Александр Беляев - Зеев Бар-Селла

Составители каталога уверяют, что письмо адресовано Беляеву… Да разве только письма выставлены на продажу — тут и книжки с дарственными надписями! Вот эта украшает брошюру Циолковского «Стратоплан реактивный» (Калуга, 1932):

«А. Р.

Рекомендую обратить внимание на отзывы.

А вторая (в высшей степени лестная!) — начертана на обложке брошюры «Космические ракетные поезда» (Калуга, 1928):

«Талантливому последователю и пропагандисту великой космической идеи: А. Р. Беляеву

Одну книжку выставляли на аукционе, а другую удалось приобрести в Берлине — с рук. Брошюры самые настоящие — изданы Циолковским на собственные деньги.

И снова вопросы: откуда они взялись? Ведь библиотека Беляева погибла вместе с его архивом в том же 1942 году…

И почему, с 1931 года одаривая Беляева книгами и состоя с ним в переписке, Циолковский, когда возникла нужда связаться с писателем, направляет письмо не ему, а в редакцию журнала «Вокруг света»?

В поисках ответов пришлось обратиться к Татьяне Николаевне Желниной, научной сотруднице калужского Государственного музея истории космонавтики. И сразу наступила ясность: все (а их сотни) гуляющие по аукционам новоявленные письма Циолковского, а также его рукописи, дарственные надписи, чертежи и рисунки — фальшивки. За одним, правда, исключением: письмо Я. И. Перельману от 29 ноября 1931 года — подлинное и украдено из Архива Российской академии наук в Санкт-Петербурге[331].

И самое наглядное доказательство подделки — это подпись:

«Цiолковский».

Потому что расписываться Константин Эдуардович умел — и по старой орфографии, и по новой. И если, по старой привычке, употреблял «и десятиричное» (i), то ставил его там, где надо: и в первом слоге — «Цi», и в последнем — «кiй». А в подделках всегда и только: «Цiолковский». Ну и несчетное количество прочих глупостей… В письмах же — полная бессодержательность: сплошные приветы, призывы, скучные и плоские сентенции…

А Беляеву было не до общих слов: его заботили совершенно конкретный повод и совершенно конкретная проблема — Перельман.

Яков Исидорович остался в памяти многих… «Занимательная математика» и «Занимательная механика» стояли на полке каждого советского школьника, желавшего стать новым Эйнштейном или Колмогоровым.

Причина же успеха этой занимательной науки заключалась в том, что Перельману не приходилось опускаться до уровня своих читателей. Он и его читатели находились на одном уровне — школьного курса. С той лишь разницей, что Перельман эту школьную науку усвоил очень хорошо и, значит, мог подтянуть отстающего ученика. А по образованию этот всероссийский репетитор был лесоводом и лесотехником. Впрочем, по специальности он никогда не работал…

Понятно, что Перельман искренне симпатизировал другим самоучкам. Оттого-то — еще до революции! — стал страстным пропагандистом идей Циолковского. И пропагандистом весьма ревнивым.

В упомянутой рецензии на роман «Прыжок в ничто» Перельман негодовал:

«Поставив себе целью художественное оформление работ Циолковского, А. Беляев проникся его идеями слишком поверхностно и проглядел главную заслугу „патриарха звездоплавания“. Циолковский установил математически, что ракета может получить скорость, значительно превышающую быстроту частиц отбрасываемого ею газового потока»[332]

В результате:

«Автор „Прыжка“ не уяснил себе основы всего ракетного летания. Держа читателей в ложном убеждении, будто ракета неспособна приобрести скорость большую, нежели скорость выбрасываемых ею продуктов сгорания, Беляев вынужден обратиться к такому проблематичному для технического использования источнику, как внутриатомная энергия»[333].

Удивительно — о Циолковском и космических полетах написаны тысячи книг, но ни в одной из них об этой «главной заслуге „патриарха звездоплавания“» мы и слова не отыщем. Мало того, во всех изданиях (с 1923 года) собственной книжки «Межпланетные путешествия» об этом молчит и сам Перельман! Потому что перед нами не математика, не физика и не механика любой степени занимательности, а пирамида: вложил тысячу (1 киловатт) — получил миллион (1 мегаватт).

Тут впору побледнеть и «вечному двигателю»! Тому вечно двигаться мешает сила трения, то есть первый закон Ньютона. А вот ракете летать быстрее собственного двигателя не дает третий закон — действие равно противодействию.

И что самое любопытное: в перельмановских «Межпланетных путешествиях» глава о принципах ракетного движения так и называется: «Третий закон Ньютона»!

Как такое следует понимать? А так: из третьего закона вытекает, что, кроме силы и ее действия, существует количество движения или импульс — произведение величины тела на скорость движения. В современной физике понятие импульса трактуется намного сложнее — в связи с симметрией однородного пространства.

Этот аспект третьего закона физик-затейник, видимо, не вполне понял.

Но связываться с Перельманом никто не хотел, а с такой рецензией издательство на второе издание романа не соглашалось… Так что пришлось Беляеву обращаться к патриарху звездоплавания лично.

Циолковский ответил 5 января 1935-го — через девять дней, то есть, если вычесть срок, затраченный беляевским письмом на путешествие из Ленинграда в Калугу, практически мгновенно:

«Глубокоуважаемый Александр Романович!

Ваш рассказ „Прыжок в ничто“ прочитал и по поводу его могу высказать следующее.

Роман содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне оригинальных и переводных произведений на тему „межпланетных путешествий“, поэтому я буду очень рад появлению 2-го издания. Он еще более распространит интерес к великой задаче 20-го века.

Одни изобретают и вычисляют, другие более доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны!

Если не обращать внимания на странное титулование романа «рассказом», большего и желать нельзя — самая авторитетная (в данном вопросе) инстанция дала добро на второе издание.

Но в Архиве Российской академии наук (Ф. 555. Оп. 4. Д. 91а. Л. 10 об.) хранится еще один набросок[335] (на обороте страницы из черновой рукописи 1935 года «Рельсовый автопоезд»[336]).