Человек с топором - Юрий Никитин

Он упал, катался в аду, его трясли, били, а когда очнулся, над ним нависало перекошенное лицо Олега. Зеленые глаза волхва стали белыми от ужаса.

– Мрак, что с тобой? Что ты увидел?.. Мрак, вспомни про Ирму!.. Ирма, Ирма ждет!

В черноте, что гасила сознание, вспыхивали искорки, все меньше и меньше. Угасали, как становился все тише голос, что выкрикивал что-то непонятное и ненужное. Мрак умирал и знал, что умирает, последним звуком оставалось это «Ирма», «Ирма ждет», он чувствовал странную боль и одновременно раздражение, что ему умереть не дают, а по щекам били, за плечи трясли, из черноты наконец выступило восково-бледное лицо волхва, красные волосы горели, как закат солнца на полнеба, а зеленые глаза впивались, как боевые лазеры.

– Мрак, – повторял Олег настойчиво. – Ты обязан вернуться!.. Там Ирма – слабый птенчик, понял? Слабый, совсем слабый! Ни крыльев, ни лап…

Мрак застонал, пошевелился. Таргитай сидел за столом, руки его бессильно лежали на столешнице. Синие глаза смотрели на них почти равнодушно. Нет, со слабой симпатией.

Олег встряхнул еще раз, поднял и, придерживая за плечи, усадил за стол. Таргитай замедленными движениями взял в руки толстую зажаренную ляжку кабана. У Олега мелькнуло в памяти, что вроде бы одну ляжку сразу сожрал Мрак, вторую… да, вторую тоже успел Мрак, пока он грыз ребра, так откуда третья… впрочем, какие пустяки лезут в голову, ведь это, может быть, совсем и не ляжка… Конечно, ляжка, но одновременно и не ляжка, ведь каждый видит то, что укладывается в его уровень, так что пусть третья ляжка, а потом четвертая и пятая…

Таргитай лег, закинув руки за голову, веки опустились, но не спал, просто лежал, таким его часто видели и в Лесу, и в разных странствиях, но на этот раз от Таргитая веяло не теплым покоем ласкового теленка, а холодным покоем безучастности.

Мрак покосился в его сторону, Олег молча развел руками.

– Что с ним? – спросил Мрак. – Ладно, не знаешь, вижу. Можешь не отвечать, а то такую ученую ахинею разведешь…

Олег сказал хрипло:

– Мрак… я знаю и… не знаю! Не знаю… уже жалею, что высунулся… увидел, узрел то, что может вынести только Таргитай! А у меня душа не просто в пятках. Я теперь каждую секунду умираю… по нескольку раз за секунду. Сколько раз увижу или вспомню, столько раз и умираю…

– А ты не вспоминай, – посоветовал Мрак. И добавил ехидно: – Про белого медведя.

– Вселенная – не для нас, – прошептал Олег. – Для нас – планета Земля. Может быть, Солнечная система. Хотя и она страшновата, если попытаться ее представить.

Мрак смотрел с жалостью. Повертел пальцем возле виска:

– У тебя здесь как? Как у Чайковского…. тьфу, Чацкого?.. Народец ни фига не поймет и не почуйствует. Приедут в космопорт в автобусе, войдут в космический корабль, там в картишки, даже в окно не посмотрят… а потом, усталые и довольные, выйдут уже где-нибудь на Сириусе. Там тоже даже не посмотрят на небо, ибо сразу в отель, снова карты, бабы, пьянка… какие тут страхи?.. Большинство – это простые переносчики жизни из прошлого в будущее. А чтобы на самом деле понимали и чувствовали– нужна всего крохотная горстка из нынешних шести миллиардов. И такая же горстка нужна будет из шестидесяти миллиардов. Даже из шестидесяти триллионов, а такое будет, нужна будет только горстка, но горстка всегда наберется!.. Набиралась же в старое пещерное время, когда изобретали каменный топор и смотрели на небо?.. Один придумал колесо, Олег, один!.. Одного достаточно, чтобы потом все начали пользоваться.

Олег слушал сильный мужественный голос, а сам вопреки рассудку вызвал в памяти ту страшную картину, смотрел, смотрел, смотрел, слушал слабеющий голос Мрака, тело все же начало холодеть, но на этот раз не стал выкарабкиваться, уже знал: дремучие инстинкты, которые организм несет из глубин веков… тьфу, миллионолетий, не дадут перестать биться сердцу.

Галактики мчатся со скоростью, близкой к скорости света. Уму не представить, как ни пытайся, эту скорость. Но это этому уму, который принадлежит бактерии по имени Олег… даже в миллиарды раз мельче, чем бактерии, но ежели взглянуть вот так, как он смотрел тогда, у Таргитая, то что это за скорости?.. Для самих галактик – черепашья, даже намного меньше, чем черепашья. Если взять галактику, то за какой срок она проползет расстояние, равное ее длине?.. То-то же…

Он вынырнул в этом мире, рычащий голос Мрака сразу изменился, встревоженный оборотень старается говорить ласково, прервал:

– Мрак, ты лучше вернись к кабанчику.

Мрак опешил:

– Ты это чего?

– Наедайся впрок, – сказал Олег. – Я чувствую, наша дорога здесь еще не закончилась.

Мрак посмотрел в сторону стола. На блюде белели обглоданные и даже раздробленные их крепкими зубами кости.

– Какой же там кабанчик?

– Посмотри лучше, – посоветовал Олег.

Посреди стола на широком блюде возник, истекая сладким соком, огромный зажаренный кабанчик. Ноздрей коснулся одуряющий запах. Коричневая с янтарным корочка просвечивала, под ней просматривалось нежнейшее мясо.

Олег сел рядом с Таргитаем. Тот ощутил его присутствие, веки приподнялись, но головы не повернул. Взгляд синих глаз был безучастен, но там, куда он падал, стена исчезала, а темный космос был абсолютно без звезд.

Возможно, подумал Олег с холодом, даже не космос. А то, что за космосом…

– Тарх, – сказал Олег. Он запнулся, с трудом собрал в кулак все мужество и продолжил: – Тарх, как много прошло времени, безумно много, неизмеримо… Или совсем мало, исчезающе мало, это неважно. Давай просто поговорим. Мы ведь друзья…

– Друзья, – ответил Таргитай.

Голос был ровный, безучастный. Головы не поворачивал, взгляд все так же скользил по стене. Темные участки затягивало, словно смыкалась вода за брошенным камнем.

– Поговорим, – повторил Олег. – Просто так. Поговорим…

Таргитай отвечал вяло, но отвечал, оставалось только правильно строить разговор, информация собирается по крупицам, но все же собирается. Таргитай к тому же говорил коряво, как и всегда, сказывалась бардовость, как теперь бы сказали, метафорический язык и все такое. Олег со своим научным пристрастием к точным формулировкам продирался с трудом, но, когда он сообразил, о чем речь, шерсть дыбом начала подниматься даже на коже из сомкнутых нейтронов.

Если Таргитай прав и если он его чертову поэтичность понял верно, то мир куда страшнее, чем видел даже в самых жутких кошмарах. То, что родилось двенадцать миллиардов лет тому и стремительно развивалось все это время, внезапно заколебалось: а нужно ли, а стоит ли, а не отказаться ли от непротоптанных дорожек, вообще не рисковать, а просто жить, пользоваться тем, что уже есть, а то ведь в неведомом могут быть и неприятности…