Волчьи игры - Людмила Астахова

У всего на свете есть начало и есть конец, нет конца только у Жизни, она, словно вода, перетекающая из одного сосуда в другой, испаряющаяся и конденсирующаяся, замерзающая и растекающаяся. Какая разница, что сегодня ты – сверкающий на солнце кусочек льда, а послезавтра – легким облачком вознесешься к солнцу. Так живут шуриа, так они и умирают. Когда зришь вокруг себя одну Жизнь Бесконечную, то не так уж и сложно принять собственный переход на Другую Сторону. Но как смириться с мыслью о прахе и тлене, если вокруг все распадается и рушится, нищает, угасает и чахнет?

Джезим умирал, медленно-медленно, но неуклонно. И всем шуриа предстояло ощутить это страшное изменение, они и чувствовали, потому бежали без оглядки в общем приступе панического ужаса, как животные перед землетрясением. Наверное, только Джона разумом понимала, что происходит, и оттого ей было еще горше и тяжелее на душе.

«Это – Предвечный! Это он пожирает великий дух нашей Земли Радости. Это он – лжебог – главное проклятье Джезима», – думала она. На диллайн злиться уже поздно и бесполезно. Они первыми пали жертвой Предвечного. Как грязная портовая проститутка заражает матросика неизлечимой срамной болезнью, так и лжебог наградил детей Дилах одержимостью. Нос не проваливается, но душа-то гниет в здоровом теле – вот что страшно.

Джона прикрыла зудящие от непролитых слез веки. Раз уж не пропитала ими, солеными и горячими, парадный мундир Эска, значит, пусть остаются там, где сейчас. Пригодятся еще, обязательно пригодятся.

Оставшись наедине, вдали от любопытных глаз, они не стали бросаться в объятия друг другу, как обязательно случилось бы раньше. Да, раньше, когда в диллайн еще не угнездилась пугающая тьма, они бы потратили каждое из отпущенных судьбой мгновений на любовь.

Он тихо сказал: «Должно быть, я тебя теряю».

Она отчаянно затрясла головой, как будто так его слова не попадут в уши: «Меня ты не потеряешь никогда. Но ты утрачиваешь себя. Ты перестаешь... перестаешь быть Аластаром Эском». Правду говорила, без малейшего желания уязвить.

«Так я уже давно не он. Я – князь Файриста».

«Я приплыла сюда, чтобы спасти тебя».

«Некого спасать, моя змейка», – вздохнул мужчина и грустно улыбнулся.

Джона промолчала, уткнувшись носом ему в грудь. Проклятье Внезапной Смерти тоже казалось вечным и необоримым, никто не знал, как избыть его, никто не верил, что это возможно.

«А-с-шшш! Но я все равно попробую».

«О да! Ты – храбрая змейка».

А что еще остается делать женщине, если какой-то паршивый лжебог точит зуб на ее любимых мужчин и сосет жизнь из самой прекрасной земли на свете? Только быть храброй и не сдаваться.

Карету мерно качало, за окном проплывали осенние пейзажи. Эскизар медленно и великолепно сгорал в костре осени: пламенел кармином дикий виноград, оплетавший тут повсеместно заборы, пылали ясени и ржавели дубы, и все бесконечные переливы золота и багрянца любому взору показались бы воплощением жизненной силы, но только не шурианскому. Мертвеющая земля простиралась вокруг, ее покидали духи, ее оставляла сила. Джону постоянно клонило в сон, и подступающие видения ее были полны мертвецами, обветшалыми детьми, которых зовут северянами.

На очередной кочке экипаж тряхнуло, и шуриа проснулась с застывшим криком на губах.

Ах! Ну, конечно же! Как она сразу этого не поняла. Когда настанет час, на мертвую землю явятся мертвецы и будут воспроизводить себе подобных везде и во всем – их дети будут рождаться уже с мертвыми душами, их дома навеки останутся коробками из камня, а их вещи никогда не оживут и не сохранят тепло рук. Мир мертвечины – вот что ждет Джезим!

Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Спорная сентенция, но живучая, как собака. Применительно к ролфи же сия народная мудрость звучала бы так: ни на что не годен тот безземельный, что не хочет стать эрном. И в кои-то веки ошибалась бы.

Кэйррон ир-Сэйган, простолюдин от рождения, в землевладельца и потомственного дворянина превращаться не желал категорически, равно как и папаша его, почтенный Эйфет, и дед, и так до самого дальнего прародителя, некоего копейщика Сэйгана Каменного Лба – дружинника Удэйна-Завоевателя. Пращур отличился тем, что об его несокрушимый череп непокорные шурии сломали не то коромысло, не то целую оглоблю, о чем соратники сложили потом красивую длинную сагу. Видно, той оглоблей предку Сэйганов и отбили честолюбие, заодно и во всех его потомках – заочно. До эрна Каменный Лоб так и не поднялся, хотя в те времена только очень ленивый или совсем уж немощный сын Морайг не отгрыз себе землицы на щедрой Сэдрэнси. И помер пращур совершенно негероическим образом – удирая от свирепого мужа разбитной мельничихи, попал под телегу и переломал себе обе ноги, упился с горя элем до смерти, на одре завещав сыновьям никогда, никогда, никогда не залезать на чужую бабу, прежде не прикончив ейного мужика. И лошадок не обижать. О том, кстати, потомки тоже славную поучительную сагу сложили, и отменно длинную, на целый вечер посиделок. Сыны, внуки, правнуки и праправнуки Каменного Лба все, как один, отличались тягой к сказаниям, лужеными глотками и любовью к лошадям. К примеру, папаша Кэйррона, с тех пор как вышел в отставку в чине сержанта, бессменно ходил за конями эрна Рэдрина в поместье его превосходительства и долей своей был традиционно доволен. Сэйганы поколение за поколением отличались практичностью и мечты имели конкретные. Юному первенцу почтенного семейства полагалось завербоваться под знамена Бегущего Волка, притом либо в пехоту, либо в саперные части (видно, крепко сидела в потомках Каменного Лба память о той шурианской оглобле... а может, и коромысле), а там, если Локка не приберет в Оддэйновы Чертоги, отслужить свои положенные три пятилетия. И вернуться в родительский дом, дабы продолжить славную династию Сэйганов, безземельных, но вполне обеспеченных. Кроме папаши – старшего конюха и младшего брата-кузнеца, у Кэйррона имелись еще и двое дядьев-барышников, вдовая тетка, державшая трактир, двоюродный дед – гордый владелец рыбацкой шхуны, и целый выводок кузенов, кузин и племянников с племянницами. И вся эта прожорливая, но работящая стая крепко-накрепко держалась друг за дружку и беспрекословно повиновалась вожаку – прадедушке Дэйгвиду, личному волынщику его высокопревосходительства эрна Рэймси. Так вот насчет Кэйррона и его дальнейшей судьбы прадедушка высказался четко – юному ростку на почтенном древе Сэйганов следует дослужиться до сержанта, заработать пенсион и, вернувшись к семейному очагу, жениться на четвероюродной кузине Эсгейн, за которой дают трех коров. Далее – прямая дорога туда же, на конюшню к эрну Рэдрину, знатному коннозаводчику, а там, поднабравшись опыта, можно и с дядьями в долю войти... Но все это блестящее будущее приоткроет свою завесу лишь в том случае, ежели щенок будет исполнять заповеди старших, а именно: не воровать, не играть на деньги и никогда не спорить с начальством.