Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады - Александр Андреев

Во время быстрого штурма и сумасшедшего боя на валах каждый из казаков Богуна убил по одному польскому бандиту, сократив армию мародеров почти на треть. В ночь перед следующим штурмом уманский полковник во главе характерников, переодетых татарами, по реке под почти ледяной водой незаметно зашел в тыл армии грабителей. Утром Чарнецкий опять бросил своих добровольцев на штурм. В яростной атаке поляки по собственным трупам прорывались сквозь валы и рвы и подожгли укрепленные стены Монастырища. В момент высшего напряжения отчаянного боя, в тылу и на флангах и везде за атакующими в крови шляхтичами и жолнерами раздались невыносимо пронзительные крики «алла», и хлопцы Богуна, которых было всего триста, ударили по жолнерам, кажется отовсюду. Тут же казацкая стрела насквозь пробила лицо Чарнецкого, пройдя и разодрав обе его щеки, и атаман убийц почти захлебнулся на этот раз собственной благородной кровью.

Только что отчаянно атаковавшие поляки так же отчаянно ринулись назад от крепости по уже устоявшейся благородной привычке бросив раненых и обоз с награбленным. Прибывший вечером с полками Богдан Хмельницкий увидел вокруг пылающего монастыря только наваленные кучами польские трупы.

Чарнецкий без сознания и обоза во главе остатков своей гоноровой шпаны летел к Случи, и казацкие летописи писали: «Насмерть перепуганное польское войско не только остановило свой штурм, но, словно ошпаренное, бросило обоз с большим количеством имущества и достатка и побежало от Монастырища назад до Ковеля, утекая из Украины с большим срамом».

За мучительства мирного населения и военный позор Чарнецкого похвалил король Ян Казимир, собравший в Брест-Литовске очередной и уже всем надоевший сейм, на котором объявил, что, во что бы то ни стало и любой ценой нужно истребить казаков и очистить украинскую землю так, чтобы в ней некому было поднимать мятежи.

На новый сейм прибыло уже совсем не много шляхетных депутатов, которые напомнили коронным ястребам о Батоге и только что случившемся Монастырище: «Нам настолько надоела беспрестанная служба отечеству, что мы не только уклонялись от битв, но даже в своих домах не хотели давать отечеству помощи и обороны.

Шляхта больше не хотела слышать ни о каком пролитии своей крови и ни о каком новом ополчении на непобедимого Хмельницкого. Сейм только ввел очередной чрезвычайный налог на сбор новой армии и наемников, которых решили собирать восточнее Львова у Глинян. Разгоревшийся от необузданных самодержавных желаний Ян Казимир заявил, что возглавит войско сам и «не положит оружия, пока совершенно не окончит этой гибельной войны».

Хмельницкий открыто и громко написал великому коронному гетману Станиславу Потоцкому, что казаки никакого повода к войне не дают и еще ни разу с 1648 года не вступали на польские земли. Потоцкий так же громко ответил, что Ян Казимир с войском идет на Украину как государь, чтобы вернуть поместья старым владельцам, которые были отняты у них взбунтовавшимся народом, а «Ты, гетман, склони голову и предайся на волю и милость короля». Богдан пожал плечами и объявил сбор казацких полков.

В начале мая Хмельницкий вывел тридцать тысяч казаков и пять тысяч буджакских татар к Бару, чтобы, как всегда, не допустить войны на своей земле. Король у Глинян расстроился и тут же послал срочное посольство в Крым договариваться о союзе с Ислам Гиреем, пока не торопившемуся объявлять, на чьей он стороне в этом году. Чтобы запутать незапутываемого Хмельницкого, Ян Казимир направил к нему уже под Каменец-Подольский пустое посольство с предложением мира. Гетман просто и спокойно ответил: «Я теперь иду со своим войском на армию его величества не затем, чтобы драться, а чтобы получить вечный мир. Клянусь, что не хочу войны, и пусть христианская кровь перестанет литься».

Король все собирал и собирал никак не собиравшуюся армию вторжения у Глинян. Хмельницкий, прикрыв Чернигов и Киев от нового войска Великого княжества Литовского, двинулся на Львов и остановил полки только в восьмидесяти километрах от Глинян. В Желтковом под Тернополем Богдан собрал очень представительную Генеральную раду, которая на вопрос «Атаковать или защищаться?», единодушно ответила: «Что учинишь, батька, то и будет. Как начал, так и кончай, а мы готовы!» Спокойный гетман напомнил войску о шестилетней резне на украинской земле, которая уже смертельно устала, еще раз подробно объяснил, что Польша не уймется никогда и договориться с ней ни о чем нельзя, а поэтому Украине уже до конца 1653 года нужен протекторат и защита могущественной державы и это может быть только Москва, которая от этого воздерживается или Турция, которая этого хочет. Многие казаки на раде плакали, отказываясь от пока невозможного суверенитета и понимая, что мудрый Хмельницкий, как всегда, выбирает для измученной Украины самый лучший вариант самозащиты.

Узнав о Генеральной раде в Тернополе, кажется трезвые Ян Казимир и Потоцкий потребовали у Хмельницкого выдать им Хмельницкого, Богуна и Выговскго и вернуть Украину в 1638 год. В Речи Посполитой в очередной раз посмеялись над своими дураками-руководителями и сбор чрезвычайного налога на войну с казаками почти остановился.

В начале июня Богдан предупредил Алексея Михайловича, что если Москва и дальше будет выжидать в польско-украинской войне, то находящаяся на пределе Украина вынужденно пойдет в вассалы к Турции. До уставшей от безделья Боярской Думы, наконец дошло, что после этого грозное и самое сильное в Восточной Европе Войско Запорожское будет вынуждено вместе с турками и татарами атаковать Москву по приказу. В Кремле заговорили о том, как Царство с помощью казаков отобьет от Речи Посполитой Смоленск, Новгород-Северский, Чернигов, Беларусь и поставит Украину буфером от Польши, Крыма и Турции. Предложенная Хмельницким альтернатива была понятна даже для бояр и уже через два дня после ультиматума гетмана к нему было направлено срочное посольство Ладыженского, с тем, что царь Алексей Михайлович согласен обговорить условия принятия Украины в состав России, что на 1 октября 1653 года назначен общероссийский Зенский собор, который, кажется, может даже объявить войну Польше: «И мы, великий государь, изволили вас принять под нашего царского величества руку».

Варшава, для которой давно не являлось секретом все, что происходило в боярском Кремле, в очередной раз сообщила Европе, что «армия Речи Посполитой идет на изменника и кривоприсяжца Хмельницкого, чтобы снести его до конца». Во Львов к королю прибыло спешное посольство из Москвы, которое странно предложило Польше посредничество в решении украинской проблемы. Сенат грубо ответил, что соседние государства не должны вмешиваться во внутренние дела друг друга, после чего царские послы заявили, что Кремль желает прекращения враждебных действий против казаков-защитников православной веры и соблюдения Зборовского договора. В ответ добрый и умный король Ян Казимир во главе собравшейся, наконец, армии на глазах послов прямо со смотра в Глинянах вышел в карательный поход против мятежного Хмельницкого.

При прощальной аудиенции у Яна Казимира царские послы объявили, что «Московское царство и Речь Посполитая больше не мирны», потому что «король и паны-рада поставили оскорбление чести государя ни во что, а наш царь за свою честь и сам постоит!»

На вопрос из Вильно Радзивилла, прекрасно понимавшего, что Москва начнет с него, как Великому княжеству Литовскому защищать Смоленск и Беларусь, Ян Казимир гордо сообщил, что он с коронным войском занят на Украине, а денег в казне нет.

Коронная армия дошла до совсем недальнего Галича, потеряла войско Хмельницкого из вида и остановилась. Только через две недели король двинулся к Каменец-Подольску, планируя разъединить полки украинского гетмана у Тернополя и корпус его сына Тимоша в Сучаве, не забыв оставить себе пути отхода в Польшу. 7 сентября поляки подошли к Каменцу и увидели, что их встречают казаки Хмельницкого, у которого для координации совместных действий против Варшавы уже находилось московское посольство боярина Родиона Стрешнева. Увидев Войско Запорожское, Ян Казимир со злостью сказал, что «Хмельницкий – человек с тысячью хитростей, чем он более тихий и покорный, тем его надо больше остерегаться». После этих слов король ни с того, ни с сего выпустил универсал, в котором тупо заявил, что украинский гетман вдруг потерял свою нравственную силу, а хлопы, все как один, мечтают повиноваться своим добрым польским панам, но проклятый изменник Хмельницкий с казаками не дает. В польском обществе заговорили, в своем ли уме наш благородный король.

В начале сентября в сражении под Сучавой случилась беда. Тимош Хмельницкий благородно отпустил из своего табора раненых поляков, которые сообщили действующим против казаков войскам, где стоит его шатер, который был тут же обстрелян незаметно подведенными на выстрел орудиями. Тимош был смертельно ранен и 7 сентября погиб. Обрадованный король, узнав о смерти талантливого наследника гетмана, объявил, что будет с войском зимовать в Киеве. Сам Богдан был потрясен, но на его профессиональных стратегических действиях в защиту Украины смерть любимого сына не отразилась.