Мятежники - Юлия Глезарова

– Но я ведь тоже… тоже брат.

– А кто тебя знает, барин. Брат – не брат. Не наш ты. Да и пущать не велено никого. А их высокородие все об нас думает, все об нас… Эх…

Солдат безнадежно махнул рукой.

Ипполит стоял один посреди деревенской улицы. Кругом было тихо: деревня спала. Только изредка тишину нарушали крики часовых и топот конных разъездов. Сверху на все происходящее смотрела луна, похожая на головку голландского сыра.

Ипполит внимательно посмотрел на луну, повернулся и пошел прочь: он знал теперь, что в тюрьму не сядет.

– А… вот и ты ко мне, Матюша, – сказал Сергей, когда за Ипполитом закрылась дверь. – Зачем ты выгнал его? Он, может… Может, выпить хотел со мною… напоследок. А ты не позволил.

– Встань, – сказал Матвей резко. – Я хочу говорить с тобою.

– Но я не могу, Матюша, я очень пьян.

Матвей пнул ногой дверь в сени.

– Воды! Живо!

Сергей опустил голову на руки – он не слышал ничего, кроме тихой, бесконечной жалобы невидимого существа, что сидело у него в сердце. Он не понимал: сам ли он жалеет кого, его ли кто-то оплакивает? Это было неважно: мир растворился, превращаясь в сон, и ему хотелось, чтобы этот сон был вечным.

Перепуганный денщик поставил ведро на стол. Матвей закрыл дверь и сердито потряс брата за плечо. Сергей вздрогнул, с трудом открыл глаза. Брат стоял рядом – трезвый и злой. Ледяная вода еще колыхалась, выплескиваясь из ведра, капли падали на стол, скользили, расплывались. В одной из них Сергей вдруг увидел лицо – свое, и словно бы чужое, ненужное… Матвей наклонил ведро – ледяной ручей перелился через край, смыл зеркальную каплю, хлестнул холодом.

– Что ты делаешь, брат? – испугано спросил Сергей. – Оставь меня!

Матвей безжалостно выплеснул воду в лицо брата. Сергей отшатнулся, вытер глаза рукавом.

– Чего тебе нужно?! – крикнул он. – Что ты хочешь?!

Брат перегнулся через стол, жестко сжал плечи Сергея, заговорил шепотом:

– Я хочу знать, куда ты ведешь людей. Мы на походе пятый день – ты уже трижды сменил направление. Ты обещал помощь, ее нет. Твои люди грабят деревни и насилуют девок. Ты губишь офицеров и солдат. Ты губишь Польку… Он мальчишка, он сам не понимает, зачем за тобой идет!

Сергей молчал, глядя в пол. Ледяные струи стекали с его волос, текли за ворот рубахи, растворялись в грязи под ногами. Повисло молчание.

– Не мучай меня, Матюша, – наконец произнес Сергей. – Я не Кутузов, не Барклай. Я делаю все, что могу. И не моя вина, что изменили все, кто помощь обещал… что Артамон изменил. Уходи, – Сергей попытался встать, на его щеках резко обозначились скулы. – Уйди, я не хочу тебя видеть! Я отвечу за все. Перед Богом отвечу – не перед тобой. Уйди! Не доводи до греха!

Матвей сильно нажал брату на плечи, заставил сесть.

– Сережа, я должен сказать… Я скажу и уйду, обещаю. Победы не будет.

– Нашел чем удивить, – усмехнулся Сергей. – Я без тебя сие знаю.

– Они же тебя… они тебя расстреляют перед полком. В клетке будут возить, как Пугачева, на потеху толпе, – Матвей внезапно отпустил брата, сжал руки в кулаки, уронил на мокрый стол. – Они могут… бить могут, пытать… Я не могу сие допустить… Не могу.

Матвей вытащил из-за пояса пару пистолетов, положил перед братом.

– Выбирай… Пойми, этот выход – единственный. И для меня тоже.

Сергей налил горилки в кружку, залпом выпил. Налил еще, подвинул к Матвею.

– Пей!

– Нет, не хочу.

– Тогда я сам, – Сергей поднес кружку к губам, сделал жадный глоток, словно не горилку пил, а воду, уронил голову на руки.

– Я не могу… – забормотал он. – Знаю, что ты прав, но не могу, слышишь… Даже не попрощавшись… с Ипполитом… с офицерами. А Мишка мой бедный? О Господи, что с ним-то будет?… не могу… не могу…

– Ты столь высоко свою жизнь ценишь, брат? – с иронией сказал Матвей, заряжая пистолеты.

Прошло несколько минут. Сергей лежал головою на столе; пьяное забытье отступило, жалоба в сердце умолкла, словно испугавшись чего-то. Матвей, взяв голову его за подбородок.

– Потерпи, милый, сейчас… Сейчас все закончится для нас с тобою… Ты только не просыпайся, не просыпайся, спи, – зашептал Матвей.

Сергей испуганно схватил брата за руку.

– Матюша, – пьяным голосом сказал он, – быстрее… Не хочу казни… От твоей руки хочу… Глаза вот только… глаза мне закрой… Страшно.

Сергей чувствовал на своем лице теплые влажные пальцы Матвея, голова его кружилась. Тело вдруг стало невесомым, все отступило, замерло, и вновь зазвучала тихая жалобная песня. Она становилась все громче, и громче… Он радостно вслушивался в нее, понимая – еще мгновение и он услышит всю – до конца.

– Молись, если можешь… – сказал Матвей. – Прости меня.

– И ты… ме. ня… – пробормотал Сергей.

Матвей, шатаясь, вышел за дверь. Ноги его двигались с трудом, руки дрожали, в горле словно застрял комок сухой глины. Остановившись посреди двора, он закрыл глаза. Как в модном английском калейдоскопе, перед ним мелькали картины детства, Парижа, лица отца и маменьки. Потом всплыло лицо брата, пьяное, покорное… Матвей почувствовал дрожь в правой руке и явственно увидел перед собой мокрую щеку, висок, родинку на виске, пистолетное дуло, влажные темные волосы… «Господи, за что мне это?.. Господи, за что?..» – сказал он, обращаясь куда-то в темноту ночи.

Очнулся Матвей от сильного толчка в спину. Обернувшись, он увидел бешеные глаза Мишеля.

– Что ты наделал! – крикнул Мишель, хватая его за галстух. – Подлец! Ненавижу тебя, слышишь! Убью, сейчас на месте убью!

Мишель попытался схватить его за горло.

– Пошел прочь, щенок! – Матвей ударил Мишеля в лицо.

От боли Мишель взвизгнул и отошел на полшага назад.

– Зачем ты? – произнес Мишель, держась за щеку. – Там пистолеты твои, рядом с ним, на полу… А ты – живой…

– А, вот ты о чем, – Матвей беззвучно рассмеялся. – А я-то не видел даже, как ты туда вошел. Задумался… Он жив, не бойся. Он просто пьян… мертвецки. Но… – Матвей подошел к Мишелю вплотную, – я хотел убить его, слышишь? Я стрелял, пистолет осекся. И не тебе меня судить.

Матвей заглянул в лицо Мишеля, с плохо скрываемым удовлетворением отметил гримасу ужаса. Мишель повернулся, собираясь бежать обратно в хату.

– Подожди, – Матвей цепко схватил его за руку. – Уж если ты сам начал, я тебе скажу. Подлец – это ты. Связь с тобою погубила моего брата. Ты – единственный, кто мог остановить это безумие. Но ты уехал… Ты оставил его…

– Он сам просил меня письма отвезти, – жалобно сказал Мишель. – Ты же знаешь…

– Ты мог остаться, и он не посмел бы отказать тебе. С письмами отправить можно было любого солдата. Кого угодно. Он любил тебя, он без тебя жизни своей не мыслил, он спасти тебя хотел… но ты… ты – не умеешь любить. Для тебя эта связь была способом выйти в свет, свести знакомства. Ты, мерзавец, карьеру делал, если не по службе, так в этом проклятом тайном обществе, – Матвей стиснул пальцы Мишеля как тисками, скрутил, почувствовал: еще секунда – и вывернет их из суставов.

– Что ты говоришь, Матвей? Пусти… Не надо… Больно! Пусти! – вскрикнул Мишель. Матвей ослабил хватку, но руку не выпустил.

– Нет, уж дослушай. Ты надеешься выжить, да? Когда он… когда его… Нет. Ежели я жив останусь, первым выдам тебя. Ты как собака сдохнешь, я тебе обещаю!

Мишель молчал, потупившись.

– Убей меня теперь, – продолжал Матвей. – Хочешь – сам, а хочешь – Кузьмина позови и остальных. Расскажи им, как я его застрелить хотел. Пусть в грязь меня втопчут, как давеча Гебеля. Ну! Зови их!

– Пусти, Матвей… Я к нему пойду… Пусти…

– Иди, – Матвей разжал онемевшие пальцы.

Сергей по-прежнему лежал на полу. Все – стол, упавшие стулья, грязный пол, – было залито водой.

Мишель взял Сергея под руки, с трудом дотащил до кровати. Обмякшее тело казалось неживым, и Мишель решил было, что Матвей солгал – и Сергей на самом деле мертв. Уложив друга на кровать, он услышал ровное дыхание – и немного успокоился. Засуетившись, он принялся раздевать Сергея, но одежда намокла, пуговицы не поддавались. Отчаявшись, Мишель с силой оторвал пуговицы и стащил мокрую рубаху с плеч.

Сергей открыл глаза.

– Миша?.. Ты…

– Господи, Сережа… Что здесь было?

– Не… не по…мню. За…чем …ты здесь?

– Я? Я помогу тебе раздеться. Если ты позволишь …

Сергей глубоко, прерывисто вздохнул.

– Оставь ме. ня.

– Но позволь хотя бы сапоги… Все же мокрое. Нельзя так.

– Я… пьян. Смо. треть… не на. до.

Мишель встал на колени возле постели друга, прижал к груди мокрую рубаху.

– Сережа… Я не смотрю… Я помочь хочу…

Глаза Мишеля наполнились слезами. Сергей с трудом повернулся на бок, положил руку ему на голову.

– Не… плачь. Иди.

– Куда мне идти?

– Куда хо. чешь! Ты сво. бо. дный чело. век. Иди! – Сергей пьяной, расслабленной пятерней оттолкнул друга.