Во власти теней - Жюльетта Бенцони

Сама по себе часовня была истинным произведением искусства, и Фьоре оставалось лишь закрыть глаза, чтобы представить себе всю ее красоту.

Да, эта часовня была вполне достойна принять тело молодого аристократа, и Фьора сожалела, что не может туда пойти, потому что была не уверена, понравится ли женщинам из дома Медичи: Лукреции, матери обоих братьев, и Клариссе, супруге Лоренцо, то, что она вернулась в город после всех скандалов, связанных с ее именем. Однако она хотела бы попрощаться с тем, кто был ее первой любовью и нынешней – Катарины Сфорца. Как воспримет супруга Джироламо Риарио гибель человека, которого она так хотела спасти? Сможет ли она скрыть свою боль? Да и сам Риарио, должно быть, разочарован, потому что главная цель заговора не была достигнута: владыка Флоренции остался жив. Он был не только жив, но стал, как никогда, силен и любим своим народом.

Внезапно Фьора услышала стук копыт под окнами дворца. Потом она услышала голоса, но не могла разобрать, кому они принадлежали. Кто мог приехать в такое позднее время?

Фьора быстро надела легкое платье, которое носила в былые времена и которое Самия каким-то чудом нашла на чердаке среди множества вещей. От ночника, который горел около ее постели, она зажгла свечи, вышла в коридор и остановилась на лестничной площадке.

Внизу стоял человек, весь одетый в черное, и молча смотрел на нее: это был Лоренцо.

Никогда она не видела такого бледного, измученного и опустошенного страданиями лица, такого умоляющего взгляда, который просил и требовал сразу всего.

Медленными шагами, как будто боялся резким движением испугать ее, Лоренцо поднимался по ступенькам к Фьоре.

Она осторожно поставила подсвечник на перила лестницы. Лоренцо был все ближе. Теперь она могла слышать его дыхание, могла видеть под камзолом и распахнутой белой рубашкой бинт, который стягивал рану на груди. Вот он уже стоял перед нею, высокий и сильный, а она не сделала ни единого жеста, не сказала ни одного слова, а только подняла к нему лицо и приоткрыла губы, которых он нежно коснулся, закрыв глаза, чтобы полнее почувствовать наслаждение, которого так давно и томительно ожидал. Поцелуй был долгим, но почти лишенным страсти, осторожным, можно сказать, робким, как будто он пил из драгоценной чаши цветочный нектар…

Затем Фьора почувствовала на своих плечах его руки. Она осторожно отодвинулась, но при этом ласково на него посмотрела, заметив, что его лицо перекосилось от боли. Одной рукой она взяла его за руку, а другой подняла повыше подсвечник и направилась к своей комнате.

– Идем! – просто сказала она.

Пока он машинальным движением закрывал за собой дверь, она поставила подсвечник на сундук и одну за другой задула свечи. Теперь комнату освещал только ночник, золотистый свет которого отражался на белых простынях. Лоренцо в полной неподвижности молча наблюдал за всеми движениями молодой женщины. А она сбросила с себя платье, развязала красную ленту, удерживающую сорочку, которая тут же скользнула на пол. В то же мгновение она оказалась в его объятиях, он поднял ее на руки и отнес в кровать.

Они молча любили друг друга, потому что слова им были не нужны. Слова, которыми выражается страсть, были здесь лишними, потому что оба понимали, что их союз был заключен еще очень давно, когда они восхищались друг другом издали, но здесь присутствовал и своего рода инстинктивный порыв. Лоренцо пришел к Фьоре, как потерявший дорогу странник, который неожиданно для себя увидел путеводную звезду, сияющую на черном безрадостном небе, а Фьора приняла его, потому что поняла, что их близость – это единственное, что может облегчить отчаяние, которое царит в его отравленной душе. Кроме этого, она повторяла про себя отвратительное для нее имя Пацци и испытывала тайное наслаждение от того, что может предложить Лоренцо Великолепному эту брачную ночь, на которую она бы ни за что раньше не согласилась.

В таком душевном состоянии, но не испытывая друг к другу настоящей любви, Фьора и Лоренцо могли бы потерпеть полное поражение или, по крайней мере, испытать разочарование, однако они с удивлением обнаружили, что их тела настроены на одну волну и находятся в редком для двух влюбленных согласии. Каждый из них шестым чувством понимал, что требуется другому, и так вместе они поднялись на высшую ступень наслаждения, достигли такой силы взаимного удовлетворения, что, пройдя эту высшую точку, они, трепещущие и опустошенные, могли лишь любоваться друг другом, лежа на шелковых простынях. Потом, крепко обнявшись, они забылись целительным сном, который так был необходим для них обоих и которого они не могли обрести, находясь в своем одиночестве.

Лоренцо встал на заре. Фьора так сладко спала, что он не решился ее разбудить, но, прежде чем вновь погрузиться в повседневный ад, ему было необходимо набраться от нее новой силы. Тогда он обнял ее и целовал до тех пор, пока она не проснулась и не открыла глаза.

– Я не хотел уходить, как какой-нибудь вор, – шептал Лоренцо, прижавшись к ее губам. – И потом… ты мне разрешишь… прийти к тебе сегодня ночью?

Она улыбнулась ему и сладко потянулась:

– А тебе разве нужно разрешение?

– Да… Мне было так хорошо с тобой, что я в это еще не могу поверить.

На этот раз она громко рассмеялась:

– По сравнению с тобой святой Фома был истовый христианин. Тогда можешь ты мне объяснить, как это получилось, что мы оба оказались обнаженными в одной постели?

– Может быть, это был просто сон, но я хочу его снова увидеть. Мне необходимо тебя любить, Фьора, брать от тебя твое тепло и отдавать тебе свое. Ты как источник, к которому я долго шел и который чудом забил из самой черной и мрачной скалы. Не пить из него будет для меня невыносимым страданием. Я тебе еще нужен?

Она встала на колени и притянула к себе его некрасивое, но такое притягательное лицо.

– Да, я хочу тебя! – произнесла она совершенно искренне. – Возвращайся! Я буду тебя ждать!

Она поцеловала его долгим поцелуем, а потом неожиданно выскользнула из его жадных рук и нырнула под одеяло, обняв подушку.

– Но пока дай мне еще поспать!

Когда Фьора окончательно проснулась, небо было серым, а дождь, которого не было уже два дня, начался снова. Сад весь утонул в плотном влажном тумане, который оседал на статуях. После стольких потрясений ночь, которая выпала на ее долю, была для Фьоры словно купель с живой водой. Лоренцо был таким любовником, о котором мечтает каждая женщина, и его ласки смыли с ее тела всю грязь и боль, которые тяготили ее. И молодая женщина даже не задавала себе вопроса о том, какие чувства вызывал в ней этот человек: ей было просто хорошо с ним, а пока больше ничего и не требовалось. Тем не менее она с некоторым неудовольствием гнала от себя одну мысль, которая угнетала ее: хотя здесь и сменили мебель, но это все равно была та же самая комната, в которой она стала женщиной в объятиях своего супруга.