Закон и беспорядок. Легендарный профайлер ФБР об изнанке своей профессии - Джон Дуглас

кого-либо из друзей, с которыми он разговаривал. На поле находился сотрудник полиции, но никто не подошел к нему рассказать об услышанном. Одна из девушек якобы сказала матери, другая вспомнила дату проведения игры на поле, но все это случилось уже после ареста Дэмиена. Может ли быть так, что между признанием Джесси и этим рассказом родители из Уэст-Мемфиса еще не научили своих детей, как узнавать время или определять дату по календарю?

Команда защиты Дэмиена Эколса позволила ему вернуться на место. Команда Джейсона Болдуина задержала своего клиента подальше. Насчет обоих вынесенных решений можно догадаться: именно так и случилось, хотя я всегда чувствовал, что оправданные обвиняемые – это заслуга общей эффективности системы уголовного правосудия, и то, что такие обвиняемые в меньшинстве – неплохое тому свидетельство.

В частности, Джейсон производил впечатление такого бесхитростного и прямолинейного парня, что, я думаю, он бы сам себе помог своим выступлением. Позже выяснилось, что он очень хотел дать показания в свою защиту, а также попросить своих адвокатов, чтобы они вызвали свидетелей его алиби. С другой стороны, атмосфера сатанинских ритуалов так сильно подействовала на всех, что один факт обнаружения в его доме одиннадцати черных футболок мог свести на нет все остальные впечатления. Как позже прокомментировал Джейсон: «Все, что имело значение, это то, что Дэмиена считали странным, а у меня нашли черные футболки». Никогда нельзя обвинять защитника в попытке защитить своего клиента.

По общему мнению, Дэмиен не помог себе, давая показания в течение двух дней в свою защиту. Читая расшифровку стенограммы и просматривая фильм с его показаниями, я думаю, что результат этих действий получился неоднозначным. Обвинение определенно указывало на то, что он увлекался оккультизмом, показывая изъятые записные книжки, а это имело разрушительный эффект.

С другой стороны, я думал, что он производит впечатление откровенного и беззащитного, и пытается отвечать на вопросы как можно честнее. Как стратег стороны обвинения, я всегда хотел, чтобы обвиняемые давали показания, поскольку понимал, что опытный прокурор, нажимая нужные кнопки, сможет заставить рассказчика ослабить бдительность и тем самым позволит присяжным рассмотреть истинное лицо обвиняемого.

При обвинении Уэйна Б. Уильямса после убийства детей в Атланте в начале 80-х годов мы сделали именно это. Я советовал Джеку Малларду, чрезвычайно опытному прокурору, как можно ближе узнать Уильямса. Обвиняемый со свойственным ему самодовольством контролировал свое поведение до определенного момента. Со своим типичным протяжным выговором Южной Джорджии Маллард продолжал его высказывания, нарушая личное пространство Уильямса, и настаивал: «Как это происходило, Уэйн? Как вы себя чувствовали, когда обхватили пальцами горло жертвы? Вы запаниковали? Психанули?»

И слабым голосом Уильямс ответил: «Нет», – прежде чем внезапно поймал себя на слове. Он пришел в ярость, указал на меня пальцем и закричал: «Вы изо всех сил стараетесь, чтобы я соответствовал этому профилю ФБР, и я не собираюсь помогать вам в этом!»

Защита взорвалась, когда Уильямс потерял самоконтроль на трибуне и стал разглагольствовать о «головорезах ФБР», а также называть группу обвинения «дураками». Но этот прорыв удался. Впервые присяжные увидели перед собой человека, реально способного на убийство.

Такого рода взрывов никогда не происходило с Дэмиеном Эколсом. Здесь не наблюдалось похожей драмы. Ничто из того, что делало обвинение, не действовало ему на нервы. Казалось, что точки кипения у него просто не существует. Дэмиен отвечал на вопросы с легкой усталостью, как будто он просто дожидался, когда все закончится, и он сможет уйти.

Он сказал, что увлекается скейтбордом, музыкой, фильмами, смотрит телевизор и болтает по телефону. Он начнет читать любую книгу, которая попадется ему в руки. Он признался, что рассказывал Брину Риджу то, о чем свидетельствовал детектив – что у каждого человека есть хорошие и плохие стороны. Он сказал: «Я читал обо всех типах религий, потому что меня всегда интересовало, например, как мы узнаем, что наша религия правильная, как нам понять, что мы не ошибаемся в этом». После изучения католицизма он сосредоточился на культе «викка».

Когда Прайс спросил его мнение о показаниях Дейла Гриффиса, он ответил: «Отчасти это верно, но он не остановился, чтобы различить разные группы. Он просто соединил их всех в одну большую группу и назвал „культами“».

Дэмиен вел себя как обычно, а не защищался по тем вопросам, которые обвинение сочло главными для осуждения. По поводу ножа, найденного в озере, заметил: «У меня такой был, но без черной рукоятки. Рукоятка моего ножа в чехле под камуфляж. Лезвие черное, а не серебряное».

Когда его спросили, читал ли он когда-нибудь книги Алистера Кроули, часто писавшего о черном колдовстве, чье имя записано в его блокноте, Дэмиен ответил: «Нет, но я бы прочел их, если бы увидел [!]».

Что касается того, будет ли убийца получать удовольствие от преступлений, он думал, что, если человек совершает преступление добровольно, ему, наверное, становится хорошо. Дэмиен просто проявлял здравый смысл, а не пытался продемонстрировать особое понимание разума убийцы.

Он также сказал о детективе Ридже: «Если он не получал ответа, то пытался заставить меня вернуться к вопросу и сказать что-нибудь еще».

«Расскажите судье, как вас допрашивали в этот период времени», – проинструктировал его Прайс.

«Во время первых вопросов [исходные стандартные вопросы] они вели себя нормально. Но потом, боже мой! После того, как я пробыл там некоторое время, они начали ругать меня, говоря, что знают, будто это сделал я. Они собирались поджарить мою задницу. С таким же успехом я мог пойти и признаться в тот же миг».

Чуть позже Прайс спросил: «В то время вы просили адвоката?»

«Трижды», – ответил Дэмиен, уточняя, что Ридж «сказал мне, что это не поможет, будет стоить больших денег и, в конце концов, адвокат все равно откажется».

Позже Дэмиен заметил, что не относился к суду слишком серьезно, поскольку не верил, что кто-то сможет доказать, будто он совершил убийство, когда он точно знал, что никого не убивал. Его рассуждения были похожи на более сложный, но столь же наивный образ мыслей Джесси.

После показаний Дэмиена защита попыталась вызвать к трибуне Кристофера Моргана, 20-летнего парня из Мемфиса