Скриптер - Сергей Соболев

Подсиненный свет передних фар тускло ложится под колеса. Дорожное полотно выглядит нетронутым; близ обочин там и сям вырыты щели – это зенитчики постарались. На небольшой площадке перед Преображенской надвратной церковью и северными воротами с двадцатых чисел июля находилась позиция войск МПВО – батарея 85-мм зенитных пушек 52-К и две счетверенных пулеметных установки. В самом монастыре располагались еще две батареи ПВО (76-мм пушки). Даже на крепостных башенках были установлены в одно время мелкокалиберные пушки и зенитные пулеметы… Но бомбардировочная авиация люфтваффе, то и дело испытывавшая Московскую ПВО на прочность, предпринимавшая не одну попытку массированных и одиночных налетов, не совершила – почему-то – в июле-августе ни одного налета на данный объект.

В первой половине дня тринадцатого октября размещавшаяся в монастыре часть МПВО была переведена на другой участок Третьего – южного – ближнего рубежа обороны столицы. На монастырских стенах, башенках и колокольне, в бойницах и окнах – ни единого огонька. В первый же день войны в Москве было объявлено военное положение,[52] строгий режим светомаскировки соблюдается неукоснительно… Новодевичий монастырь вместе с расположенным под стенами кладбищем, казалось, вымер. В Хамовниках, на Большой и Малой Пироговских, а также на южном подъезде близ пруда, выставлены заградительные посты. Солдаты и офицеры 12 Отдельного батальона 1-й ОМСД им. Ф. Э. Дзержинского спецвойск НКВД, занявшие освобожденные зенитчиками позиции, переодеты в пехотную форму. Незадолго до полуночи на пятнадцатое были сняты и эти посты; теперь проезд к Новодевичьему контролирует лишь небольшая группа сотрудников Спецотдела. Да и те, надо сказать, в своей массе остаются в полном неведении относительно планов своего руководства.

«Эмка» остановилась у опутанного проволокой заграждения, – мешки с землей наложены меж деревянных щитов – выставленного у проезда через надвратную Преображенскую церковь. С двух сторон этого ограждения оборудованы пулеметные позиции; из амбразур, среди мешков с песком или землей, торчат рыльца двух станковых пулеметов…

Из пятнистого автомобиля выбрался сухощавый статный мужчина лет двадцати пяти. На нем темно-серый комбинированный плащ-реглан; темно-синие бриджи с кантом малинового цвета заправлены в яловые сапоги. Из-под козырька синей фуражки с краповым околышем и кантом малинового цвета на подошедшего к машине сотрудника – одетого в ту же форму, что и он сам – смотрят холодные серые, с металлическим отливом, глаза.

Встречавший колонну у ворот энкаведист осветил синим фонариком «эмку» и того, кто вышел из машины. Несмотря на то, что он узнал старшего по званию сослуживца, встречающий требовательно произнес:

– Пароль?!

– Два ноля одиннадцать! Отзыв?

– Ноль восемь четырнадцать!

Только теперь, после обмена паролями, сотрудник вскинул руку к козырьку и принялся докладывать:

– Товарищ лейтенант госбезопасности, за время моего дежурства на объекте «Монастырь» никаких происшествий не произошло! Личный состав взвода охраны находится на постах по расписанию! Исполняющий обязанности коменданта объекта старший сержант госбезопасности[53] Воронин!

С другой стороны Новодевичьего пруда донеслись частые резкие хлопки; в перекрестье сошедшихся снопов света в небе стал отчетливо виден серебристый силуэтик Ju 88. Именно по этому фрицевскому бомберу, а также еще по трем хорошо видимым на фоне светового поля самолетам противника, пытающимся с юго-запада, от Подольска через «загогулину» Москвы-реки прорваться порознь, в одиночку к центру, в настоящее время бьют зенитные орудия, установленные на оборудованных позициях. По ним также ведут огонь пулеметы и мелкокалиберные пушчонки, установленные, кажется, повсюду, даже на крышах близлежащих домов…

– Территория объекта зачищена? – не отвлекаясь на этот шум, на развернувшееся в ночном небе сражение, спросил тот, что вышел из «эмки».

– Так точно! Я лично сделал обход и проверил все помещения! Посторонних в монастыре – нет!

– Не вижу охраны у ворот.

– Как было приказано, за полчаса до вашего приезда снял охрану с этого поста у Преображенских ворот.

– Так вы здесь один охраняете проезд, Воронин?

– Так точно.

– Добро, Воронин, вы все сделали правильно! Открывайте проезд! Пропустите на объект транспорт; сами же останетесь здесь, у ворот!..

Через арочный проезд в древней надвратной Преображенской церкви на подворье один за другим проехали пять тяжело груженных «зисов», у которых вместо двух передних фар горит лишь закрашенная синей краской одна левая фара. Грузовики сразу же из-под ворот сворачивали направо. И здесь же, неподалеку останавливались – на площадке перед Лопухинскими палатами… Водители одеты в штатское, как и те энкаведисты, что сидели в кабинах рядом с ними. В поясных кобурах пистолеты ТТ. В шестом грузовике – тоже тентованном – полувзвод охраны; эти в форме внутренних войск НКВД и со стрелковым оружием.

Приехавший в передовой «эмке» сотрудник открыл амбарный замок на дверях строения; снял завесу, распахнул створки. Затем снял свой «реглан», передав его выбравшемуся из «эмки» водителю… Теперь тот, кто просматривал этот событийный ролик, мог разглядеть надетую на нем гимнастерку – рубаха цвета хаки, воротник и обшлага рукавов имеют серебристый кант. В петлицах крапового цвета, с малиновым кантом – одна шпала. На правом рукаве выше локтя видна нашивка (или специальный нарукавный знак) – заключенный в овал клинок меча цвета серебра.[54]

Тем временем, к строению подкатила другая «эмка». Из нее вышел плотный кряжистый мужчина лет сорока с небольшим. Этот тоже одет в форму сотрудника госбезопасности. Когда он расстегнул реглан, стали видны петлицы с ромбом; шитье на нарукавном знаке у него не серебряное, а золотое.

Он подошел к младшему по возрасту и званию сотруднику, который только что открыл дверь Лопухинских палат.

– Сверим часы, Михаил!

Старший, приподняв рукав реглана, посмотрел на светящийся в темноте циферблат.

– На моих… тридцать пять минут первого!

– Тридцать пять минут первого! – сверившись со своими наручными часами, сказал младший по званию. – Идем точно по графику.

– У нас в запасе не более шести часов!.. Нужно до рассвета не только выгрузить, но и сделать «закладку»!

– Разрешите приступить к разгрузке?

– Добро! Ты, Михаил, руководи здесь, наверху, – сказал старший. – Ну а я пошел вниз, в подвал!

Логинов настолько увлекся происходящим на экране, что на какое-то время забыл даже о той опасности, которая грозит сейчас ему самому, а также тем, кто находятся в одном с ним помещении, в подземной части Лопухинских палат.

Он скосил взгляд на таймер. 63:30… 63:29…

Ого, как быстро течет время!

Почти четверть часа уже прошло, а у него пока так и не возникло никаких идей!..

Дэн навел курсор на фигуру старшего по званию – успел сделать это в тот момент, когда тот уже готов был скрыться в дверном проеме строения.

В справочном табло высветилась надпись:

Заместитель начальника Спецотдела НКВД майор госбезопасности NN

Логинов переместил курсор к фигуре человека, который принялся командовать процессом выгрузки ящиков. На смену погасшей «справке» появилась другая запись, относящаяся уже к этому человеку:

Старший оперуполномоченный Спецотдела НКВД лейтенант госбезопасности NN

Дэн попытался выделить эту фигуру, захватить ее, чтобы попытаться переместить – для начала в другое место…

Затем попытался «копипастом» выделить и захватить часть груза…

Усилия его оказались тщетными – присланный ему ролик не поддается редактуре. Объекты и субъекты событийного ролика по ту сторону экрана не подчинялись командам стажера Пятого канала… Каждый из тех, кого он сейчас видит, занимается своим делом. Старший команды – майор госбезопасности – отправился с двумя сотрудниками по уже знакомому Логинову коридору к той двери с древними письменами, которая ведет в подвал. Водители бросились открывать задние борта грузовиков; часть бойцов охраны, распределившись по двое на машину, тоже поспешили принять участие в выгрузке привезенных сюда, в монастырь, с какой-то целью зеленых ящиков с единственной надписью на верхней крышке «НЕ КАНТОВАТЬ». Эти ящики уже вскоре будут перенесены в подземную часть строения; сам этот факт, кажется, невозможно изменить, с этим уже ничего нельзя поделать.

Была ночь пятнадцатого октября; враг на отдельных участках фронта находился уже менее чем в сотне километров от окраины столицы.