял. Ему было больно, он все приговаривал: «Во живут!» Лил пьяные слезы мне в жилетку наш турист, калужский шофер: «Что ж я, дурак, с женитьбой поторопился, сейчас договорился бы с какой-нибудь симпатичной немочкой, переехал бы к ней и жил бы как человек!»

В первый свой приезд в ГДР и я таращился на красивую жизнь, но патриотически думал: ничего, догоним и перегоним, вот пройдет каких-нибудь десять лет! Кстати, дело было в 1979 году, опрометчиво отмеренный мной срок как раз прошел на днях. С чем я себя самокритично и поздравил. Любопытно, что в августе 1989-го – наши газеты сообщили об этом в ноябре – начали проситься на постоянное жительство в ГДР поляки. Объяснялось, что их привлекает в ГДР высокий уровень жизни и стабильность. Как теперь выясняется, этот уровень немцам кажется, напротив, низким, а стабильность им очень не нравилась.