Во власти теней - Жюльетта Бенцони

– Какое-то время я так действительно думал, но был за это наказан, – признался Деметриос.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты вспоминаешь ту ужасную сцену в Мора, где мы чуть не подрались в палатке Карла Смелого.

– Конечно.

– Тебе надо забыть об этом, как это уже сделала я, Деметриос! В реке моей жизни утекло с тех пор столько воды, а по моему небу пробежало так много туч! Но скажи, ты был рад, когда увидел меня?

– И ты еще спрашиваешь?

– Я тоже была просто счастлива! Это было похоже на лучик солнца после тех черных дней, которые я пережила. Поэтому ты должен понять: это, и только это важно для нас! Ты есть ты, а я есть я, и мы с тобой теперь рядом.

Деметриос ничего не ответил, но на глазах у него показались слезы, он обнял ее и крепко прижал к сердцу. Еще никогда Деметриос не вел себя так по отношению к Фьоре: как отец, который вновь обрел свое потерянное дитя. Им надо было пройти через тяжелые испытания для того, чтобы грек понял, какое огромное место в его сердце занимает эта молодая женщина.

– А Эстебан? – спросила Фьора, не отрываясь от черного одеяния доктора. – Ты знаешь, что с ним стало?

– Он здесь, со мной. Я подумал, что потерял и его тоже после той анафемы, которой меня предала госпожа Леонарда, и она была совершенно права… Я пошел вперед, сам не зная, куда иду.

– А почему ты не остался с герцогом Лотарингским? – спросила Фьора. – Или с королем Людовиком?

– Я не был нужен ни тому, ни другому, а навязывать свое присутствие я не люблю. Однако Эстебан догадался о том, что со мною происходит. Он догнал меня на дороге и сказал: «А если мы вместе поедем и посмотрим, что стало с нашим садом во Фьезоле и с тавернами на берегу Арно?» Так мы и вернулись сюда…

– И ты не побоялся, что здесь тебя может встретить та же опасность, из-за которой мы с тобой должны были покинуть Флоренцию?

– Я об этом даже не думал, потому что я знаю людей. Толпа обычно непостоянна, изменчива, ее легко поворачивать в нужную сторону, а во Флоренции, мне кажется, это еще сильнее очевидно. Прошло два года, и притом умирать здесь или в любом другом месте… Ведь мне больше нечего было терять.

– И что случилось после этого?

– Ничего. Сеньор Лоренцо встретил меня как старого друга, поселил сначала в Бадье, потом у тебя…

– У меня? – переспросила удивленная Фьора.

– У тебя осталась вилла во Фьезоле, которую сохранили для тебя Медичи. Мы часто говорили о тебе и, несмотря на то, что ты здесь пережила, всегда надеялись, что когда-нибудь ты сюда вернешься.

– Тамошние люди хорошо приняли тебя?

– Да. Тем более что недавно там была эпидемия холеры, и я многим помог. Но прошу тебя, расскажи о себе. Теперь я хочу услышать твою историю.

– А у тебя не было никаких видений про меня? Ведь ты мог видеть сквозь время и пространство!

– Да, иногда. Но обычно это было очень смутно, потому что ты была очень далека от меня. Но прошу тебя, рассказывай!

Их двоих, спрятавшихся в этом укромном уголке, теперь окружала полная тишина. Около ризницы осталось всего несколько человек, которые стояли у тяжелой двери и вполголоса переговаривались, похожие на волков, обсуждающих, как им напасть на очередную жертву. В приделе не было ни единого человека, только лучи яркого послеполуденного солнца. Фьора подошла и, облокотившись на балюстраду, с высоты своего убежища стала наблюдать жуткое зрелище брошенных на черном мраморе мертвых тел, лежащих в лужах запекшейся крови; тело Джулиано уже застыло в своих праздничных одеждах, а чуть дальше почти так же застыл юный кардинал, прикованный к подножию сверкающего креста, который он все еще держал обеими руками… Фьора тяжело вздохнула.

– До сегодняшнего дня, после которого, возможно, твой мир рухнет, у тебя был все-таки какой-то покой. А на моем пути были одни испытания, но, правда, была и радость: рождение моего маленького Филиппа.

В потухших глазах грека на некоторое время зажегся прежний огонь, и его лицо осветилось:

– Сын? У тебя есть сын? О боже, какая радость!

Опершись на балюстраду, Фьора старалась во всех подробностях вспомнить всю свою жизнь с тех пор, как под Нанси рухнуло могущество Карла Смелого, герцога Бургундского.

Когда она закончила, Деметриос не проронил ни слова; казалось, он превратился в каменное изваяние и походил на одного из древних мудрецов. Он вдруг показался ей таким далеким, что Фьора испугалась, наклонилась к нему и стала его изо всей силы трясти за рукав:

– Деметриос! Ты слышал, что я рассказала?

Он ничего не ответил, и его глаза по-прежнему смотрели вдаль, сквозь толстые стены Санта-Мария-дель-Фьоре.

– Да… Знаешь, Фьора, я не думаю, что твой супруг мертв…

Сердце молодой женщины почти перестало биться, горло сжалось, во рту пересохло:

– Что ты сказал?

По его телу прошла сильная дрожь и вывела его из состояния транса, в которое он незаметно впал. Он посмотрел на нее и слабо улыбнулся:

– Ты считаешь, что я сошел с ума?

– Нет. Я знаю, что ты можешь увидеть будущее, но, Деметриос, на этот раз ты ошибся! Филипп взошел на эшафот на глазах всего города, на тот же самый эшафот, на котором погибли мои отец и мать. Матье де Прам знал, о чем говорил, когда рассказывал мне о казни.

– Конечно, я видел поднятый меч… но я не видел крови.

С искренней печалью Фьора подумала, что Деметриос на самом деле очень постарел и что его такой еще недавно блестящий ум одряхлел так же, как и тело. Все это опасное прошлое, конечно, безвозвратно умерло, каким бы оно ни было полным жизни и страсти. Оно умерло вместе с Филиппом!

Бронзовый голос колокола все еще гремел над городом, были слышны крики, стук копыт, а затем огромный собор наполнился топотом солдатских сапог. Раздался голос, который заставил Фьору подбежать к балюстраде, а после нее и Деметриос медленно подошел и посмотрел вниз.

– Откройте, монсеньор! Это я, Савальо! Тебе больше нечего бояться: город в твоей власти!

Это и вправду был капитан гвардии Лоренцо во главе роты солдат, на доспехах которых была выбита красная лилия. Собор стал постепенно наполняться народом.

Бронзовая дверь открылась. При появлении Лоренцо Великолепного раздался вопль радости, от которого закачались бронзовые светильники. Под неожиданным напором толпы несколько стражников оказались отброшенными, тогда Савальо вынужден был прибегнуть к помощи копейщиков, чтобы спасти своего хозяина от смерти в жарких объятиях признательных горожан.

– Назад! – приказал он. – Все назад, или я применю оружие! Если вы не подчинитесь, значит, среди вас еще остались заговорщики. Тогда берегитесь!