Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева

Вот и получила. Как я могла рассчитывать на его помощь? И как я могла позвонить ему так поздно? У человека личная жизнь, он энергичен и напряжен во втором часу ночи, а я тут «это Саша…». Хорошо еще, что не спросил – какая Саша… Ладно. Я привыкла решать всё сама и разводить все свои проблемы и немногочисленные беды своими руками. Вот ведь стоит только на кого-то понадеяться… Все началось с того, что я взяла у него в долг эту несчастную тысячу рублей на прокорм чужих детей. С чего вдруг я тогда это сделала? И зачем ему позвонила сейчас?

Через пятнадцать часов я буду в Москве. Попробую еще раз позвонить Кротову. Если результат будет тот же, пойду, не раздумывая, в банк, сниму нужную сумму и при свидетелях отдам Хисейкину деньги, чтобы он выпустил Ийку… То есть нет, в обратном порядке… И кто будет моими свидетелями? Любая моя подружка, например, Ксюша, плохо разбирающаяся в мужчинах, но кристально честная и порядочная. И пусть Вадик подавится моими деньгами, свалившимися на меня нежданно-негаданно, словно для того, чтобы я могла с чистым сердцем послать Хисейкина к чертям собачьим и еще дальше. Чтобы я могла освободить Ийку из тюрьмы, даже если она оказалась там не просто так… Даже если…

Почему-то я с трудом могла себе представить Ийку, тайком прячущую где-то Маринино кольцо. Но что я, собственно, знала о своей дочке? Кроме того, что ее очень легко обмануть и обидеть…

Главное, холодно и правильно вести себя с Хисейкиным. Чтобы он удовольствовался деньгами, оставил сумасшедшую идею о квартире моих родителей. Стариков моих нельзя не только трогать, их нужно до последнего оберегать от таких новостей. А как сделать так, чтобы он отвязался? Может быть, надо, чтобы он думал, будто я действительно продаю или закладываю квартиру, только свою, не родительскую – заложить проще и быстрее, кстати… А не принести ли ему какую-нибудь поддельную закладную? Пойти в компанию, где можно заложить квартиру, взять там бланк… Идея эта увлекла меня настолько, что к пяти часам утра я составила отличный план. Теперь очень важно – не отвлекаться на глупости, не расслабляться и не надеяться на помощь посторонних мужчин.

Я уснула очень ненадолго, часа на два, и проснулась с полным ощущением того, что опоздала на самолет. Это было не просто ощущение – перед тем, как проснуться, я видела во сне свой самолет, взлетающий в небо, и в том самолете отчаянно кричала и плакала Ийка, пытаясь всеми силами мне что-то сказать через иллюминатор.

На самом деле проснулась я на час раньше, чем было нужно, сразу встала, нервничая так, что, спустившись в ресторан, не смогла ни съесть ничего, ни толком выпить даже чашку кофе.

Я заглянула к Лео, чтобы уточнить насчет такси. Но его за стойкой не было. Видимо, ушел, наконец, домой, отдыхать. Я последний раз прогулялась по набережной, глядя на совершенно неподвижное и гладкое с утра море. Наверно, всем надо жить у моря. Не случайно люди так рвутся к морю. Невозможно думать о суете, глядя на море. Я бросила монетку, как всегда делала в детстве, и теперь мы так делаем с Ийкой, если получается выбраться на Черное море… Хотя почему-то мне казалось, что на Мальту я больше никогда не вернусь.

– Александра! – услышала я сзади голос Лео, когда входила в свой номер. – Это совсем не положено, но… – Он протянул мне цветы, несколько длинных веток с розовато-белыми цветами.

– Почему не положено, Лео? – переспросила я, не уверенная, что правильно поняла его.

– Помогать гостям можно, дружить с ними – не полагается, – точно ответил Лео на мой вопрос.

– Вы дружили со мной не как служащий гостиницы, а как студент философского факультета, договорились?

– О, да… – ответил Лео, глядя на меня тем взглядом, который обязательно нужен хотя бы изредка каждой женщине – он дороже объятий и слов.

Глава 11

– Успокойтесь и возьмите себя в руки, – сказала Эмма. – Все обойдется. Публика ведь не за тем идет в театр, чтобы понимать.

Мой самолет вылетел вовремя, летел ровно, спокойно, в воздушные ямы и в турбулентность не попадал, над Москвой пять раз перед посадкой не кружил, шасси выпустил с первого раза и приземлился минута в минуту по расписанию в Шереметьево-II. Я быстро получила свой чемодан, добралась на электропоезде до «Белорусской», на метро до «Щукинской» и уже через два часа после посадки садилась на маршрутку, чтобы ехать от метро «Щукинская» домой.

В Москве было пасмурно. Ветер нервно гнал по небу рваные облака, у горизонта плотной темно-серой массой сгущались дождевые тучи, и пока я стояла и ждала маршрутку, на меня раз или два капнули большие холодные капли.

Я несколько раз вынимала телефон и клала его обратно. Все хотела позвонить Ийке – вдруг… Но понимала, что надеяться на чудо не стоит. Надо спокойно доехать до дома, принять душ, выпить чаю и начинать действовать так, как я решила. Идти к ближайшему банкомату, узнавать, действительно ли у меня есть деньги, потом ехать в банк, затем уже звонить Хисейкину, выяснять, где точно находится Ийка, ехать туда, договариваться с Ксюшей, встречаться с Хисейкиным, если понадобится, искать адвоката… У меня в блокноте было по пунктам все написано, и в дороге, когда от мыслей снова перехватывало дыхание и становилось тошно и плохо, я повторяла эти пункты про себя. Я обязательно справлюсь, обязательно… У меня есть силы, у меня теперь есть даже деньги, наверное, есть…

Маршрутка, на которую я села, долго-долго стояла – водитель все ждал, когда она заполнится. На мой небольшой чемодан он покосился, но ничего не сказал. А я все сидела и сидела, слушая, как сильно и неровно бьется мое сердце, и наблюдая за светофором впереди: красный… все еще красный… зеленый… все вокруг поехали… а мы стоим… желтый… красный… очень долго красный… зеленый… но не для нас… В конце концов я не выдержала, вышла из маршрутки и поймала машину.

Мы только проехали мост, как двигатель у старой «девятки» стал плеваться и чихать. Машина встала. Водитель, чертыхаясь, вылез и открыл капот. Так, приехали… Я тоже вышла из машины, и стала снова голосовать. Остановилась та самая маршрутка, из которой я вылезла, – я узнала черноголового водителя с очень кривым носом на смуглом блестящем лице. Он опять покосился на мой чемодан. А что коситься-то! Ведь сам остановился! Я еще раз заплатила за себя и даже за чемодан, чтобы он успокоился, и села на свободное место, поближе к двери. Что ж такое! Как будто кто-то тормозит меня у самого дома… Словно не хочет, чтобы я что-то узнала… Что-то плохое… Нет… Нет!

Я пыталась остановить собственные мысли, но почему-то нехорошее предчувствие неумолимо заползало в меня, не оставляя надежды. Вот идет по тротуару хромой старик – плохая примета, это точно… Вот я роняю и роняю деньги – то сотню уронила, то пятисотку, то вылетела недотраченная европейская монета, плотная, блестящая… Тоже плохая примета, кажется… И ведь в самолете передо мной сидел совершенно лысый человек – очень плохая примета! А вот и весь транспорт встал впереди… Это уже не примета, а беспросветная пробка. А ведь в начале пути все было так гладко, словно нарочно, чтобы успокоить меня перед тем, как… Да, точно, словно кто-то издевается надо мной…

С большим трудом объехав ремонт дороги, маршрутка наконец доехала до первой остановки в Строгине. Вот еще остановка, и еще кто-то сошел… Наконец и я вышла из машины, не веря, что я почти дома. Осталось дойти до нашего двора, не споткнуться, не потерять по дороге чемодан и не встретить, к примеру, Веру Васильевну, которая скажет, что все плохо, а будет еще хуже. Она, конечно, такого не говорила, но почему-то сейчас мне меньше всего хотелось, чтобы кто-то предсказывал мое будущее.

Предчувствие плохого не отпускало меня и не давало идти спокойно. Я все же споткнулась, переходя трамвайные пути, – сама наступила на ремешок расстегнувшейся босоножки, оторвала его. Пришлось открывать чемодан, доставать мокасины – потому что идти в сваливающейся с ноги босоножке было невозможно. Заодно я достала и куртку, потому что от волнения сначала не заметила, что все люди вокруг меня одеты как следует – в куртки, свитера. Да, точно, в самолете объявляли, кажется, что в Москве шестнадцать градусов… Или тринадцать…

Мысли у меня начали путаться. Зря я все-таки не позвонила Кротову еще раз! Ну пусть бы он опять сказал, что не может со мной говорить… Или вообще не надо было ему звонить, ни тогда, ни раньше, и просить его ни о чем не надо было!..

– Женщина! Вы потеряли что-то! Кричу, кричу вам, а вы бежите… – остановил меня за локоть мужчина и показал назад.

Ну да, закрывая чемодан, я выронила из сумки… ни много ни мало, а мобильный телефон. Какое счастье, что никто не позарился на него! И спасибо честному дядечке…

Пока я спешила к лежащему на тротуаре телефону, он стал звонить. Я была в этом уверена, слышала знакомую мелодию и Ийкин голос, напевающий: «Молода я молода, недогадливая…» Но когда я подбежала к нему, телефон уже молчал. К моему удивлению, на экране ничего не сообщалось о только что поступившем звонке. Значит, показалось… Тем более, что ту мелодию мы ведь поменяли на «Оленя», который бежал по городу осенним днем, бежал по мокрым мертвым листьям в ту страну, где нет ни дождя, ни слякоти, ни слез…